***Я не спросил себя «почему?». Была ли это месть конкретно Бобби со стороны рассерженного предательством Джона Аллердайса, была ли это нетерпимость к лидерству самонадеянной Роуг, или я уже очень давно и очень сильно презирал всех «Людей Икс», не отдавая отчет в том, что кропотливо искал повод подставить, ткнуть в несостоятельность их организации – я не знал. Не знал я и чем мое высокомерное упрямство обернется для нас в дальнейшем…
читать дальше
На радиоволне отчаянно страдала Pink с песней «Who Knew», а моя память с невероятной скоростью обрывала листки нашего с Бобби календаря: без жалости, без грусти, без тени сожаления. Всхлипнуть, дрогнуть душой, сжаться сердцем, унять тянущую боль, разозлиться или оскорбиться на его слова о моей жестокости (а что, если он прав?), но я не чувствовал ничего подобного. Театрально старался – без толку. Усталость? Ах если всё можно было списать на нее. Нет. Я смотрел на отражение Бобби в стекле и понимал, что ни одного листа в календаре не осталось. Я не любил сумерки, ночь и промозглый холод осени, но не сегодня… Сегодня я смотрел на дорогу – вперед - дальше, чем могут видеть мои глаза, и уверено различал предстоящий восход на затянутом тучами небе. Он всегда будет, даже, если солнца не видно… Причин для бессонницы совести тоже не оказалось. Так что под мелодичную «Bonny at Morn» я спокойно уснул.
Собственно, спал я всю дорогу до «Albany». Только сны, в отличие от моей уверенности в забытье, будили тревогу и озноб. Возможно, я и впрямь, замерз под покрывалом, и, часто ворочаясь, постанывал сквозь сон… В темноте вспыхивали огни светофоров, ярких встречных фар, тревожа и будя, но машина снова куда-то сворачивала, и они становились реже. Иногда подбрасывало на неровностях дороги, «Lexus» нырял с холма и снова взбирался на него… В тишине, окутавшей салон, приходили сны. Короткие, быстрые, похожие на яркие вспышки встречных фонарей – они выныривали из полночи, затмевая белым светом мир передо мной, и снова растекались грязевой водой по ветровому стеклу. До головокружения стремительно поднимался и катился под высокую гору к горизонту солнечный диск. Пересыпался из кулака в ладонь мелкий морской песок на фоне раскрытого веера закатного солнца. Пламя в очаге рвалось в безудержный пляс – оно, то тянулось ко мне, увиваясь вокруг трепещущем хвостом воздушного змея, то отступало в каменное жерло… Слишком стремительные это были сны, чтобы уловить их смысл или запомнить детали.
Джин всегда говорила, что излишне красочные сны – признак эмоциональной нестабильности и невротичности или начинающийся шизофрении, может и МДП (маниакально-депрессивного психоза) в стадии маниакальности… Хорошая лекция была – после нее мы сутки не спали… Джин…
Меня разбудил Бобби, осторожно потряхивая за плечи.
- Приехали, Джон, вставай - мы на месте, - говорил он негромко, ласково, что я даже испугался, с чего он разделикатничался.
Я открыл глаза – будто и не ложился! Сон не добавил сил и по венам всё так же перетекал тяжелый свинец. Я скривил рот, чувствуя омерзение от поездки, но поднялся и огляделся по сторонам.
Очевидно, как и «Calgary» «Albany» был типичным маленьким городком с небоскребами и высотками в центре, и низенькими двухэтажными картонками-домиками на окраинах. Именно такой пустынный ландшафт мне и бросился в глаза.
По правую сторону, под горку, тянулась цепочка скромных одноэтажных домиков за сеткой рабицы, и некое подобие садиков с выстриженной клоками травой. Однообразие перемешивалось увядающими деревьями между домами, фонарными столбами и одиноко пылящиеся стеклянные автобусные остановки на растрескавшемся асфальте дорожного полотна.
По левую сторону, где остановились мы, под откос в глубокий овраг уходил ковер пожелтевшей травы с мертвыми деревьями и тонул в стелящемся по низине жидком тумане.
А с обеих сторон были припаркованные б/у автомобили. Вообще, как мне показалось, Б/У – это идеальное название, подходящее этому захолустью…
Если это вообще не городок, населенный зомби, вместо людей. Ни лая собак, ни лучинки света из окон – здесь не ощущалось никакого движения.
Меня передернуло от глупых мыслей. Но я так же быстро их отринул, скинул с себя одеяло, и вышел из машины, потягиваясь с хрустом в затекшем позвоночнике.
Прохладно. Я поджал одну ногу, как цапля, балансируя на другой, пока не привык к давно остывшему асфальту. Только сейчас я понял, что всё это время я бегал босым, но совершенно не ощущал этого…
Я зевнул и со скучающим видом посмотрел на небо. Низкое, в серой дымке, обложное, но у солнца сегодня есть шанс…
- Дерьмовый какой-то городок, - вырвалось, непроизвольно озвучив мои рассуждения.
Роуг деловито обошла «Lexus» и неприязненно процедила, тыкая пальцем мне в лицо:
- Закрой рот, а…
Я отмахнулся.
- А не рано мы приехали?.. – засомневался Том, увидев решимость Роуг позвонить в дверь.
- Ты лучше скажи, туда ли мы приехали? Или, может, твои родители и отсюда съехали?.. Ты же с малолетства здесь не была, - на ходу, тараторил Бобби, опасливо поглядывая по сторонам, - так и в чужой дом влезть можно…
- Я тя умоляю, - скептически вздохнула Роуг и ловко перемахнула через низенький заборчик, после чего обернулась и самоуверенно наказала, - не суйтесь, пока я не позову. Всё – будьте, как у меня дома…
Бобби остановился у калитки, покосившись на дверь, куда, не отпуская кнопки, названивала Роуг.
