Состряпалось...
Странные у меня всё-таки размышления...
читать дальше
Огонь повсюду – огонь везде! Мои глаза видели только его: он рвался, бурей закручиваясь вверх с ладоней поднятых рук, стекал остатками машинного масла с плеч, и клочья одежды липли к телу, не давая пламени угаснуть. Треск огня и вонь собственного горелого мяса рождали панический ужас. И я пытался бежать, сорвать с себя остатки одежды, сбросить, избавить от огня, выдрав его жгучие щупальца вместе с невероятно сильно стягивающей кожей, но пламя бежало за мной, обгоняя страх. Страх - не боль…
Сердце билось короткими, но мощными, рывками, будто старалось поскорее покинуть внезапно обременившее ее тело. Я отчаянно тянул носом и ртом разогретый безвкусный, лишенный всяких запахов, воздух, но не мог им надышаться…
Она была везде, в каждой клетке тела, вгрызаясь до самых костей тысячами зубов, втыкая их под корень и унося обратно с собой шелковые нити ожогов…
Она звала меня вырваться из плена, но руки и ноги упирались во что-то узкое, тесное, тянущееся и непреодолимое... Я бился и она росла с каждым ударом, просто прикосновением, кислотою обливая ладони и колени…
Я не понимал: сплю ли я или это реальность. Я воспринимал только черноту и явственно ощущал потребность и невозможность вздохнуть…
Когда я дергал обугленную футболку и рвал кожу вместе с ней, огонь слетал, как стекает оплавляющаяся с куклы пластмасса, и снова полз за мной раненным зверем, чтобы, коснувшись, с его неистовством взлететь вверх огнями рождественской елки, вгрызться веще пульсирующую сердцевину, и с каждым проникновением игл-клыков, распыляя в труху показавшиеся лучевые кости на которых не затухал алый пепел. Огонь метался вокруг и полосовал непредсказуемыми зигзагами, прогибался и выгибался трехцветной радугой племени, взрывался бенгальскими огнями, вздымался и опускался волнами, так же бестолково и хаотично, как я, пытающийся от него избавиться и, словно рой ос, привлекая еще больше, пока не увидел Их…
Слезы пересохли слезы, огонь опустился марлевой повязкой на грудь, затлев прожигающим сигаретным пеплом, и ужас отступил - я увидел причину. Они рассыпались по пригорку, не зная когда и куда бежать, так и застыв черными шахматными пешками, вылупив глаза…
И что-то надорвалось, порвалось во мне… Огонь выбрал цель, мокро и горячо сочась из шнуровки вен, выдавливаясь из-под кожного покрова, стекая по рукам и ногам кольцами шипящих змеиных тел. Дым и копоть разлетелись в стороны, будто сильный ветреный поток ударил сверху вниз…
Кровь остыла, потеряв кипящий поток внутри себя, сердце замедлило ритм, мышцы сжались, и я загадал: так сильно, как молятся о спасении собственной жизни, так сильно, как желают чужой смерти… Огонь вернется, огонь заменит волосы и кожу, вытеснит кровь, оставит прах от прочности костей – он станет мной, поглотив… Я и сам был готов отдаться ему… Но прежде!.. Только одно желание вдруг стало самым ценным и значимым… ОНИ… ИХ… За НИМИ…
Пальцы коснулись шва. Холодного, почти ледяного, четко и ровно идущего вдоль… Ногти заскреблись, пытаясь проникнуть между его крохотных спаянных выступов ребер… И я был готов закричать, понимая, что глаза открыты, я вижу перед собой ночь, но где-то в промежутках сна продолжаю гореть.
