Блок первый.
«Джон Аллердайс»Конечно, после ночного инцидента, отмалчиваться было невозможно, и нам представили нового ученика.
Им оказался пир, как я и полагал. Джон Аллердайс. 18 летний худощавый жилистый пацан с выразительными и тонкими чертами лица, ровным, не сходящим светло бронзовым загаром и рыже огненными всклокоченными волосами. Глаза спокойные, если сказать равнодушные, то не ошибешься, какого-то странного цвета: на солнце почти золотистые, а в тени, как горький шоколад – почти черные. В руках он любит крутить газовую Зипповскую зажигалку – с золотым напылением, черненой тонкой гравировкой в виде ловушки снов по центру с двумя выброшенными игровыми кубиками. Он откидывает ловким движением фокусника колпачок, и струйка огня узким вьюнком взвивается в воздух, он смотрит пристальнее и огонь становится ярче – он растет, набирает мощь пожара, и тогда его кожа светится, кажется, что под первым ее слоем течет пламя, играет, переливается, гравирует на руках все солнечные оттенки и глаза, будто раздутые огни, а волосы, словно живые, под дуновением ветра, окрашивается концентрированной хной до самых кончиков… А потом огонь гаснет и свет уходит, даже глаза тускнеют, теряя интерес к происходящему… И характер у него, как огонь. Если смотреть на свечу – он кажется домашним, кротким – он излучает едва ощутимое на кончиках пальцев тепло, и тусклый свет для любителей романтики; если смотреть на костер – он кажется сильным и гневным, запертым и замкнутым в округлом пространстве сухих веток, он жжет и греет, он светит и слепит, но когда сгорает последняя порция дров он смиренно угасает; а когда ты видишь полыхающий в последней агонии лес, смотришь на рвущееся пламя из окон ночного дома, ты видишь всю неукротимую мощь и дикость – он больше не кажется ни домашним, ни теплым, ни смирным – он несет смерть, он и есть смерть…
С момента его появления к нему возник интерес – не потерялся и потом. Девчонки пытались назначить свидание, ребята пригласить на игровой бой, чтобы проверить насколько парень хорош (точнее, насколько хороши они), но без толку – Пир боя не принимал, саркастично отшучиваясь. Правда, Спайк основательно смог его достать своими приколам… Я лично не видел поединка, но Роберто Санспорт, как коллега по стихии, Руж с Рэйем Берсекером и Ником Вотерфолом в один голос объявили, что не встречали ничего подобного, а Пир полный псих, он едва не угробил Спайка и точно угробил бы, если бы не ее вмешательство с Вотерфолом, а потом и Бури с Джин. В результате, Спайк угодил на больничную койку с ожогами с первой по третью степень. С Пиром, наверняка, была проведена разъяснительная беседа (кого-нибудь другого вообще исключили бы из школы!). Но с тех пор к нему и близко никто не подходил…
Да, нелегкий, мрачный, вспыльчивый характер был и у Логана, но то была его сущность (да и смирились с этим недостатком все, потому, что в бою равным ему не было), а вот Пир специально дразнил, играясь на нервах учителей, целенаправленно восстанавливал против себя всех учеников, отгораживаясь, размечая неприкосновенность территории и при любом удобном случае демонстрируя свою неуравновешенную ярость… Была ли это показная лютость или он от чего-то защищал самого себя?.. Я не знал…
читать дальше
Разделяющим отдельным блоком...
«Китти»
- Ну и зачем тебе нужен такой подарок? – Китти сидела на скамейке в парке с пакетиком шоколадных конфет на коленях, методично и ловко доставая из шуршащего пакетика разноцветные драже, - я вот не видела, чтобы ты так интересовался кем-нибудь из учеников, а уж Тамара куда интересней! Такие галлюцинации девчонка выдает – наркоман позавидует!.. А ты всё вокруг него бегаешь… Нет, ты МНЕ ответь – ЗАЧЕМ тебе это надо???
- Значит НАДО, - резюмировал я, не развертывая вокруг частой темы «Джона» часовую дискуссию.
Сквозь голые ветки так отчетливо видно холодное седое небо осени. Листьев почти нет, в воздухе пахнет снегом – мокрым, талым, как весной пахнет пористый влажный снег…
- Ну, ну, смотри, смотри… Как бы тебе самому помощь, «Скорая Помощь», не понадобилась с твоим усердством, - съязвила Китти, но в голосе прозвучала обида, - вот, ей Богу, клянусь, был бы этот пиро какой-нибудь пухлощекой Этель, я ревновать тебя стала!..