Том вернулся к машине, а я сел в нее. Спешить некуда.
Свет, загоревшийся в гостиной, быстро перекинулся на соседние комнаты, пока не пробудился весь дом. Мы ждали Роуг с приглашением войти, но она всё не возвращалась. Я смотрел на часы – 20 минут прошло. Подозреваю, что родители не сильно рады ее видеть и разговор с ними затягивался. Кстати, это тоже удивительно: Роуг не любит долгие уговоры и компромиссы – если ей что-то нужно, она берет это или, плюнув на всё, с гордостью уходит, но в уговоры не пускается… Родня!.. Я посмотрел на Бобби: а ведь он когда-то утверждал, что его родня будет рада его видеть. О да, я помню, КАК они его любят. Мне понятно, что даже самые близкие начинают бояться друг за друга, когда раскрывается сила мутанта. Но разве это больше не их сын или дочь? Когда он или она перестали ими быть?.. Я покрутил в руках маячок вместо зажигалки – старую добрую навязчивость вряд ли искоренить, но сейчас мне лучше играться с маячком, чем с зажигалкой… Нет, я не поверю – глупости это. Если тебя любят, по настоящему, безусловно, просто так – не предадут и не оставят. Страх не должен быть сильнее привязанности… Бобби согласен с такой позицией. И что же? «Ты и меня-то пристрелишь, глазом не моргнешь»…
Из-за двери высунулась Роуг и помахала нам.
Консенсус достигнут.
Быстро поздоровавшись со всей семьей в составе отца и матери, наша бригада спортсменов в трусах проследовала наверх. Испуганно обняв друг друга, будто к ним пожаловали террористы, проводили нас долгими трагическими взглядами.
- Не очень-то они рады нас видеть, - усмехнулся я, случайно собрав пыль с лестничных перил, но тут же обтер руку об задницу Бобби.
- Ну что?! – вспыхнул он, оборачиваясь с праведным негодованием в глазах.
Я широко безобидно улыбнулся. Бобби не понял подкола и продолжил отсчитывать ступени.
- А чего им радоваться? – усмехнулась Роуг с плохо скрываемой горечью, - мутанты вломились в их дом на рассвете, ничего не объяснив, - Роуг коротко рассмеялась, запрокинув голову, - да еще в трусах!.. Тьфу!.. Зараза…
Она сказала в «их» дом. Впрочем, на месте Роуг я тоже не считал бы этот дом родным…
- В моей комнате теперь живет сестра… Представьте, у меня есть 16 летняя сестра, вроде бы Шерон звать, - хмыкнула Роуг, кривя рот, и указала на правую сторону коридора второго этажа, - так что нам в гостевой придется перекантоваться.
Мы прошли мимо двери с упреждающей табличкой «Не заглядывай, пристрелит!», жирно обведенной черным маркером и забрызганной коричневатыми пятнами с подтеками.
- Ух ты, это что кровь ее жертв?! – хохотнул я, задерживаясь у таблички, чтобы поскрести ногтем.
- А ты загляни и спроси! – ощерилась Роуг, не замедляя шага.
- Да к черту! – усмехнулся я, на всякий случай, нагнувшись и лизнув табличку.
- Меня щас стошнит!!! – перекосив челюсти, высунул язык Бобби.
И впрямь металлом чуть-чуть отдает. Нормальная сестричка у Роуг!.. Видать, это наследственное…
Мы прошли в конец коридора, и Роуг по-хозяйски открыла дверь:
- Дом, милый дом!.. Проходим, располагаемся.
Я вошел последним, до сих пор сплевывая привкус коричневого пятна. А ничего комнатка. Мне понравилось. Кровать с белым покрывалом в разноцветных букетиках полевых цветов, два плетенных кресла с высокой и глубокой спинкой, старый двустворчатый шкаф, две тумбочки с обеих сторон от кровати и на каждой по крохотному торшеру с кремовым абажуром, на стене висели маленькие картины и совершенно очаровательные кухонные зановески из той же ткани, что и покрывало кровати, расходящиеся от центра и любовно подобранные белыми подхватами с кисточками. Чисто и уютно – полная противоположность уличному мраку и помойному хаосу.
- Я сказала матери, чтобы она принесла нам что-нибудь из одежды, - Роуг на правах хозяйки уселась на кровать с ногами, так пристроившись полубоком, что с легкостью можно было лицезреть ее маленькие черные трусики. Знала ли она об этом? Конечно, знала!.. Бобби смущенно потащился к креслу ближе к окну, а зарумянившийся Том присел в кресло напротив кровати, тоже стараясь не смотреть. Ну какие скромники, черт подери!
Я выпрямился и уверено направился к ней. Чем не вызов?!
- Только на шмотки от Валентино или Готье не рассчитывайте. Мужчина в доме у нас один, - Роуг видела мое приближение и напряглась, ее глаза стали злее, - мой папа. Так что надейтесь на халатик и тапки…
Роуг всегда выглядит сердито, она может и сердиться, но я чувствовал, что она примет меня, подвинется.