Огонь везде!.. Я и есть ОГОНЬ…
Пальцы, словно по клавишам пианино, бежали вверх, за голову, точно по шву… И я уже не верил, ослепленными вспышками и собственным страхом, внезапно накатившим из той черноты, когда ноготь указательного пальца, подцепил продолговатую плоскую кнопки, втиснувшись в образовавшийся зазор и я одним движением ужаса разорвал темноту на две части…
В глаза ударил дневной свет. На пол рассыпались с металлическим звуком маленькие шарики… Закатились под… Я вскочил, сразу ударившись обо что-то прочное и холодное лбом, и опустился на локти, только теперь осознав, что всё это время лежал…
Лежал я и теперь. Легочные мешки жадно качали воздух, с сипом и свистом выдыхая его обратно. От боли и жара разрывалось всё тело. Надо мной нависал длинный колпак с двумя лампами внутри, закрытые полки ящиков, невысокий свод белого полка из стеклопластика… Периодически подбрасывало и резко качало из стороны в сторону, будто ребенка в люльке нерадивой мамашей. Не в состоянии отдышаться и унять пульсацию в горле, я повернул голову направо и увидел два кресла с кожаной обивкой, жесткими подлокотниками и поднятыми сидениями, заклеенными узкими белыми лентами небольшие окошки, закрытый вещевой ящик на сдвигающийся боковой двери. Машины. Я еду!..
Повернул голову налево, и увидел открытые полки со скатанными и убранными на верхние полки одеяла, различные приборные щитки закрытые щитком из стекла, вещевые ящики с подсветкой, кюветы для мелких вещей, мешки для прокачки воздуха, аппараты для ЭКГ, и прочие мне незнакомые реанимационные наборы… Над головой покачивалась капельница с прозрачными полыми трубками…
- Яй!!! – это всё, что я смог родить в тот момент, выдергивая руки из мешка.
Мешка для транспортировки трупов!!!
Я умер что ли?!!
Машина «Скорой Помощи» начинала увязать в утренней пробке, судя по всему так нечасто образовывающихся в этом заунывном городке. Возможно, впереди какая-нибудь авария… И я, десять-пятнадцать минут спустя, покашливая и сипя продымленными бронхами, с ознобом сидел на каталке, застегнув ноги в черный мешок, лопая одну за другой таблетки анальгетиков всех подряд, особенно налегая на «Пантопон» и «Анальгин» (покопавшись в так неосмотрительно оставленном чемоданчике «Скорой», я отыскал более серьезные обезболивающие в виде морфия и промедола: и сразу сделал тройку из 3 кубиков морфина, к с частью найденного двухпроцентного промедола – 2 кубика и ампулу димедрола), и безрадостно играл с рыжими пристяжными ремнями, то застегивая их на поясе, то отстегивая. Одежда сгорела. То, что я мог видеть – это сошедшую кожу с ног, части живота, часть грудной клетки, немного на плечах, с рук по локоть практически полностью, а там где не сошла, на месте лопнувших пузырей и обрывков эпидермиса, образовались рубцовые ткани - восстановление не спешило. Она просто отвратительно воняла, образовывая струпья из спекшийся крови, вдобавок они болезненно чесались, иногда шелушась пластинками перхоти, и я стряхивал ее на пол. От волос тоже мало чего осталось – пузырчатая черепушка Фредди Крюгера, наверное. Внутри все жгло и стонало от полученных ожогов с первую по третью степени. (Повезло, что не были обожжены глаза и дыхательные пути.) А правую сторону груди венчало два затягивающихся разрывных отверстия, ставших больше похожих на содранную болячку внушительных размеров…
Был бы человеком - давно умер, если не от пули, так от ожогов… Не от них, так от последующего некроза больше части тканей…
Страшно хотелось пить и при этом отвратительно мутило. Язык прилип к лишенному влаги небу и теперь напоминал забытое в топке тлеющее полено… Воздух вырывался с тяжелом глухим свистом…
Мысли не продвигались дальше фразы «но всё-таки я жив», и я не знал, что делать.
События до выстрела Шерон я помнил отчетливо (или это я полагал?), а после всё затуманилось. Меня не интересовало: снесло ли меня, стоило выпустить первую порцию огня - я думал о том, почему они меня оставили перед домом Роуг, а сами умотали. С места преступления, между прочим. Если Шерон меня пристрела, воскреснуть я не мог, значит, был жив, а если так, то как же они, моралисты долбанные, могли оставить меня подыхать?..