Я польщено улыбнулся. «Ревновать тебя стала»… Какая всё же Китти прямолинейная и непосредственная!.. Видимо, результат общения с дикаркой Табитой по прозвищу Бум-Бум сказывается…Раскрасневшиеся на преддекабрьском морозце щечки и алый носик, как у смешного клоуна, который они всё прячет в таком же красном шерстяном шарфе, обмотанным змеей вокруг шеи… Холодно ей, синичке, а сама всё носит тоненькое пальтецо… Глупая…
Я молча обнял ее за плечи и притянул к себе.
Китти убрала ценный пакетик с конфетками, заодно пряча обмороженные руки в карманы.
- Да я серьезно говорю… он точно не в себе…
Я улыбнулся шире, мягче, нежнее, зная какой примиряющий эффект производит по-детски наивная, обезоруживающая улыбка Бобби!
- Да иди ты! – запальчиво огрызнулась Китти, вырываясь, но я знал – Кит меня простила.
- Не волнуйся, Кит, за себя я постоять сумею, - я не дал подняться, мягко опрокидывая ее к себе на колени, внимательно изучая ее большие сердитые глазенки.
И Катрина прилегла на руки, как малышка в колыбельку из рук матери, тонкими узкими пальчиками касаясь подбородка, задумчиво ведя от него к холодным белесым губам…
- Максимум, что ты сможешь организовать – это гололедицу под ноги, - Китти улыбалась, но кружевная тень грусти, как те ветки над головой, не сходила с зеленых глаз.
Я нагнулся и с нежной осторожностью поцеловал ее в горячий носик. Плутовка Китти звонко расхохоталась, оттолкнула, уткнувшись лицом мне в грудь, крепко-крепко обхватив кольцом рук за талию под пальто…
- Иногда и этого достаточно, Кит…
Я притянул ее к себе ближе, понимая, что не смогу согреть, легонько проводя рукой по волосам, чувствуя, как она слабеет, успокаивается в объятиях, смотрит потемневшими глазами сумерек в зарождающийся сон…
И по моему сердцу неторопливо разлилось тепло – медлительно,.. по-осеннему отстраненно.
Приятная картинка в виде...
«Домик Весны»
Я скользил по наклонной, пытаясь хоть чем-нибудь удержать, зацепиться, и не знал, за что зацепиться – огонь и ночные прогулки по нескольку раз в неделю – вот все, что его интересовало. Но я хотел знать о нем ВСЁ… И ночные прогулки заинтересовали меня более всего…
Но только однажды я последовал за ним.
Джонни обыкновенно вышел около 6 вечера, добрался на автобусе до станции метро и спустился под землю. Я поторопился за ним, едва втискиваясь в переполненный вагон в соседнюю дверь. В такой толкучке меня сложно заметить, но и мне уследить за ним тяжеловато. Я старался не спускать глаз, выглядывая из-за плеча своего пожилого соседа, и тот уже начал неприязненно ежится, не понимая, что я могу усмотреть у него подмышкой, а я старался пореже дышать – старикан, видать, не знал о существовании дезодорантов – и держать в прицеле огненную шевелюру Джона. Он стоял недалеко от дверей, со скучающим видом глядя перед собой и, иногда, по головам своих устало-скучающих соседей. Но всякий раз, когда он поворачивался в мою сторону, я стремительно приседал, отдавливая ноги девушке-подростку в красных кроссовках. «Простите» - шептал я, изо всех сил надеясь, что она скоро выйдет, и не поднимет кипишь какого хрена я хожу по ее ногам уже вторую остановку. Мы практически до конца и когда народу поубавилось, – мне пришлось перебраться в другой вагон. И всё ж, если человек едет под вечер в такую даль – не гулять он собрался – он едет с целью. И я ее узнаю…
Жующий жвачку, Джон плюхнулся на сиденье и принялся чиркать зажигалкой, любуясь пляской озорного огонька, на ушах светились серебром небольшие наушники, и он кивал в такт играющей музыке, периодически лопая на глазах пассажиров огромные фиолетовые пузыри. За остановку до высадки, он поднялся с места, метко прилепил жвачку к сидению, и в каком-то диком «па» крутанулся на месте, ухватившись за поручень. Я хихикнул, не сдержав улыбку. Уж больно на стриптиз это походило… И всё бы ничего, но какой-то мужчина средних лет с бурым кейсом поднялся за ним, разворачивая за плечо, и указывая на жвачку. Я напрягся, сворачивая шею так, что скрипнули позвонки. Джон рассмеялся ему в лицо и показал средний палец, отворачиваясь… Только бы мужик не связывался… Но мужик немного подумал и опять дернул Джона… Мы ведь почти приехали… Я забыл об осторожности, метнувшись к стеклу, открывающий вид в соседний вагон… Если Джон дернется, я… Джон развернулся и в поднятой руке я заметил зажигалку… Я бросил отчаянный взгляд в окно – до платформы не больше полминуты езды!.. Под щелчком зажигалки, фыркнул огонек, озарив их лица… Я не заметил, как начал замораживать стекло… я должен был его остановить, если… Пламя стало ярче и мигом сделалось высотой со спичечный коробок, Джон приблизил зажигалку к лицу мужчины, что-то говоря… Стекло начало трещать от холода…
- Не надо, Джон…
И в этот момент салон резко просветлел, впуская белый люминесцентный свет.