Через пять минут я в доминантном положении возлежал на кровати, вытянув скрещенные ноги, и пускал воображаемый пар в потолок. На стуле темнел сложенный вчетверо мамин хлопковый халат. Мне одного взгляда понятно, что он мне велик. Бобби, подобрав по себя ноги, в позе лотоса, хохлился в длинном махровом халате персикового цвета. Тому был предложен темно-синий халат. Роуг воспользовалась одеждой сестры, одев черную пижаму в мелкую серую полоску, которая заканчивалась на плечах, оставляя черными рукава, и светло серыми брюками с накладными передними карманами. Роуг лежала поперек кровати, уложив голову мне на грудь, и, слушая спокойное дыхание, рассуждала о том, куда нам ехать из «Albany». Ходили всякие предположения, без явных направлений. В конечном счете, всё сводилось к святой простоте, детской уверенности, что нас спасут. Нас должны найти и спасти. Это непреложное условие для спокойной жизни всех американцев. Придет герой, придет супер герой и спасет. И это при том, что мы сами являемся этими супер героями… Поменьше бы комиксов читали… Пора признаться, что никто не знает где мы… Том уверял, что нужно подождать, никуда не двигаться, и нас обязательно найдут, потому, что будут искать. Бобби говорил, что здесь бессмысленно, нужно двигаться: найти остальных, желательно старших, узнать, кто организовал нападение и немедленно организовать спасательную экспедицию. Тем не менее, ни просто высказывали свои мнения, негласно и единодушно, назначив Роуг лидером, с какой-то рабской радостью передав ей бразды правления над своими жизнями. Роуг не отвечала им. Она и представления не имела, что отвечать. Она не хотела взваливать на себя груз ненужной ответственности. Сомнения, страх, спутанность мыслей и чувств злили ее. Я молча изучал потолок. Маячок забыто белел на подоконнике.
В восемь часов нас позвали к завтраку. За большим столом по случаю накрытой белой скатертью, собралась вся семья, включая и сестру Роуг – Шерон. Типичный завтрак типичного американца который борется за здоровый образ жизни, а на завтрак никак не может отказаться от чашки кофе, жареного бекона, жареной картошки, пончиков, тостов, и прочей низкокалорийной и обезжиренной пищи...
За большим обеденным столом собралась вся семейка Роуг, включая увиденную впервые сестру Роуг – Шерон. Она оказалась мало похожа на Роуг: светловолосая, голубоглазая, длинноносая, абсолютно плоская и жилистая, как восьмидесятилетний пенсионер. Тем не менее, она была похожа на своих родителей этими чертами, просто у Роуг их комбинация оказалась значительно удачней. Оптимальная так сказать, если не считать ее самостоятельную боевую раскраску под скунса челки радикально белым цветом.
Ели мы молча, обстановку искусственно не нагнетая, но отстраненность и неуютность между членами семьи обострялась, заставляя нервничать каждого из них и жевать быстрее, чтобы поскорее выйти из-за стола. Со стороны Шерон я и вовсе чувствовал недовольство. Достаточно агрессивную настроенность: как против внезапно объявившейся сестры, так и против нас в целом. Роуг тоже это чувствовала, но старательно давила в себе желание высказаться, тщательно прожевывая пищу, не делая резких и широких движений в попытках дотянуться до тостов или кофеварки за дополнительной чашкой кофе, и стараясь лишний раз не шарить взглядом по чужим тарелкам. Только звяканье столовых приборов периодически нарушало колючую тишину.
Я улыбался яичнице с выколотым и растекшимся по неглубокой тарелке желтком. И с внутренней радостью готовился к обрыву эмоций.
Кто же психанет первым? Делаю ставочку на…
- Роуг, деточка, скажи, мы можем чем-то помочь вам? – мать перехватила взгляд Роуг, когда та рискнула потянуться к фарфоровому молочнику, чтобы подлить себе в чашку еще порцию молока.
Роуг быстро выхватила молочник, чуть не расплескав, налила молоко и поставила обратно.
- Нет, - ясно и понятно ответила Роуг, хлебнув остывшей кофе.
Почему же, если ей так хотелось уйти, она позволила кофе остыть?
Я перевел взгляд на Бобби. Тот опустил глаза. А, Бобби… Вот оно что, разные они-то разные, да родители всегда для них останутся родителями…
Мать Роуг толкнула под локоть мужа.
- Я всё понимаю, Роуг, но я так же хочу, чтобы ты знала – ты всегда можешь рассчитывать на нашу помощь…
Шерон? Я взглянул тайком на ее заходившие желваки под кожей.
Ну вот вам и зачинщик…
- Да что с вами?!! – вскрикнула Шерон, отбрасывая на тарелку вилку и тупой нож.
Может, ей просто надоело им пилить сухой омлет?
- С какого перепугу мы должны ЕЙ помогать?!! Да мы ЕЕ вообще не знаем!!! – она уже вскочила, едва не сдернув праздничную белую скатерть со стола, и принялась, размахивая руками, тыкать в лицо раскрасневшийся Роуг.
Ее тоже надолго не хватит.
- Прекрати немедленно, Шерон! Роуг – НАША ДОЧЬ и ТВОЯ сестра!!! – смяв в руках салфетку, так же резко поднялась мать, окрикнув Шерон.
- Она мне не сестра – я ее вообще не знаю!!! – провизжала Шерон, протестующе топая ногой.
Ребята смотрели то на нее, то на Роуг, то на мать их обоих.
- Может, она вообще УБИЙЦА или ВОРОВКА!!! Да ты посмотри в ЧЕМ и с КЕМ она сюда заявилась!!! Где она была всё это время, если она ВАША дочь?!! Почему не приезжала… Да она даже не звонила ВАМ!!! Почему?!! Да потому, что ей НАСРАТЬ на ВАС!!! У нее есть эти ее УРОДЫ!!! Такие, как она сама и…
Но отец больше не стал этого терпеть. Я и сам не сразу заметил, как быстро он встал и в два счета оказался перед Шерон. Весьма грубо схватил ее за руку, так что Шерон неподдельно заорала, извиваясь в стальных тисках, и резко выкинул из-за стола, отшвырнув ее на полметра минимум.
Мать испуганно прижав мятую салфетку ко рту, медленно осела на стул.
- Ральф…
- Сейчас же наверх к себе. И чтобы я не видел тебя до ужина, - он не кричал, не повышал голос, но от его тона крови становилось холодно.
