Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Но без окончания... Набросок, примерный схематический план с осветкой наиболее значимых для них событий.

Весна шагала по улицам. Ветер гонял по асфальту пыль. Разделительная полоса ярко сияла новой краской. Почтенные деревья выпускали из серых гнездышек душистых почек молодые клейкие листочки. Разделяющие движение земельные островки посреди дороги зеленели высокими узкими листами тюльпанов только обнаживших еще непрокрашенные головки.
Кира, без зазрения совести и капли уважения к моим ушам, горланила «Южная Ночь» «Зверей».
читать дальше Лимонный «PORSCHE BOXSTER» с поднятой, но уже смененной на летнюю, мягкой складывающей крышей, вибрировал всеми частями салона, и у меня возникло устойчивое чувство, что я отплясываю на танцполе. Высокий, громкий голос Киры напрочь лишенный всякого намека на музыкальный слух, с легкостью титановых клещей раскалывал голову пополам.
Просить сестричку умолкнуть – бесполезно, а вот высадить вполне может. Я очень хорошо помнил, как она выпихнула меня из машины, когда я сделал неудачный комплимент о ее прическе. В 3 часа утра на каком-то пустыре посреди города. И я честно топал целую улицу, пока не вышел на шоссе, и там часа полтора ловил машину, потому как все мое богатство в кредитной карточке, а ушлым водилам наличные подавай.
Сегодня Кира в боевой раскраске амазонки: подведенные углем глазки, две темно-коричневые стрелки, собранные в высокий тугой хвост волосы и на правой руке кожаная перчатка без пальцев. Шумахер! Убийца машин… Интересно, сколько этот «Поршик» у нее протянет – больше полугода у нее никто не живет. А ее полное игнорирование дорожных столбов и неприятие пешеходов на проезжей части доводило меня до необратимых приступов смеха, зато с последующей невротической икотой. Мы «сядем» или разобьемся в хлам… а потом всё равно «сядем»…
Я опустил стекло и выставил навстречу ветру руку. Озорной, в своей необузданной силе и молодости, он ударил холодом, стараясь увлечь за собой. Пришлось напрячь пальцы, чтобы не услышать взхрустывания. Расправив веером, я смог регулировать напор потока, делая его то невыносимо жестким, то ласковым и нежным – вскользь целующим каждый пальчик. От этого в горле становилось дико смешно...
Хорошее настроение - в десяточку по десятибалльной шкале – результат вчерашнего безумного секса с какой-то директоршей рекламного агентства. «Гел-Кросс», «Альтрикс», «Софит Престиж»? Не помню… Стандартно: маркетинговые исследования, выработка рекламной стратегии, медиапланирование, проведение promo, спец акций и прочее в этом роде. А она - красивая, не выползающая из солярия, мадама, блондинистая с длинными ногами, шикарной силиконовой грудью и ботексными губами, небольшой липосакцией, классическим маникюром, педикюром и прочее в этом роде. Стандарт для выставочной салюки. На вид красотка не дороже 500-600 долларовой шлюхи, но по способностям и опыту легко даст фору и элитным дорогим профи. У меня даже остался с этой встречи номерок ее мобильного, но нет, звонить я ей не буду: лучше одноразового секса с одноразовой знакомой быть не может. Да, мне нравятся одноразовые вещи в быту: жвачки, презервативы, салфетки, зубочистки, сексуальные партнеры. Последние изобретательны и импульсивны только по первому разу, потом они теряют вкус, как жвачка, становятся небезопасными, как использованный шприц, начинают тупить, как сломанная во рту зубочистка…
Я высунулся из окна, поднимая вверх руку. Ждавший этого ветер ударил по лицу и я задохнулся. Смеющийся от восторга, со слезящимися глазами, я открывал рот, но не мог сделать не единого вдоха. Будто резвый арабский скакун, бунтуя и играясь, ветер мчал вперед, закручивая в своих воздухоносных потоках: подбрасывая к самым небесам и опрокидывая в дорожную пыль. Но только навсегда останется мятная лазурь неба у того, кто хоть раз прикоснулся к нему вытянутыми пальцами.
Над городом вставало солнце, воспламеняя верхние этажи небоскребов, окрашивая в самые яркие цвета серый ночной город…
- КУПИ! – требовательно топнул ножкой в бежевой сандальке четырехлетний карапуз, указывая пальцем на витрину «Детского Мира».
Обращался он к стройной красавице в хлопковом элегантно приталенном черном костюме с острым воротником, по краю окантованный широкой белой полоской, и также выделенными белыми полосами на карманах. Костюм очень деловой женщины.
- КУПИИИИИИ!!!
Женщина приспустила к нему руку с сумочкой, мимоходом бросая взгляд туда, куда тянулся малыш.