Мы прибывали на станцию.
Я отдернул пальцы от стекла, смущенно осознав, что заморозил всё окно – лишь крохотный кружок диаметром с мое лицо оказался нетронутым.
Пассажиры моего вагона молча смотрели и не двигались, даже те, кто собрался выходить.
- Простите… - сконфуженно пробормотал я, краем глаза видя, что Джон оставил ошеломленного мужчину и выпрыгнул из вагона.
Я заторопился, успев с закрытием дверей…
Мы были на окраине города, но Пир продолжил путь, остановив старый «Форд» «Contur», неопределенно махнул рукой в северном направлении, договариваясь с водителем, и после недолгих пререканий, уселся в машину. Мне тоже пришлось спешно ловить тачку и со стеклянными глазами шпиона говорить водителю «Тойоты» «Altezza», что мне надо осторожненько за тем «Фордом» «Contur». Водитель, темноволосый небритый мужчина лет 40 с подозрением посмотрел на меня оценивающим взглядом, но я поспешил его заверить, что для меня это очень важно и что никаких законов парень не нарушил – дело личное, но оттого не менее значимое. Водителю не слишком-то понравилось играться в шпионов, на ночь глядя гоняясь за какой-то белой машиной, но всё же согласился, когда «Форд» скрылся за поворотом. Странное дело, но подумал я о деньгах, стоило отъехать от города километров на 5. Закусочных, автомобильных магазинчиков и бензоколонок становилось меньше, указателей тоже – дорога выровнялась и выпрямилась черным полотном за горизонт. Горели рыжие фонари, но вечер сгущал краски, справа и слева от машины замелькали черные плотно сомкнутые ряды деревьев. По радио играло старое доброе кантри, и водитель с каменным лицом мрачно кивал ему, не вникая в смысл песни. На дороге машин поубавилось и я задергался, поглядывая на часы – более получаса в пути. Куда мы едем?..
- Скажите, здесь есть поблизости какой-нибудь… ну, хотя бы… поселок? – неуверенно спросил я, ощупывая в кармане мятые десятки баксов и несколько бумажек по пятерке каждая, еще десяток монет, вот и весь мой капитал для сегодняшнего пути.
- Поблизости? – равнодушно переспросил водитель, еще обдумывая фразу, - Да есть., кажется «Пунцовый закат» или «Новый закат»… Да, что-то в этом роде, - он утвердительно кивнул, - до него еще километра 2-3 ехать… - ну а что дальше я не знаю… не был я дальше…
- Ааа… - потянул я гласную, думая, что бы еще спросить, но водитель сразу заткнул мне рот своим непререкаемым заявлением:
- А дальше я не поеду. Высажу и как знаешь… У меня сегодня футбол…
Я потупился. Да, неважно звучит. Если «Форд» проедет этот «закат», то моей слежке суждено закончится… Да и возвращаться в город придется только на попутках – денег на обратный путь у меня не было.
Я стал внимательней смотреть на дорогу, чтобы не пропустить указатели.
До сего момента звездное небо стало затягивать жидкими тучками, и я почувствовал, касаясь подушечками пальцев стекла, что похолодало до минусовой. Этой ночью минимум градусов пять будет. Может и снег выпадет… Впрочем, давно пора: двадцатые числа ноября, а его всё нет… Скучаю…
Но волновался я зря. Белый «Форд» свернул точно по указателю «Северное сияние», я едва не хмыкнул водителю «закат, да?!», и на душе улеглась тревога. Ну теперь-то мы на месте!.. Я расплатился с недовольным водилой жеваной кучкой денег, получив от него еще и злобное рычание, что этого и на бензин не хватит, и пешком вошел в городок.