- И не увидишь!!! Ты всё равно на работу уходишь!!! – Шерон вихрем взлетела на середину лестницы, и уже оттуда, с безопасного, как ей самой казалось, расстояния перебрехивалсь с отцом.
- Роуг останется здесь столько, сколько она сама решит, а ты… - продолжал отец невозмутимо, но все присутствующие в гостиной кожей чувствовали его глубокую ярость.
- ЧТО??? Ну что я?!! Что ты сделаешь?!!
- А ты идешь в свою комнату и сидишь там до моего прихода. Это понятно?
Шерон даже зубами заскрипела, но бросила через плечо только:
- Я этого так не оставлю… Можете не сомневаться…
Отвернулась и торопливо затопала по ступенькам наверх.
Отец вернулся за стол, коротко добавив для Роуг:
- Не важно, что говорит Шерон. Она не знает тебя, и в этом она права. Зато знаем тебя мы. Оставайся здесь, сколько угодно. Проси о чем нужно – и мы никогда не откажем тебе… Дочь.
Роуг подняла глаза – впервые за всё время пребывания дома. И мне показалось, что она вот-вот бросится к нему на шею, расплачется, вся семейка обнимется… И будут жить они вместе долго и счастливо, а мы, как бродячие артисты будем и дальше колесить в поисках убежища «Людей Икс»… Но Роуг не ответила только:
- Спасибо.
Без «папа».
А он больше не сказал ни слова, лишь кивнув в ответ.
Завтрак продолжился в обыкновенном сонно-утреннем режиме.
И подумал, что моя сестра по характеру чем-то похожа на ее отца… Клещами слов не вытянешь… А следовало бы…
Когда мы вернулись в отведенную нам гостевую на втором этаже, пройдя мимо запертой двери Шерон, табличка с которой валялась перевернутой и сломанной на полу, а за дверью доносились всхлипы, Роуг помрачнела еще больше.
- Ладно. Собирайтесь, мы уезжаем…
- Куда?!! – растерялся Том, приподнимаясь с удобного кресла.
Тяжелое настроение быстро передалось всем.
- Не знаю. В доме мы не останемся… Хватит с меня… - Роуг задумчиво стояла напротив зеркального двухстворчатого шкафа и рассматривала свое отражение так, будто говорила не с нами, а со своим двойником, - Не хочу я так… Не по-человечески всё это… И не надо мне такого… Я… Да не хотела я сюда ехать… Точнее, хотела, давно – не теперь… А теперь уехать хочется… Ничего не изменилось… НИЧЕГО… Только я теперь могу сама сказать «нет»… Даже в этой стране еще много мест, где нас не ждут…
Она внезапно оборвала свой странный монолог и обратилась к нам:
- Собирайтесь…
Должно быть, монолог отца Роуг или самой Роуг на меня повлиял, чтобы я принял решение рассказать о «Nantucket». И я рассказал, что знал.
С одной поправкой – правда не всегда приветствуется. Особенно сказанная с опозданием или ни к месту…
- Ах ты, ублюдок…
Кулак с размаху врезался в челюсть. Да с такой энергией злости, что у меня чуть зубы не вылетели. Голова сжалась, как баскетбольный мяч в стальных тисках, внезапно отяжелела. Я оглох и попятился, но сила удара еще продолжала свое действие и устоять на ногах я смог: в глазах потемнело, все мышцы разом ослабели, как будто перебили позвоночник где-то в шейном отделе, и я шокировано осел на пол. Поднял помутневший взгляд, и Бобби, что-то угрожающе крикнув, бросился ко мне. Звука не было – то громче, то тише до меня доносилось издалека жужжание пчелиного роя. На мое счастье Том оказался проворнее Бобби, опрокинув плетеное кресло, он перепрыгнул через него и грамотно заломил Бобби руки за спину. Я видел, как тот скорчился, задергался в звериных попытках освободиться, но Том вывернул руку сильнее и Бобби, громко вскрикнув, опустился на колени. Мамин халат треснул по швам в районе подмышек. Бой был закончен. Я проморгался. Во рту потеплело, заполнилось горячей слюной, и я сплюнул ее в пол, обжигая распухшую губу.
Ну спасибо вам всем!..
- Совсем рехнулись?!! – тишина лопнула мыльным пузырем, взорвавшись совершенно не испуганным, а разъяренным воплем Роуг, - Или на вас так моя сестра придурошная повлияла?!!
Она подбежала ко мне и попыталась помочь встать.
Силы постепенно возвращались к мышцам, оцепенение спадало. И почувствовав это, я оттолкнул Роуг к стене, самостоятельно поднявшись с упором на шкаф. Голова еще не завершила очередной тошнотворный круг…
- Какого дьявола ты нам не сказал?!! На хер мы потащились сюда, если могли сразу поехать в «Nantucket»?!! – крикливый голос стал хриплым, - Ты слышишь меня или нет?! Отвечай, я к тебе обращаюсь!!! Ты всё назло НАМ делаешь?!! Джон, ЗАЧЕМ ты всё это делаешь?!! Что с тобой такое???
Я молчал и грустно улыбался. Изо рта опять потекла горячая слюна, на этот раз ее было слишком много, и она сочилась сквозь белозубый фильтр на подбородок. Я видел доведенного до крайности Бобби впервые, и с какой-то внутренней медовой сладостью вдруг порадовался этому. Кожа Бобби порозовела, покрылась алыми пятнами на щеках и шее, волосы взъерошились, и глаза сверкали не льдом, а неостывшей сталью вынутого из печи кончика меча.
Я не ответил. Не хотел. И что можно было ответить Бобби, когда он так решил?..
Я не успевал сглатывать и водица, что змеилась с губ, быстро остывала и текла холодными тонкими ручейками по изгибам ключиц на грудь.