Роуг переступит через умирающего, в этом я не сомневался, но Бобби. Это сердобольное дитятко и крыску, которую переехал велосипедист, реанимировать попытается… Как насчет Бобби?.. А как насчет меня?!.. К чертям их всех, меня снова взволновало другое…
Огонь стремился ко мне… КО МНЕ…
Бобби не смог его даже приостановить – лед, не успевая нарастать, таял на лету, превращаясь в пар… Еще немного и от самого Бобби мало чего осталось бы, он оказался просто вынужден постоянно вырабатывать лед элементарно для себя самого, как песчинка, попавшая в глаз, вынуждает работать на слезную железу – это в результате его защитных механизмов всё крыльцо оказалось залито водой…
Тогда стремления огня не могло не быть – я был облит горючим...
Однако в этот раз, горел я не хуже: более того я видел, как он «подбирается» ко мне, словно живой, будто что-то его тянуло…
Может, начинается паранойя?..
Тогда огонь не успел прожарить меня до костей – я остался жив (не должен был! Не должен!!!) . Почему и благодаря чьим усилиям я не знал: не знал я даже, был ли мертв или меня нашли без сознания, но с бьющимся сердцем… В одном я был уверен точно, и молчал прочно: после того, как Том Берджерс и его дружки облили бензином пополам с машинным маслом и подожгли от Зипповской «Smart Aces Sapphire» (с ней в руке меня и нашли Архангел и Мунстар) там, в заброшенном сарае на окраине города, огонь стал вести себя со мной по-другому.
Без тени зазнайства, но «Пиро» - это не искусство управление огнем, это легкий контроль небольшого пламени в виде умения зажечь затухающий костерок или прикурить сигарету на ветру – баловство, уровень детских фокусов… Как и большая часть сил мутантов… «Пир» же после огненного алтаря стал лучшим другом Огня! Я мог творить с ним что угодно без каких-либо дополнительных усилий с моей стороны, будто лепил мягким пластилином… Со временем искусство преодолела сила, но какая!..
Что будет со мной?..
И, кажется, теперь я начал расплачиваться за крепкую дружбу с ним… Мой молчаливый окрик «почему?!!» так и оставался без ответа…
Так или иначе, в городе нельзя было оставаться. Как только я сбегу из «Скорой» до полиции быстро дойдет новость, что зачинщик Армагеддона местного разлива, жив, так что меня сразу пустят в розыск… Тяжело придется… Плюс был в том, что я знал Куда бежать и к Кому. Нет, не в «Нантакет», я собирался в «Вермонт», что так благоприятно расположился трех с половиной часах от «Албании»… Только условия моего пребывания там будут иными, чем разрушившиеся с «Людьми Икс»… Я нагнулся и принялся рыскать по всей машине в поисках запасного комплекта докторской одежки – этот вариант лучше, чем полный хорошо прожаренный голяк, расхаживающий по улицам. И скоро мои поиски увенчались успехом. Полный боекомплект, правда, великоват, но я затянулся потуже, чтобы брюки не потерять, а рубашку просто запахнул….
Дождался очередного светофора и спрыгнул из машины, резким рывком открыв задние дверцы «Скорой». Спрыгнул я практически на капот красной «Mazda Xedos», и молодой водитель ударил по тормозам без того стоявшей машины, инстинктивно вдавившись спиной в кресло. Да, я бы согласился с его истерическим решением: забавно видеть ходячий труп, от пояса завернутый в юбку-простыню с чемоданчиком в руках, который, белозубо улыбаясь, идет к тебе широким уверенным шагом вполне живого бизнесмена. Но меня интересовал не водитель, а то, что он зажал зубами во рту. Бычок ярко раскуренной сигареты. И даже просыпающаяся боль ожогов не могла сравниться с нарастающей ломкой наркомана при виде близости гипнотического огня. Продолжая сканировать бортовую панель голодным взглядом, я обошел машину по правой стороне, уверенный, что водитель не только не тронется с места, но и не сомневающийся, что он даже шелохнется. И постучал обугленными костяшками в стекло водителя, оставив бурый водянистый след:
- Хэй, приятель, стеклышко-то опусти. Разговор к тебе есть… - прохрипел я, тяжело дыша.