- Нет, Саша, нет – это витрина и с нее ничего не продается, - сухо ответила она, обращаясь уже к продавцу, - покажите мне вон того мехового розового зайчика в белом комбинезончике… Нет, нет, левее!.. Нет!.. Да!.. Дайте посмотреть…
Молоденькая продавщица вздыхала и закатывала глаза, устав подавать игрушки этой красотке с горлопанящим пацаном. У нее их и так 4 штуки: мишки, зайки, даже слоник есть с барабаном, а она всё недовольна – дайте еще!
- Я ХОЧУ!!! – пискнул белобрысый паренек, выдергивая свою лапку из ладони матери и замахиваясь на нее желтой пластмассовой саблей без синих ножен, что болтались у него на поясе.
- А я говорю НЕТ, - ловя наманикюренными пальцами кончик сабли, отрезала брюнетка, щупая круглый животик зайца и, между делом, опять указывая продавцу, - объясните моему сыну, что с витрины НЕ ПРОДАЮТ…
Девушка тут же запламенела на щеках и ушах, но, перегнувшись через прилавок, как можно мягче пояснила буяну:
- Мальчик, ты можешь выбрать себе ЛЮБУЮ игрушку, но из тех, что есть на прилавке, а там…
Но мальчик не желал слушать:
- Тебя не спрашивают, ДУРА! – намеренно скортавил он, хмуря едва заметные бровки-ниточки на переносице, сердито ударив по прилавку саблей.
Продавщица быстро отскочила, чтобы не получить по носу, растерянно-изумлено выпучив глаза, ей вдруг бешено захотелось отшлепать наглеца, но мысль, что работа важнее стычки с очередным покупателем, принудили ее стиснуть зубы. Она перевела сумрачный взгляд на мамашу, в слабой надежде, что та достойно осадит свое горячо любимое чадо.
- Да, правильно, заверните мне вот этого розового зайчика, - ответила ей холодной лучезарной улыбкой мамаша, отдавая с рук затисканного зайца-строителя, после чего, открывая кошелек прошелестеть ноготками кипу бумажек, бросила небрежно-заезженным тоном сыну, - Как ты разговариваешь со взрослыми, Саш… И кто только тебя этому научил… Нельзя так… Это ПЛОХО…
- КУПИ МНЕ ЛОШАДКУ!!!!!!!! – кинув саблю на пол и, потрясая сжатыми в кулачки руками, заорал во всю силу своих маленьких легких паренек.
- Ты уже большой для этой лошадки… - не пытаясь урезонить, потерла она висок, вспоминая всё ли купила, или что-то забыла.
Прекрати, иначе вечером я расскажу отцу о твоем ПЛОХОМ поведении… - не отрываясь от содержимого раздутого кошелька, предупредила мать непререкаемым стальным голосом.
Но вместо того, чтобы испугаться, сразу отказавшись от всех своих требований купить расписанную глазурью рыжую лошадку-качалку, он тоненько засмеялся и, уперев руки в боки, медленно, по-зловещему тихо и очень сурово сфразировал:
- А я расскажу папе, как ты тратишь ЕГО деньги на «Шанелю», «Клема» и всякие платья с туфлями, а мне не хочешь купить ЛОШАДКУ.
И вот здесь мамаша отточенным движением защелкнула душки кошелька, в некоторой растерянности, замешательстве перед довольной финальной частью продавщицей, и в растущей ярости уставилась на самодовольного пацана с пустыми ножнами на перевес. Она смотрела на него так, словно хотела ударить, резко, наотмашь, по губам, крутануть на месте, больно шлепнуть по попе, крикнуть, рявкнуть так, чтобы он заикаться стал…
- Позовите сюда старшего продавца… Или нет, лучше заведующего магазином… Да живее, девушка, не спите на ходу!..
Победитель счастливо улыбнулся, подобрал с пола саблю и плюхнулся на стоящую неподалеку примерочную скамейку…
Он ВСЕГДА добивался желаемого. Даже, если «желаемое» не продавалось.


Весна шагала по улицам. Ветер гонял по асфальту пыль. Разделительная полоса ярко сияла новой краской. Почтенные деревья выпускали из серых гнездышек душистых почек молодые клейкие листочки. Разделяющие движение земельные островки посреди дороги зеленели высокими узкими листами тюльпанов только обнаживших еще непрокрашенные головки.
Кира, без зазрения совести и капли уважения к моим ушам, горланила «Южная Ночь» «Зверей».
читать дальше Лимонный «PORSCHE BOXSTER» с поднятой, но уже смененной на летнюю, мягкой складывающей крышей, вибрировал всеми частями салона, и у меня возникло устойчивое чувство, что я отплясываю на танцполе. Высокий, громкий голос Киры напрочь лишенный всякого намека на музыкальный слух, с легкостью титановых клещей раскалывал голову пополам.
Просить сестричку умолкнуть – бесполезно, а вот высадить вполне может. Я очень хорошо помнил, как она выпихнула меня из машины, когда я сделал неудачный комплимент о ее прическе. В 3 часа утра на каком-то пустыре посреди города. И я честно топал целую улицу, пока не вышел на шоссе, и там часа полтора ловил машину, потому как все мое богатство в кредитной карточке, а ушлым водилам наличные подавай.