- Успокойся, парень, ты что?.. Эй, тише, тише, - отпустив, Том сидел рядом с Бобби на коленях и чуть дрожащими руками гладил его по волосам, - нельзя же так… ну что ты, Бобби…
Но скоро Бобби и сам понял, что погорячился. Глупо. Неоправданно глупо! Не сдержался…
Расстроенный и обозленный он вырвался из ослабших объятий Тома, оставив его сидеть с открытым ртом на полу, и торопливым шагом направился к окну.
Роуг, прислонившись спиной к стене, безмолвно наблюдала окончание конфликта.
- Черт... Черт!!! Да что же это такое, – и Бобби, с досадой на собственную поспешность, резким взмахом руки скинул с подоконника маяк, - Господи Боже!!!
И это будто успокоило его, позволило снять напряжение.
Воцарилась ожидаемая тишина.
Никто не знал что сказать.
Да и стоило ли?
Он смотрел в окошко, опустив голову, показывая лишь поднятые лопатки и ссутулившуюся под распахнутым халатом спину. Солнце уже давно поднялось над горизонтом, разогнав тучи, тихо и улыбчиво окатывая нежными лучами плечи и грудь Бобби.
Том растерянно неспешно встал и бесшумно присел на край кровати, поглядывая то на Бобби, то на Роуг.
Роуг не отвечал ему.
Она вдруг сняла с правой руки перчатку, поискала в карманах пижамы, оттолкнулась от стены и, подойдя вплотную ко мне, без эмоций протянула белый батистовый платочек с вышивкой из веночка розовых и красных полевых цветов.
- Утрись, - она давала платок рукой без перчатки.
Я всмотрелся в ее глаза, пытаясь разглядеть угрозу или желание поддержать, но они оставались пустыми. Ее благородный жест ровным счетом ничего не значил.
Я взял платок из ее рук.
- Если ты не хочешь быть с нами – не будь, - она поймала мои пальцы, притягивая за них к себе, - но подстав больше не будет.
Я понял.
Роуг отпустила руку и преспокойно повернулась к ребятам.
- Думаю, мы всё высказали друг другу и прекрасно друг друга поняли, - на этот раз ее голос не лишился уверенности, как после слов Шерон за столом, - Поехали, и так уже много времени потеряли...
Отец ушел на работу, так и не простившись с дочерью, Шерон мы тоже не увидели, так что перед дверью Роуг обнимала одна только мать. Она долго-долго не отпускала ее, целуя щеки и лоб, плача и всхлипывая на плече с причитаниями «не забывай нас», «навещай нас!», «мы всегда поможем тебе», «мы любим тебя» и прочими розовыми соплями вдруг вспыхнувшей сентиментальности. Роуг оставалась холодна и непреклонна. Она не верила своей матери. Своей семье. Или боялась поверить ей снова… Семьей для нее стала школа «людей Икс». Мы траурно молчаливо стояли, опустив головы, скользя непересекающимися друг с другом растерянными взглядами по комнате. Каждый из нас мечтал, чтобы прощание закончилось побыстрее, и мы, наконец, смогли уехать. Но вот мамаша поняла, что дочурку можно и отпустить из родительского кольца любви плотно зафиксированного на шее, сунула ей в карман пижамных брюк пачку денег «на дорогу», и расплела объятия, перекрестив уже перед самым выходом. Роуг не стала ее благодарить, и мы со скучными лицами вышли за дверь. Щелкнул замок.
- Не нужны мне их деньги, - Роуг вынула из кармана деньги, чтобы бросить их на коврик перед порогом…
- Не двигаться! Руки! Поднимите руки вверх!!!
Я резко вскинул глаза, автоматически выбрасывая вперед руку с открытой зажигалкой. Этот жест давно встал для меня в ранг рефлекторных, и я выполнил внутреннюю команду мозга раньше увиденной картины событий.
И сразу получил решительный ответ на незаданный вопрос. Глухо бахнув откуда-то издалека, прошипев вскользячку узкой стрелой по воздуху, что-то легкое и одновременно тяжелое со страшной силой ударило по левому уху. Я не ощутил боли, лишь огромное давление изнутри прежде, чем окончательно оглохнуть. По лицу брызнули мелкие пятна собственной крови, застыв на холодом на онемевшей щеке. В ухе сильно гудело, и я не чувствовал его. Ошарашено мотая головой, пытаясь сбросить внезапную потерю чувствительности и прессом навалившуюся глухоту, я поднял глаза.
С расстояния четырех-пяти метров в нас целилось двое полицейских. Один из них, полный усатый мужчина где-то под пятьдесят, очевидно рангом повыше рядового патрульного. Неужто сам капитан пожаловал? Двое помоложе, среди которых оказалась женщина, спешили от распахнутой калитки. Перегородив дорогу, веером встали три машины: из них, с упором на капот, держали нас на мушке еще пятеро.
Только спустя несколько секунд я догадался, что толстяк в меня стрелял. Точнее, не в меня, а в деревянную опору рядом. Ее зацепило, разбив в ощетинившуюся заусенцами щепки. Именно они, разорвавшиеся во все стороны, и резанули по уху.
Хороший получился предупреждающий выстрел - ничего не скажешь!..
Из раскрывшейся ладони Роуг выскользнула стопка десяти долларовых купюр, и стукнулась боком об деревянный помост. Роуг попятилась, суетливо покрутила ручку двери. Заперто. Что и требовалось доказать. Это ОНИ вызвали сюда полицию.
- Не двигаться с места, я сказал!!! Руки за голову, чтобы мы видели!!! Живо!!! – громче толстопузый усач, постоянно дергая вверх дулом для острастки.
Но даже после того, как к ним на выручку подоспели еще два ствола, полиция не торопилась приближаться.
Глупые, безмозглые твари, они тявкали, брызгая слюной и пеной, как свора легавых, загнавших слишком крупных зверей, чтобы решиться напасть самостоятельно!..