Из-под дрогнувших в улыбке черных губ показались белые осколки сомкнутых зубов.
Взглядом я удерживал пепел на его сигарете алым, в конце концов, парень мог бы и отказаться, и тогда мне пришлось бы раздувать огонь из пепла, для его же блага его сговорчивость.
Молодой человек неуверенно опустил окно и сразу отстранился, из глубины салона испугано палясь на меня, словно всерьез опасался, что я просочусь в машину через окошко, будто T-1000 из второго «Терминатора».
- Зажигалки не найдется? – я сам чувствовал фальшь и дрожание в подсевшем от перевозбуждения голосе.
Молодой человек быстро кивнул, и вытащил из бардачка полупрозрачную рыжую зажигалку, заполненную лишь на треть. Ладно, сойдет и такая.
Я с видом робкого и рассеянного пострадавшего просунул раскрытую ладонь в машину.
От руки пахло паленной и мокрой кровянистой кожей.
Парень постарался не измениться в лице, даже дружелюбно улыбнуться и побыстрее передать зажигалку, краем глаза следя за светофором. Но дожидаться я не стал, вырвав ее из трясущейся руки и немедля выбив кремнем бойкий огонек.
Отлично. Это немного успокоило, и почувствовал себя уверенней. И все-таки мне по-прежнему был необходим транспорт…
Светофор переключился на «зеленый».
Глаза поймали его резкое движение к коробке передач.
Вот уж вряд ли!..
Позади раздались протяжные гудки машин.
Но утопить педаль газа парень не успел. Я быстро просунул в окно всю руку, крепко словив его за глотку.
Сигарета упала на сидение между его ног.
- Тише… Не дергайся, а то ненароком сверну.
Парень стиснул руками руль и изо всех сил вдавил педаль газа в пол, машина рывком дернулась вперед, собираясь меня увлечь за собой.
Рука резко ударилась о раму стекла, в суставе хрустнуло, и я разжал пальцы.
И без того трухлявые ткани порвались натянутой парниковой пленкой, лопнули, выпустив на поверхность кривую багровую змейку. Обезболивание не дало мне понять сломана ли рука. В ушах зазвенело от накатившего бешенства, и я обернулся вслед пыльному облаку уезжающей машины, брызнув слюной прокричав:
- А ты никуда не поедешь!!!
И сделав взмах рукой с зажигалкой, выдернул из крохотного огонечка клубящийся огненный шар, метко послав его прямо под днище машины.
Я не перестарался: «Мазда» взвилась в воздух, будто под ней разорвалась взрывчатка, ударилась передним бампером об асфальт, с фонтанирующими искрами битого стекла и скрежета смятой решетки, опрокинулась на крышу, едва не зацепив только что тронувшуюся со светофора «Скорую». Вгрызшийся в брюхо «Мазды» огонь всполохнул ярче, и разорвался слепящим фейерверком, объяв переливающимся пламенем машину целиком.
Пока прохожие с криками и воплями рассыпались по тротуару, ломясь в близлежащие и совсем им ненужные магазинчики, а водители объезжали горящую машину или пытались подать назад, я, неся над головой огонь, как говорящего попугая, подошел к автомобилю первого зазевавшегося водителя, и коротко бросив «вон!», уселся за водительское сидение, проводив разгневанным взглядом Всевышнего хозяина новенькой «Skoda Octavia», торопливо выпрыгнувшего из соседней дверцы. После чего под проигрыш «You Sping Me Round» в исполнении «Dope» я дал полный газ, с визгом покрышек рванувшись вперед, а, проезжая мимо догорающей «Мазды», устроил финальное шоу. Огонь, поднятый в небо от одного движения, воссоединился в колоновидный фонтан метра полтора в обхвате, и, будто серебристой пыльцой, бросающий на дорогу и тротуар слепящие искры, взвихрившись на три-четыре метра, в своем апогее раскрылся огненным пятилепестковым цветком тюльпана… Видела бы меня Лили…