Сегодня Кира в боевой раскраске амазонки: подведенные углем глазки, две темно-коричневые стрелки, собранные в высокий тугой хвост волосы и на правой руке кожаная перчатка без пальцев. Шумахер! Убийца машин… Интересно, сколько этот «Поршик» у нее протянет – больше полугода у нее никто не живет. А ее полное игнорирование дорожных столбов и неприятие пешеходов на проезжей части доводило меня до необратимых приступов смеха, зато с последующей невротической икотой. Мы «сядем» или разобьемся в хлам… а потом всё равно «сядем»…
Я опустил стекло и выставил навстречу ветру руку. Озорной, в своей необузданной силе и молодости, он ударил холодом, стараясь увлечь за собой. Пришлось напрячь пальцы, чтобы не услышать взхрустывания. Расправив веером, я смог регулировать напор потока, делая его то невыносимо жестким, то ласковым и нежным – вскользь целующим каждый пальчик. От этого в горле становилось дико смешно...
Хорошее настроение - в десяточку по десятибалльной шкале – результат вчерашнего безумного секса с какой-то директоршей рекламного агентства. «Гел-Кросс», «Альтрикс», «Софит Престиж»? Не помню… Стандартно: маркетинговые исследования, выработка рекламной стратегии, медиапланирование, проведение promo, спец акций и прочее в этом роде. А она - красивая, не выползающая из солярия, мадама, блондинистая с длинными ногами, шикарной силиконовой грудью и ботексными губами, небольшой липосакцией, классическим маникюром, педикюром и прочее в этом роде. Стандарт для выставочной салюки. На вид красотка не дороже 500-600 долларовой шлюхи, но по способностям и опыту легко даст фору и элитным дорогим профи. У меня даже остался с этой встречи номерок ее мобильного, но нет, звонить я ей не буду: лучше одноразового секса с одноразовой знакомой быть не может. Да, мне нравятся одноразовые вещи в быту: жвачки, презервативы, салфетки, зубочистки, сексуальные партнеры. Последние изобретательны и импульсивны только по первому разу, потом они теряют вкус, как жвачка, становятся небезопасными, как использованный шприц, начинают тупить, как сломанная во рту зубочистка…
Я высунулся из окна, поднимая вверх руку. Ждавший этого ветер ударил по лицу и я задохнулся. Смеющийся от восторга, со слезящимися глазами, я открывал рот, но не мог сделать не единого вдоха. Будто резвый арабский скакун, бунтуя и играясь, ветер мчал вперед, закручивая в своих воздухоносных потоках: подбрасывая к самым небесам и опрокидывая в дорожную пыль. Но только навсегда останется мятная лазурь неба у того, кто хоть раз прикоснулся к нему вытянутыми пальцами.
Над городом вставало солнце, воспламеняя верхние этажи небоскребов, окрашивая в самые яркие цвета серый ночной город…
- КУПИ! – требовательно топнул ножкой в бежевой сандальке четырехлетний карапуз, указывая пальцем на витрину «Детского Мира».
Обращался он к стройной красавице в хлопковом элегантно приталенном черном костюме с острым воротником, по краю окантованный широкой белой полоской, и также выделенными белыми полосами на карманах. Костюм очень деловой женщины.
- КУПИИИИИИ!!!
Женщина приспустила к нему руку с сумочкой, мимоходом бросая взгляд туда, куда тянулся малыш.
- Нет, Саша, нет – это витрина и с нее ничего не продается, - сухо ответила она, обращаясь уже к продавцу, - покажите мне вон того мехового розового зайчика в белом комбинезончике… Нет, нет, левее!.. Нет!.. Да!.. Дайте посмотреть…
Молоденькая продавщица вздыхала и закатывала глаза, устав подавать игрушки этой красотке с горлопанящим пацаном. У нее их и так 4 штуки: мишки, зайки, даже слоник есть с барабаном, а она всё недовольна – дайте еще!
- Я ХОЧУ!!! – пискнул белобрысый паренек, выдергивая свою лапку из ладони матери и замахиваясь на нее желтой пластмассовой саблей без синих ножен, что болтались у него на поясе.
- А я говорю НЕТ, - ловя наманикюренными пальцами кончик сабли, отрезала брюнетка, щупая круглый животик зайца и, между делом, опять указывая продавцу, - объясните моему сыну, что с витрины НЕ ПРОДАЮТ…
Девушка тут же запламенела на щеках и ушах, но, перегнувшись через прилавок, как можно мягче пояснила буяну:
- Мальчик, ты можешь выбрать себе ЛЮБУЮ игрушку, но из тех, что есть на прилавке, а там…
Но мальчик не желал слушать:
- Тебя не спрашивают, ДУРА! – намеренно скортавил он, хмуря едва заметные бровки-ниточки на переносице, сердито ударив по прилавку саблей.