Наверняка подкрепление уже вызвали…
- Боже мой, - шепнул Том, пятясь назад, пока не уперся спиной в стенку дома.
Однако люди по-прежнему боялись подойти к нам, не то чтобы арестовать. Я бы улыбнулся, но кровь затекала по виткам ушной раковины внутрь уха и мне приходилось чаще трясти головой, да и сама ситуация выглядела весьма критической.
Все заметно нервничали.
Бобби тоже боялся, с ущербным видом жестоко побитого поглядывая на меня, и я почти чуял эти нарастающие волны адреналина: запекшаяся кровь, свежий порох, остывающий металл и теплое паленое дерево под лучами вчерашнего иссушающего солнца. Бобби боялся, а я сердился на его страх. И азарт кружил голову, посильнее разрастающейся боли, сливающейся в один зубодробильный лом от уха до челюсти. Только Роуг ничуть не напряглась, терпеливо выжидая. Чего?..
Том всё быстрее поддавался ужасу оттого, что может случиться, реши полицейские и впрямь нас пристрелить... Чего ждала Роуг?.. Бобби не сдвинется с места и не попытается сбежать, он уже готов заложить руки за загривок и уткнуться мордой в дощатый пол крыльца…
- Руки за головы!!! – трясущийся всеми поджилками, полицейский заорал так, что я увидел его слюни, брызнутые как из цветочного пульвезатора.
Тупые твари!!!
Сердце молотилось взахлеб.
- Ребята, пожалуйста, - Том был готов заплакать.
Топчась на месте, он почти стонал от страха.
- Прошу… не надо…
Роуг кивнула.
Или нам?..
Мне ли?..
Я покосился на Бобби, который медленно распрямил руки, поднимая вверх, так же медленно сложил, и упокоил за шеей.
Что ж, он готов к транспортировке.
Роуг выполнила то же.
Я не был так уверен. Во мне еще играл азарт окруженного, но не пойманного зверя. Их страх придавал мне уверенность. Я ждал момента, прокручивая в пальцах зажигалку – ее я не выпустил даже в момент выстрела.
- На колени!!! Руки за голову!!! – имитируя крайнюю ярость и границу своего великодушного терпения к нам, завопил полицейский, сделав один единственный шаг вперед под растерянные переглядывания коллег, - РУКИ!!! Я считаю до трех!..
В моей руке теплела зажигалка с откинутой крышкой. Я допускал вероятность, что именно она так нервировала толстяка.
Я смотрел на толстяка, и перед глазами становилось светлее. Они, действительно, светлели, когда наливались раскаленным блеском…
С другой стороны, я от наплыва адреналина вперемешку с норадреналином я не потерял способность здраво рассуждать: при всей моей безбашенности, но при таком натяжении нервов, шевельнись я, они с облегчением нашафаршируют свинцом. Стоит ли это того?
Раунд за тобой, толстяк.
- Да выброси ты ее!!! – я не сразу узнал голос Тома, оборачиваясь слишком медленно, как показывает нам кинематограф, иллюстрируя протяжный кошмар главного героя.
Зажигалка начала падение из руки до пола. Но Том слишком перенервничал. Он сорвался с места, бросившись ко мне. И его тело стало самопроизвольно меняться: он начал растворяться, сливаться со стеной, обитой серым сайдингом, как это делает камбала: не части тела - неправильной формы геометрические фигуры, собранные в шахматные соты.
Том быстро покрывался ими, как проказой, утратив контроль над скоординированной и одномоментной сменой цвета. Он протянул руку к моей, из которой уже выпала зажигалка, притронувшись кончиками холодных пальцев. Я видел его раскрытую ладонь и вдруг начавшее падение в стремлении сблизиться тело. Зажигалка с грохотом долгого приглушенного эхо, вслед за которым ударила волна свистящего, крученного вихрем воздуха, разбилась об пол и алюминиевый колпачок отлетел на несколько сантиметров в сторону.
- ТОМ! – крик Бобби последовал, как только зажигалка коснулась пола.
Он подался корпусом, но Роуг громко и предельно жестко рявкнула на него:
- СТОЯТЬ!!!
Том еще стремился вперед, но как-то странно, в падении вдруг резко дернув меня за фаланги пальцев. Но сжать не сумел, упав лицом вниз…
Я отшатнулся, и, следуя какому-то необъяснимому инстинкту, поднял ногу.
Под Томом быстро стали намокать доски, просачиваться алыми бахромчатыми ниточками под пол, и я запоздало понял, что зажигалка не могла удариться с таким грохотом. Красно-бордовое пятно разливалось вширь, перевернутым стаканам томатного сока. Я посмотрел на Бобби. Белее снега, он с большим усилием сдерживал отрывистое дыхание, заставляя себя не шевелиться, но его тело дрожало от боли, а ноги были готовы вот-вот подогнуться. Это был выстрел…
Я перевел мрачный взгляд на полицейских. Я не искал раскаяния или сожаления в их глаза, я не ждал этого от них – я просто считывал реакцию. Я убивал и буду, но пристрелить заранее из страха, из глупости и собственной ничтожности так же сильно напуганного человека – я не видел оправдания. Толстяк, казалось, малость пуганулся, его пистолет задрожал мельче и гаже. Женщина вспыхнула, чуть было не выронила свой, и стала пепельного цвета. Двое молодых мужчин вытаращили глаза от ужаса и прикусили нижнюю губу - вероятно, им еще не приходилось стрелять самим или видеть, как убивают на их глазах… Но это просто миг. Момент, который ушел вместе с двойным щелчком секундной стрелки. Толстяк осмелел, повысив голос, теперь без злости, перейдя на официальный тон.
И Бобби первым опустился на землю, если бы не опустился - упал.