Обычный тихий городок с одной главной улицей, одним супермаркетом, одной парикмахерской, одним банком – здесь все в единственном экземпляре, а домиков не более 3-4 десятков, каждое утро эти «горожане» стоят в жутких пробках, прорываясь на работу в наш город, потому как здесь уже все должности заняты, а зарплата такая, что у нас продавец в гипермаркете получает поболее их бухгалтера. Зато у каждого свой отдельный двух или одно этажный домик с гаражом и собственным садиком… Знаю я такие местечки…
Под ногами хрустел разбросанный зачем-то гравий на асфальте, а мне навстречу в горку выезжал старый белый «Форд». «Горожане» возвращались с работы на машинах, по улицам торопились вышедшие было на прогулку пенсионеры, но, повстречав ледяной порывистый ветер, поспешили убраться по домам. С поднятыми воротами курток и пальто пробегали другие обители «Северного Сияния». Я шел медленно с распахнутым настежь черным пальто, позволяя ветру касаться раскрытых веером пальцев рук. Я ловил колкие льдинки ветра в свои сети, а синие глаза начинали приятно стекленеть от колючей крупы первых снежинок…
Пиру было гаже всего. В легкой, короткой кожаной куртке, он скрючивался под ударами ветра, прятал руки в неглубокие карманы, опускал ниже голову, чтобы ветер не задувал за шиворот, но ему всё равно было холодно…
Он остановился рядом с небольшим, аккуратным кирпичным двухэтажным домом, поначалу напомнивший мне домик весны из сказки про «Снежную Королеву». Яркие, сочные теплые тона заборчика и стен, цвета шоколадного печенья черепица, крохотные окошки в расписных рамах, на крыше флигелек в виде поющего петушка и очень много укрытых под зиму цветов, несколько заботливо подстриженных деревьев и кустарников, грамотно рассаженных по всему пространству сада, вьющийся практически вдоль всего заборчика раскидистый малиновый плющ…
Пир подошел максимально близко, но двухполосную дорогу не решался пересечь. Он стоял на тротуаре, облокотившись всем телом о ствол огромного вяза, и смотрел на дом.
Чего ждал? Точнее кого?..
Минут через 20 к дому припарковался вишневый «Опель» «Omega». Из него вышла стройная светловолосая женщина в узком длинном черном пальто, подошла к воротам и открыла их, встречая прямо за ними беспородного пшеничного пса, очень похожего на помесь хаски и какого-то терьера. Пес весело прыгал у ее ног, пытаясь вовлечь в игру, но она только трепала его по голове и холке, вешая замок на забор…
Я высунулся из-за дерева и посмотрел на Пира. Странно, он не боялся, что его увидят, но и не хотел этого, показавшись из своего укрытия на треть, грустно и светло глядя вслед женщине, пока она, закрыв ворота, не ушла вместе с собакой в дом. Вспыхнули теплые огоньки в прихожей и на кухне… Для Джона, верно, такие ослепительные и чистые, что свет фонарей мерк по сравнению с ними…
Он смотрел, не отрывая глаз, и только помнящая солнце горящая щека терла грубую поверхность остывшего дерева. Пальцы царапали, сдирая ногтями кору вяза, то ли злясь, то ли сожалея… Волосы у виска лохматились, трепались, сбивались, путались прядями,.. а с неба всё падал, не больше морской соли, сухой снег…
Он стоял не более 10 минут, но ближе так и не подошел. Что-то тоненькие, помещающиеся в ладони, вынул из кармана куртки, потер пальцами и медленно, но уверенно, отпустил в снег.
Потом развернулся, поднял ворот и пошел в гору вдоль основной улицы на шоссе.
Манная крупа обернулась настоящим снегопадом, но ветер унялся, стало теплее…
Когда я взволнованно подоспел к вязу, то с трудом смог отыскать в снегу порванную золотую цепочку с прокопченным маленьким крестиком…
"Кое-что о Пире»
Больше Пир никогда не приезжал в тот город, и ночных прогулок не было…
Но я еще возвращался в «Северное Сияние» и выяснил, что ту молодую, женщину, зовут Грейс Аллердайс! Аллердайс – фамилия Джона, это его старшая сестра. Из скудной информации я узнал, что ей 25 лет, что родилась она в «Северном Сиянии», работает, правда, в нашем городе арт-дизайнером в какой-то небольшой фирме, специализирующейся в изготовлении внешней рекламы. Ничего особенного… Но вот ее брат вызывал больше интереса, из разговора с соседями следовало, что он погиб! Более того, его убили… Однако, кто, за что, где похоронили – неизвестно, и, тем не менее, у меня была козырная карта…
А Джон в это время погружался в учебу, отрабатывая управление огненной стихией. Собственно другого занятия он для себя не находил, избегая прогулок по городу, предпочитая проводить время, отдыхая на крыше школы с видом на озелененный городской ландшафт и небольшой парк. В школе он научился не просто выдувать огонь – он научился придавать форму и удерживать ее, он научился создавать движение, динамику каждого своего творения…
И мне довелось увидеть, как он раздувает пламя 10 метровой высотой, формируя ее необузданность в слепящие глаза цветы, раскрытые крылья, я видел даже силуэт и крылатый взмах огромной птицы… феникс?..