Продавщица быстро отскочила, чтобы не получить по носу, растерянно-изумлено выпучив глаза, ей вдруг бешено захотелось отшлепать наглеца, но мысль, что работа важнее стычки с очередным покупателем, принудили ее стиснуть зубы. Она перевела сумрачный взгляд на мамашу, в слабой надежде, что та достойно осадит свое горячо любимое чадо.
- Да, правильно, заверните мне вот этого розового зайчика, - ответила ей холодной лучезарной улыбкой мамаша, отдавая с рук затисканного зайца-строителя, после чего, открывая кошелек прошелестеть ноготками кипу бумажек, бросила небрежно-заезженным тоном сыну, - Как ты разговариваешь со взрослыми, Саш… И кто только тебя этому научил… Нельзя так… Это ПЛОХО…
- КУПИ МНЕ ЛОШАДКУ!!!!!!!! – кинув саблю на пол и, потрясая сжатыми в кулачки руками, заорал во всю силу своих маленьких легких паренек.
- Ты уже большой для этой лошадки… - не пытаясь урезонить, потерла она висок, вспоминая всё ли купила, или что-то забыла.
Прекрати, иначе вечером я расскажу отцу о твоем ПЛОХОМ поведении… - не отрываясь от содержимого раздутого кошелька, предупредила мать непререкаемым стальным голосом.
Но вместо того, чтобы испугаться, сразу отказавшись от всех своих требований купить расписанную глазурью рыжую лошадку-качалку, он тоненько засмеялся и, уперев руки в боки, медленно, по-зловещему тихо и очень сурово сфразировал:
- А я расскажу папе, как ты тратишь ЕГО деньги на «Шанелю», «Клема» и всякие платья с туфлями, а мне не хочешь купить ЛОШАДКУ.
И вот здесь мамаша отточенным движением защелкнула душки кошелька, в некоторой растерянности, замешательстве перед довольной финальной частью продавщицей, и в растущей ярости уставилась на самодовольного пацана с пустыми ножнами на перевес. Она смотрела на него так, словно хотела ударить, резко, наотмашь, по губам, крутануть на месте, больно шлепнуть по попе, крикнуть, рявкнуть так, чтобы он заикаться стал…
- Позовите сюда старшего продавца… Или нет, лучше заведующего магазином… Да живее, девушка, не спите на ходу!..
Победитель счастливо улыбнулся, подобрал с пола саблю и плюхнулся на стоящую неподалеку примерочную скамейку…
Он ВСЕГДА добивался желаемого. Даже, если «желаемое» не продавалось.

@настроение: Ей!
@темы: зарисовки
А задача на сегодня – совет директоров, больше похожий на семейный банкет-фуршет. К тому же, крепли слухи об отставке Павла Олеговича. Вот и Андрей с Романом вернулись со стажировки из Англии, и теперь круги нарезают вокруг кресла президента. Андрюша сладострастно ждал, что отец передаст ему управление компанией сразу же и безо всяких досадных проволочек типа безальтернативного голосования. Папочка непременно проголосует за него, мамочка тоже не бросит на произвол судьбы любимое чадо, Кира, как будущая невеста, и Роман, как настоящий друг – также отдадут свои голоса. Но я не считал, что альтернатив нет. Во-первых, папочка всегда знал о захребетной и транжирной жизни своего разгильдяйского «золотого ребенка», и не спешил доверять дело всей своей жизни; во-вторых, Кира, как моя сестра, и, в-третьих, не следует сбрасывать со счетов еще одну мою сестру Крис. Так что результаты голосования туманны…
Кира выключила магнитолу на подъезде к «Зима-Лето» и обернулась на меня, пренебрежительно отмечая:
- Ну и видок! Как за ноги тащили по асфальту от самого дома… - она поправляла в зеркале прическу.
Я обыкновенно осклабился, но, повернув зеркало к себе, упоительно чмокнул отражение. Раз-два и челка поправлена. Прелесть короткой стрижки.
Кира насупилась, но перебранку не организовала.
Мы вышли из машины и на проходном пункте встретились с Потапкиным. Кира широко улыбнулась, видимо, чтобы охранник сидентифицировал ее по зубам. Я молча кивнул. Потапкин вежливо снял очки и угодливо закивал лысой головой. Большой, круглый и с полным отсутствием как серого, так и белого вещества в черепной коробке… Хотя, требуются ли мозги для цепного пса? Его задача вынюхивать и хватать всё (и всех) подозрительное…
В холле дожевывали булочки с фруктовыми корзинками девушка-палочник Шура и круглик-бублик Пончева. Увидев нас с Кирой, они живо заглотнули оставшиеся булки и чарующе улыбнулись, выдавливая, как мясорубки, из щелей зубов паштет из ягодного желе и теста. Кира изобразила приступ тошноты, надувая щеки и ребром руки импульсивно ударяя по горлу. Я скривил лицо. На каких фермах выращивают таких мутантов, как эти две?..