Я последовал его примеру, только закрыв глаза, чтобы увидеть другой мир, известный только мне. Если смотреть на дневной свет с закрытыми глазами, то видишь большое размытое и очень яркое желто-рыжее пятно, если смотришь с закрытыми глазами внутрь дома, то оно становится буро-серым, но я увидел абсолютную черноту, идеальное ничто, посреди которого я искал огонь. Подошел бы любой источник. Вот в доме Роуг что-то готовят две газовые конфорки, вот в доме напротив горит одна, вот кто-то в доме соседнем доме справа закуривает от спички, а в машине полицейских щелкнул разогретой спиралью прикуриватель… Мой… Мы… Я открыл глаза, когда полиция поднималась к нам по ступеням. Ко мне, какая честь, с расстегнутым наручником подошел толстяк и привычным движением ухватил за запястье.
Крепкие, скользкие от влаги страха, давно остывшие жирные сардельки пальцев с коротко стрижеными слоящимися ногтями…
Толстяк с частым ухающим дыханием, тяжело наклонился, упираясь сисястой грудью в пузо, и я смог приподняться на хрустнувших коленях, чтобы шепнуть на ухо:
- Смотри – и скажи Богу, если веруешь, это сделал ты…
***
Она не предполагала такой исход. Она не знала Джона. Она проклинала себя и свою самонадеянность…
Козырек крыши закрывал от ее взгляда часть картины, но ту картину, что она могла видеть на газоне перед домом, заставило содрогнуться и ее сердце сжаться до трусливого кроличьего. У соседнего дома была выбита угловая часть стены, она так и не смогла понять: что-то вырвалось оттуда или ворвалось внутрь дома, но с разорванной в клочья обшивки дома стекала, продолжая гореть, вязкая смолянистая субстанция. Снизу вверх быстро разгорался хрупкий домик, словно склеенный из мягких картинных листов. Ее скромный дворик на 5 соток и часть улицы от соседнего дома справа и слева, превратились в кипящий адский котлован с огненными стенами под два метра высотой, заваленными вовнутрь, подобно кольям, поднятыми перед стенами на охрану крепости. Переливающиеся огнем, головы комет с хвостами, начинающимися от самого навеса, метались по замкнутому в овал пространству, оставляя нетушимый след на траве и асфальте, взрывая и переворачивая вверх тормашками один за другим три автомобиля полицейских и еще пяток, припаркованных к обочине дороги. Беспорядочно палившие полицейские скоро побросали пистолеты, оставив мысли об аресте, и теперь пытались вырваться из огненной ловушки. Но как только кто-нибудь из них подбегал близко к пылающей стене, от нее тут же отделялись длинные языки и пеленали, будто удав обвивает добычу, воспламеняя спиртовым факелом. Будто стая оголодавших адских тварей, они гоняли людей от стене к стене, заставляя прыгать в пекло, чтобы избежать стекающих горящей плазмой разъяренных огненных тварей. Пять человек и все они сгорят заживо! Пять человек и те, что подошли к крыльцу - девять, девять человек окажутся на ее совести… По ее вине…
Она должна что-нибудь сделать, чтобы остановить бойню. Обязана…
И Шерон оттолкнулась от подоконника, спотыкаясь, едва не падая, так быстро, как могла, побежала на первый этаж, промчалась по коридору в комнату отца, не обратив внимание на мать, крикнувшая ей вдогонку: «что ты делаешь, Шерон?!!». Щелкнула замком с той стороны. Подбежала к платяному шкафу и раскрыла его нараспашку. Куртки летние, осенние, одна зимняя – она считала их и методично выкидывала из шкафа на пол. Где? За ними полетели свитеры, водолазки и кофты. Где?! Пока не оголилась бурая картонная стенка шкафа. Прислоненной в угол лежала зачехленная вертикальная двустволка «Элледжи». Отец не был профессионалом – скорее любителем, но с друзьями, по осени выезжал пострелять в перелетных птиц. Шерон рывком выдернула ружье из шкафа, зацепив погремушки пластмассовых вешалок. Две упали на пол. Она наступила, не услышав хруста, бросилась к тумбочке, на бегу падая на колени. Четыре ящика. Она начала с верхнего, вырывая с полозьев, швыряя на пол. Не то, не то! Она искала, раскидывая содержимое во все стороны, переворачивала ящик за ящиком вверх дном, и отпинывала прочь от себя. Не то, не то! Второй, третий. И вся комната оказалась закидана хламом из ящиков. Мать испуганно барабанила в дверь, требуя немедленно ей открыть. Но Шерон слышала только стук в своих ушах. Не опоздать!.. Третий ящик она едва не уронила себе на ногу, но не успела девушка подползти к нему, когда с левой стороны блеснула маленькая металлическая коробочка. Вот она!.. Шерон дрожащими от возбуждения руками принялась торопливо скрести ногтями, стараясь открыть. Ноготь сломался, и из-под него показались бисеринки крови. Шерон выругалась и увидела на полу ножницы, дотянулась, еле вытянувшись кончиками пальцев, и быстро подцепила ими металлическую крышку. Есть! На ладонь высыпался десяток патронов 12 калибра. Встав с колен, она торопливо расстегнула чехол, извлекая из него ружье, и без особых проблем поставила его на предохранитель, взвела курки, открыла затвор и, опустив дуло в пол, загнала в магазин четыре патрона. Горсть остальных она высыпала в карман халата. Уже на ходу взвела и с громким щелчком опустила затвор. Вставила в магазин еще один патрон. Рефлекторно переключила на предохранитель. Теперь она готова. Отец показывал ей, как заряжать оружие и как стрелять из него. И она знала, что ей хватит знаний, чтобы спустить курки. Хватит сил, чтобы их спустить не в алюминиевые банки на заднем дворе…
Не подходя к окну, за которым крики перекрывали взрывы и вой сирен, Шерон отворила дверь, дернула за ручку, и громко хлопнув, выбежала из комнаты.