Да, он становился мастером, а я учился. Будучи «правителем льда», как меня дразнят Спайк и Шип, я не мог в полной мере управлять им. Да, прекрасно замораживаю пространство, создаю ледяные стены, щиты, кстати, последний такой красавец толщиной сантиметров в 15, зависнув в воздухе, упал с высоты двух метров и разбился на куски, один из которых воткнулся мне в ногу, порвав сосуд… Все перепугались, а кровищи сколько было… Какой-то я всё же НЕспособный!.. В спарринги меня особо не жаловали – партнер я опасный своей бестолковостью, а игровые дуэли под чутким руководством Скотта или Логана, я смотрел со стороны – участвовал лишь один раз… И с кем – с Хавоком – вот свезло мне тогда!.. Это ж ходячая электростанция!.. Короче, меня потом током целый день било, а под ночь еще судороги начались… Джон же не участвовал ни единого раза – с Ксавьера, видать, хватило стычки молодого пиро с Шипом. Но и тренироваться ему надо было. И я был уверен, что его натаскивали… как-то, где-то, тренировали, натаскивали, как собаку перед… ЧЕМ?!...
…Был один приличный козырь. В последний раз навестив «Северное Сияние» я расспросил словоохотливых соседей Аллердайсов о друге Грейс. Почему о друге, не враге? Почему Грейс, не Джона? Я исходил из брошенного в снег крестика – больно подобный жест мне напомнил выплаченный долг, дань, обязательство… Я вполне мог ошибаться, однако интуиция уверяла в правильности поиска… Друзей у Грейс оказалось много – девушка она общительная, в отличие от брата – а парень был один. Почти год. Парень не из местных, заезжал по нескольку раз в неделю. С Джоном не ладил, однако, до открытых стычек не доходило. Часто приезжал с компанией - поговаривали, разбитной был, хамоватый. Потом они с Грейс рассорились, брат ее был крайне недоволен, ругани же никто не слышал, но ухажер к Грейс ездить перестал. А через несколько недель погиб брат девушки… Другой информации выудить не удалось – соседи начинали сердится –усердное копание не могло не вызвать у них подозрений. И мне пришлось убраться из города побыстрее...
Я связал два факта и собрался собрать доступный максимум о парне Грейс. На сайте пропавших людей, я разместил объявление о поиске некого молодого человека по портрету, так заботливо составленным нашей юной художницей Линой – и оставалось лишь ждать отклика…
Через пару деньков мне пришел ответ – молодого человека на портрете предположительно звали Том Берджерс…
Я сразу связался с давшим мне ответ и назначил встречу в одном из баров. Это был приятель Тома – представился он Сайрусом – почти наверняка какой-нибудь ник. Пришлось пожертвовать двадцаткой баксов и заказать ему бесплатную выпивку на вечер в обмен на информацию. И она того стоила!..
После четвертой кружки «Lowenbrau», он неохотно рассказал, что знает и Томми и его дружков. Ребята они, мол, прикольные, без заморочек, тусить по клубам любят, но поправился, скорбно подчеркнув «любили»… Подтвердил, что Томми встречался с Грейс из «Северного Сияния», ничего серьезного с ней не было, он и с другими девками успевал встречаться в это же время. Брат Грейс его люто ненавидел, и они частенько вздорили. Сайрус даже шепнул мне на ухо, что братец ее из ЭТИХ - Иксов. Мол, «реальный», в смысле, «опасный» пацан, а злой пуще цепного пса… Девка через годик забеременела, вроде от Тома даже, а сам Том какую-то заразу подцепил – от кого не говорил, что именно тоже, только бубнил, мол, дело-то дрянь!.. С братом Грейс они повздорили, но разъехались без драк. С Грейс Том не встречался после разрыва шумного. Ну а та, куда-то, подо что-то бросилась, или нет – Сайрус засомневался… Брат пропал… И более Сайрус ничего мне пояснить не смог – он ушел тогда в глубокий запой, очухался на больничной койке через несколько недель, Тома никто не видел… Родители подали в розыск, только по сей день без толку… Хороший мужик был Томми… Но после десятой кружки с Сайрусом говорить стало не о чем – одни жалобы, несвязная речь, злиться на меня начал, и я заспешил покинуть клуб…