Мы поднялись на этаж, и Кира удалилась к Жданову старшему здраськаться, а заодно и узнать все ли готово к совещанию. Я плюхнулся на диванчик и с демонстративно скучной физиономией, открыл каталог-журнал Зима-Лето.
Вся одежда от Милко Вулкановича! Шоколадка «Милка» встала поперек горла. Нет, нет, слишком сладко. Милко – симпатичный педик, но чересчур манерный, нервный и по-бабьи склочный. Я опять вспомнил «Милку» и мне страшно захотелось крепкого черного кофе…
Разложив на прилавок-стойку обе свои груди, Мария Тропинкина, не переставая жевать жвачку, трепалась по телефону. И делала она это с такой скорострельностью, что я не мог разобрать ни единого слова – занятно, а понимал ли ее собеседник? Она всегда болтает по телефону, всегда в рабочее время, и всегда по своим личным делам.
- Мария, а кофе мне организуете? – лучисто улыбаясь, осведомился я, выглядывая из-за журнала.
Мария тут же уронила трубку под стойку:
- Простите, Александр Юрьевич?!
- Кофе, Мария, черный кофе, - медленней сфразировал я, смотря на нее с соболезнованием, как на инвалида с детства.
Мария быстро вытянула за шнур трубку, извинилась туда, и официально-тоскливо объявила:
- Простите, Александр Юрьевич, но автомат на этаже сломался… мастера вот ждем… этажом ниже должен быть еще один…
Мне и самому стало грустно от мысли, что придется тащиться вниз и искать где-то там автомат с кофе. Может, за Кирой зайти, но, прежде, чем я успел подняться, из кабинета вынырнула Кира и торопливо бросила:
- Сашуль, прости, Андрюши еще нет. Мы подождем их и сразу начнем, - она показала рукой, что я могу сидеть, где сидел.
- Анрюша, как всегда, проспал? – бессовестно поддернул я, закидывая ногу на ногу.
Но Кира сегодня была не в настрое склочиться:
- Не знаю, Саш…
Ок! Я – монстр, она – святая.
- Ну что ж – тогда я буду внизу – хоть кофе попью, - полюбезничал я, стараясь говорить ровно, чтобы она не поняла мою реакцию на ее деликатный ответ, расплел ноги и встал.
- Хорошо, только долго не засиживайся. Андрей звонил и сказал, что максимум через 40 минут будет, - деловито кивнула Кира и скрылась в кабинете.
Конечно, конечно, как не подождать нашего сладенького Жданчика младшего с его мальчиком-зайчиком Ромашкой. Ох, ах!
Я благоразумно заткнул себе рот апельсиново-мятным леденцом и стал спускаться.
Тамошний зверинец я не знал. Служащие уже с 9 часов шебуршатся. Гигантский покладистый муравейник, где каждый тащит свою соломинку во благо всеобщего дела в лице Павла Олеговича. Все они предельно исполнительны и трудоспособны. Ведь есть шанс, что когда-нибудь кто-нибудь из них выбьется под старости лет в начальники отдела – это и называется карьерный рост – отрастит пузо до колен и будет до самого гроба счастлив, что может трепаться по «Nokia 8800» за штуку баксов, ездить на авто представительского класса, не вставая с дивана смотреть какой-нибудь плазменный «Toshiba 42WP48» и листать слюнявым жирным пальцем каталог «Икея», не в состоянии выбрать, какой лучше «Ektorp bromma» для ног выбрать: красного или белого цвета… Счастье есть!..
В занимательных мыслях на уровне Вселенского счастья для отдельно взятой букашки, я сделал всего шаг и меня чуть не сбил с ног один из этих очумелых рабочих муравьев, проносясь в нескольких сантиметров с кипой бумаг. Но я успел затормозить, а вот он растерял все свои документы. Бедный муравушка…
Не обращая никакого внимания на меня, он охнул и присел собирать с пола листки, в аккуратности складывая друг на друга.
- Любезнейший, а вы не хотите извиниться? – холодно обратился я к нему.
Любезнейший поднял голову. Холенный молодой мужчина лет 26-28 светленький со смешно вздыбленным хохолком-челкой.
- Простите, а за что именно? – он был несколько недоволен таким обращением, хотя удерживался от прямых оскорблений.
- Вы чуть не сбили меня, - я сделал суровое лицо, хмуря брови.
- А вы сбили…, - обиделся служащий, понуро выдергивая из-под моей ноги очередной листок.
- Если вы говорите про эти бумаги на полу, то вы их сами выронили, потому что неслись сломя голову, а меня отвлекли от кофе, за коим я сюда и спустился, - четко разложил по полочкам ситуацию я, отдавая должности храбрости муравья.
Мужчина тягостно вздохнул, поднял последний лист, протерев коленками четверть холла на этом этаже, и выпрямился.