- Шерон, Боже мой, что ты задумала?!! Зачем тебе ружье??? Шерон!!! – мать бросилась за дочерью, но девушка резким движением вскинутого трехкилограммового ружья, ясно показала, что за ней идти не следует.
- Шерон!!! Не надо!.. Господи, девочка моя!.. Что же ты делаешь…
Придавив пальцем оба курка, она выбрала для прицела середину двери, и открыла ударом ноги, буквально выпав на крыльцо, зацепив тапком высокий порожек. Дверь стукнулась о стену, но Шерон остановила ее вытянутой рукой. Она не собиралась ни кричать, ни предупреждать, она просто сдавила оба курка… Щелк!..
Время растянулось, дав возможность расслышать оглушительную тишину…
Шерон смотрела вперед, стиснув зубы и раскрыв слезящиеся от едкого дыма и копоти глаза, и ничего не видела из-за герметично склеенных двух полосок пленки с залитой водой между ними… Вода была и над головой, стекая струйками, будто поливочный шланг установили под навес, и мартовской капелью с сосулек по краю козырька, и под ногами, отчего ледяной пол стал скользким, при этом неестественно продолжая гореть… Ее сердце опережало любой другой звук… Но ее мозг работал так же медленно, как тикало время вокруг нее. Краем глаза она видела немую сцену с Роуг и Бобби, сидевшим рядом с бездыханным телом Тома и дышащим морозным паром, словно его рот был полон сухого льда, а деревянные столбы, пол под ним и потолок над ним покрылись белой бахромой инея. Неподалеку лежали тела двоих полицейских, один из которых напоминал ледяную скульптуру с отколотой головой, впрочем, ее поблизости не было видно, обугленное тело третьего полицейского выбросило с крыльца…
Но она готова была поклясться, что выстрел не прозвучал… Его не было!!!
Пальцы вслепую нащупали предохранитель…
Она вскинула дуло, под внезапно осознанной тяжестью жалких трех килограммов, отшатнувшись назад к двери…
Ноги повело на мокрой корке льда... Шерон ухватилась за край захлопывающейся двери прежде, чем…
А впереди, стоя босыми ногами в догорающем махровом халате, темная узкая фигура на фоне вздымающегося переливчатыми клубами пламени разъяренно оборотилась к ней оскалившимся лицом. И если бы это было человеческое лицо – она видела создание ада!!! Черного цвета кожа иссохла, покрылась кровяными трещинами с запекшейся кровью, так и не успевшей вытечь из них, местами кожа вздулась, не выдержала и разорвалась запекшимися язвами, где-то оплавилась на нижние слои, образовав шрамы, свалялись мокрыми клочьями опаленные волосы, сквозь щели фосфорно-белых вытекала прозрачная слюна, и довершали картину мутные от безумия, по-кошачьему светящиеся золотом глаза. Подчинившись его слову, пламя взметнулось из-под ног, увиваясь вокруг них к груди многослойной лентой подожженного серпантина, раздуло раскаленными углями платиновые глаза, смахнув слезы с кончиков игл черных ресниц, и будто по полю раскатился беззвучный долгий и пронзительный свист охотника – пламя до последней искорки, опомнившись, разрывая целостность огненной стены и вихрем стирая с лица земли огненных тварей, объединялось в единый пламенный поток, затмивший по своей яркости солнце, и устремилось прямо к дому… К ней!..
С правой стороны промелькнула быстрая тень Бобби, скользившего по дорожке изо льда…
Шерон перевела глаза на цель и послушно сдавила курки. Оба. Они щелкнули почти одновременно. Отдачей лопатки и позвоночник сильнее вдавило в дверь. В руках разливалась слабость и дрожь…
Но в этот раз выстрел последовал, ударив горящего монстра в правое плечо. Невероятно, но она промахнулась, целясь точно в центр грудной клетки…
Промахнулся, опоздав, и Бобби, соскользнув на колени, будто одной из пуль зацепило его. Он так и застыл, опершись на вытянутые руки, словно ребенок, изображающий сидящую собаку…
К ногам упали паленые гильзы, и автоматическое ружье было готово к следующему выстрелу. Шерон уже вскинул его, готовясь стрелять до полного опустошения магазина, но когда подняла голову, поняла, что это лишнее. От удара, парня развернуло, согнуло едва ли не пополам, и бросило на перила, в которые он ухватился одной рукой, чтобы устоять. Он поднял глаза, но теперь они были абсолютно черными, как проколотый и растекшийся зрачок, и футболка быстро намокала ширящимся бурым пятном на груди. Огонь ровно подрагивал у ног, а гигантский вихрь, что еще секунду назад несся на дом, грозя превратить в пепел, растаял в воздухе, словно пустынный мираж…
Реальность! Реальность – вот, что ужаснуло Шерон. Когда она видела адскую топку с высоты второго этажа, когда смотрела на огненного демона – чувство реальности переплеталось с фантазийным кошмаром. Теперь же это был самый обыкновенный человек, в сердце которого всадили две пули 12 калибра…
Шерон стала медленно оседать на пол, бросив перед собой двуствольную «Элледжи». В глазах заблестели слезы…
Джон зашатался, нелепо и инстинктивно прижав ладонь к груди, ухватился свободной рукой покрепче за горящие перила, но они треснули под тяжестью веса, и Джон с безвесной легкостью неслышно рухнул с крыльца на газон в двух метрах от другого тела – тела молодого полицейского, совсем недавно обугленного и так быстро остывшего…
Из девяти человек спаслись двое патрульных…
Прости, Катюшка, я была НЕправа - исправляюсь, выкладывая вторую часть ПОЛНОСТЬЮ!!!!!!!!