Он оказался ниже меня ростом и плотнее по телосложению, хотя и толстячком его назвать было нельзя – крепенький такой… А розоватые губы-то пухленькие, влажные, слегка приоткрытые и чуть поблескивающие при люминесцентном освещении…
- Тогда простите меня, виноват, - он сказал вежливо, с неохотой, по принуждению правил этикета.
Я улыбнулся. Мне понравился этот забавный человечек с пухлой папкой и разобиженными розовыми щечками.
- Александр Юрьевич Воропаев, - синтонировав, я протянул ему руку в знак мира и нового знакомства.
Человечек едва опять папку не потерял, повеселив меня во второй раз.
Он густо-густо покраснел, подтянул повыше галстук, и, еще недоуменно, протянул свою лапку ладонью вверх, позволив мне пожать ее крепко и в доминантной позиции. Теплые, нежные пальцы с аккуратно подравненными ногтями… как у всех музыкантов, танцоров, актеров…
- Ветров Ярослав Борисович – финансовый директор Зима-Лето, - не выпуская руки своей руки из моей отрапортовал он.
Неплохо!.. Не подумал бы.
Я внутренне посмеивался, чувствуя, что не злюсь на него, и кофе мне совсем не хочется…
Прохладный и немного древесно-пряный аромат «Mexx man Perspective».
Что ж, нравится подобный выбор.
А Ярослав Борисович уже менял тактику общения со мной.
- Простите, что отвлек вас от завтрака, но здесь он не очень – разбавленный, прошу прощения, как помои какие-то! Если вы желаете настоящий кофе, то у меня есть и молотый «Arcaffe. Mokacrema» и «Bristot. Buongusto», и быстрая кофеварка, - потеплел он во фразах, губа наполнились кровью, как будто бы он уже пил кофе, и теперь ожидали только моего согласия.
Но глаза при этом опускает.
Я чувствовал – в нем есть что-то. Маленький секрет, но значительно увесистый, с каким-нибудь сложным шведско-финлядским сувальдным замочком наподобие SL – 900. Ложные пазы – чтоб не взломали отмычками, по два листа каленой стали в 4 миллиметра снаружи и внутри – чтоб не рассверлили, и великолепные один миллион комбинаций. Он хранит презабавнейший секретик, о котором его обладатель не скажет, не проговорится ненароком, не улыбнется постороннему… К которому сложно, но возможно, подобрать оригинальный с особой фрезеровкой маленький ключик...
- Отлично. Я «за», - с готовностью подытожил я.
Там и познакомимся.
«Щелк!»
Я подбираю ключи.
Я сидел в кресле и вдыхал густой терпкий аромат, через седое облачко смотря на Ярослава. Смотрел прямо, может, чуть надменно, в глаза. Ярослав нелепо улыбался, неуверенно перекрещивался со мной взглядом, не понимая его, но пытливо интересуясь таким вниманием потенциального начальства, и пугаясь его одновременно.
Рядом с моей рукой лежала еще и плитка распакованного мной горького «Lindt» с начинкой из груши и миндаля.
Кабинет небольшой, зато педантично прибранный, а на столе рамочки с фотографиями детей. Дети?!! Нет, дети – это уже перебор. И жена есть?..
- Хорошие детишки, - я старался обаятельно улыбаться, держа участливый тон, - милые…
- Да, это Поли и Тим, - обрадовано закивал образцовый папаша, тыкая пальцем в стеклышко рамки.
Но мне нужно было, чтобы он рассказал про свою жену.
- Да, милые… А где же их мама?..
Ярослав уклончиво пожал плечами, чувствуя, что попал в щекотливую ситуацию, но уйти от прямого вопроса сложно.
- Дома…
Я уточняющее поднял бровь, додавливая пронзительным взглядом ответ.
- Мы в разводе, - поддался Ярослав угрюмо.
Ок. Но такой настрой никуда не годится – надо бы его переключить. Отвлечь.
Я бегло осмотрел кабинет, в поисках чего-нибудь более занятного, чем хлюпы над застарелыми душевными ранами.
В углу стояли клюшки для гольфа в бело-синем чехольчике.
Вот!
- Я вижу, вы увлекаетесь гольфом? – отхлебывая из чашки и обмакивая кончик отломленного куска шоколада прямо в кофе, осведомился я.
Самый небрежный и скучающий тон.
Ярослав утвердительно кивнул, и я приметил в его глазах едва скрываемый интерес.
В дверях нарисовалась Кира. Я почувствовал ее по запаху цветочно-шипровой «Passion Dance». Как она меня всегда находит?!.. Да еще всегда некстати…
Разговор надо было сворачивать, но деликатно и с вкусной приманкой на будущее.
- Отлично, я тоже играю. И, прошу заметить весьма недурно, ну а клубная карточка в «Le Meridian Moscow Country Club» позволяет мне там бывать сколь угодно… и когда угодно… Захотите присоединиться – буду только рад.
Ярослав перевел взгляд с меня на Киру, и промолчал. Вход в такой клуб может обеспечить завязывание новых перспективных связей. Но соглашаться, да еще и открыто, на такой вариант с человеком, которого он не знал, Ярослав не мог. Я понял этот нюанс. Поэтому тихонечко забыл под шоколадкой свою визитку с номером моего мобильного.
- Ну, всего хорошего вам, Ярослав Борисоваич, - я незамедлительно встал из-за стола и протянул руку.
Ярослав последовал моему примеру, вставая и обходя стол, чтобы принять рукопожатие.
- И вам, Александр Юрьевич, было очень приятно с вами пообщаться.
Мы скрепили наше знакомство рукопожатием и, уже не улыбаясь, вышел с Кирой в холл.
- Ярослав Борисович?! Александр Юрьевич?! Это что еще за наведение мостов любви и дружбы? – неподдельно изумилась Кира, когда мы подошли к лестнице.
Я только наивно-загадочно улыбался.
- На финансового директора Зима-Лето глаза положил?!
Я подмигнул ей. Лестница повела наверх.
- Да БРОСЬ! – по настоящему растерялась Кира, не сводя с моего самонадеянного профиля своих распахнутых глаз, - и к тому же… он не в твоем вкусе!..
Ступени казались очень крутыми, отчего поднимались мы медленно.
Я блудливо усмехнулся, поцеловав воздух губами, свернутыми в трубочку:
- Он аппетитный и сладенький… как ПИРОЖОК…
- ПИРО… - поперхнулась Кира и ее глаза стали навыкате.
- Да, хочу знать с чем начинка, - закончил я, уверенно лизнув Киру вдоль шеи, приподнимая встревоженные щекочущие волоски.
Кира с негодованием отпрянула, еще больше испугавшись, что это кто-то увидит.
- У него же ДЕТИ!..
- Дети не участвуют, - отрезал я.
- ЖЕНА!..
- Выбыла из игры, - бесцеремонно и без малейшего напряжения самодовольно объявил я.
Мы поднялись на последнюю ступень перед входом на рессепшн.
- Как знаешь, - отступившая Кира неопределенно всплеснула руками, но добавила, уже тише, с чрезмерным сарказмом, - смотри только, чтобы пирожок не оказался с гвоздями, братец, - глотку обдерешь…
А посреди комнаты уверенно скакал на гнедом коньке белобрысый пацан, погоняя желтой саблей послушную лошадку. Правда, колеса теперь были с нее сняты и выброшены, морда, лоб и ноги до запястья на передних и скакательных суставов на задних оказались раскрашены белой гуашью, в розовый открытый рот вставлена гнутая в виде трензеля толстая медная проволока для пущего сходства с настоящей лошадью, а на бельевой веревке болтались, перекинутые справа и слева, два маминых тапка вместо стремян, ножны от сабли перекочевали на живот скакуна, и в довершении картины - на мощной шее в три плотных слоя были намотаны мамины жемчужные бусы. И всё потому, что этот конек со странной кличкой Золото Партии был любимцем мальчика.
Самой лучшей в мире игрушкой…
Шухер! Профи! Гольф-клуб «Le Meridian Moscow Country Club».
Очень живописное местечко – территория почти 7 км. Смешанный нетронутый лес, пруд, чистое пение зябликов, иволг, славок и соловьев по утру. На полях для гольфа есть и холмы, и песчаные ловушки и водные преграды – ходить придется долго прежде, чем закатишь шар в последнюю лунку.
Рядом с клубом четырехзвездочная гостиница и десяток деревянных коттеджей. Плюс всякие мелочи типа ресторана, магазинов, спорткомплекса, бассейна, салона красоты и др.
Народец тут всякий: начиная от некрупных олигархов до старших менеджеров известных компаний…
Ярослав при параде: в белой хлопковой рубашечке с коротким рукавом, коричневой жилетке, черных полиэстовых брючках, в белоснежных перчатках от «Titleist» и белых с коричневой вставкой водонепроницаемых «DryJoys», да еще с клюшкой-вуд от той же «Titleist» из двухкомпонентной конструкции головки с ударной поверхностью из высокопрочного материала и более высоким коэффициентом восстановления. Судя по его искрящимся глазам, вздернутому практически на 90 градусов чубчику и бодрой походке, можно ждать апокалипсиса. Я шел налегке, а сумку с набором из 14 клюшек на все случаи жизни и мячиками нес за плечом Денис. Он прекрасный игрок, но сегодня он не настроен так раззадорено-бахвальски, как Ярослав, и злорадно-апокалептично, как я – он здесь за компанию.
Конечно же, Ярослав хотел хвастнуть мастерством, конечно же, хотел понравиться, но от угодничества всё выходило из рук вон плохо…
Герой появился на ти-площадочке, на столбик поставил однослойный тренировочный мячик, который ему кинул в прямо в руку Денис, и прицелился клюшкой. Я огляделся по сторонам, впереди нас прогуливалась группа из 4 человек, где один игрок уже выбил мяч с площадки и теперь шел его искать под легкие аплодисменты товарищей. Денис хмыкнул, мол, попадет. (кто?!) Я не сомневался, что Ярослав повременит и пропустит их вперед, но тот ждать не стал. Поразмыслив пару секунд, он стукнул клюшкой по мячу, но с такой силой, как будто бы играл в хоккей и бил по вражеским воротом, – хлоп! – мяч взвился в воздух, и, описав дугу над головами уходящих, куда-то упал, а кусок дерна, сорванный от удара, шлепнулся прямо на голубую кепку одного из игроков. Денис тихо прыснул в ладони, попридержав смешок вслух. Ярослав открыл рот, грозивший вывихом нижней челюсти, нелепо потянулся на подкашивающихся ногах к группе, но я успех выхватить у него из лап клюшку и метко засунуть ее в бэг Дениса. Когда возмущенные игроки пастями Цербера развернулись на все 4 стороны света в поисках психа озеленившего главного игрока газонной травкой, мы уже беспечно проходили рядом с ними. Я здраськнулся, Денис вежливо улыбнулся, Ярослав позеленел. И мы прошли мимо.
Но боевого настроя Ярослава этот досадный инцидент не поубавил…
Потоптавшись на месте, он отыскал свой мячик в густой траве и с едва приметным вздохом, вынул стальную клюшку. Я поплевал в сторону три раза, постучал о кепку Дениса. Тот перекрестился, воззрившись к небесам. И мы отошли подальше.
- Никого рядом? – на всякий случай спросил Ярослав, поворачиваясь к нам.
- Нет, нет, никого, - улыбнулся я, ободряюще кивая головой, а Денис тянул меня за футболку.
- Отойдем-ка еще, - шепнул он мне.
И я согласился.
Ярослав набрал побольше воздуха в легкие, будто собирался не бить по мячу, а дуть на него, и замахнулся в направлении грина лунки. Хлоп! Удар получился хорошим, и мяч вылетел на грин, после чего, Ярослав без труда докатил его до лунки. Я одобрительно похлопал в ладоши с таким спесивым видом, что Денис скорчил гримасу омерзения.
- Молодец, молодец, - расхвалил Ярослава.
Но обрадовался я очень зря…
Целясь и преодолевая препятствия, мы протопали половину игрового поля. Ярослав позабивал мячи в половины лунок, и к тому времени успел: выбросить из руки бумерангом клюшку на полметра вперед; растерять несколько мячей в высоте полета, один из которых расцветил глаз кэдди; потерять в кустах мяч, в поисках которого мы пробродили минут 15, вместо отведенных 5, искололись изгородью, переругались с Денисом, а Ярослав расцарапал себе запястье; на песочном препятствии при ударе клюшком он исхитрился сыпануть песком в глаза участника из соседней группы; несколько раз выбил столбики у лунок, одна из которых метко попала по лбу Денису; начерпал, как ковшом, траву всеми клюшками; шлепнулся, поскользнувшись на грине; и, в довершении, мы выползли к водному препятствию в виде искусственного озерца...
Денис больше не смеялся, чувствуя назревание шишки, я порядком устал таскаться километрами за Ярославом, восстанавливая дерн и разравнивая следы в бункерах, а Ярослав выглядел теперь хуже, чем побитая собака, униженно поджавшая хвост. Он уже ничего не хотел. И по мечу тоже бил инерционно, ясно понимая, что сюда его ни за что не пустят.
Становилось искренне жалко его, и осталось какая треть пути до 18 лунки, когда Ярослав точным движением булькнул мячик в середину озерца.
- Опаааа, - протянул Денис, утомленно плюхаясь задницей на траву.
Брякнули клюшки в бэге.
- Да.
Коротко подытожил я, глядя, как мячик покачивается на мелкой ряби под дуновениями ветерка.
Ярослав упаднически присел на корточки и потянулся было клюшкой за мячом.
Но я скептически качнул головой:
- Оставь, Ярослав, не стоит, не достанешь.
Ярослав послушно убрал клюшку, присаживаясь на край берега. И вид у него приговоренного к казни. Сейчас я подойду, возьму клюшку, размахнусь пошире и повыше, да отсеку его бестолковую голову. Бульк! И она утопнет в этой лужице.
- Не расстраивайся так, – в конце концов, я улыбнулся, несмотря на подпорченное настроение.
- Алик, забирай на фиг своего снайпера, и пойдем в ресторан, пока без нас там всё не выжрали… - гадко шепнул, прежде, чем я подошел к Ярику
Я фыркнул, но с его мнением согласился.
- Давай, давай, а то его арестуют, как киллера гольфистов, а тебя посадят, как организатора заказных убийств…
- А тебя, как сообщника, - без злости огрызнулся на него я.
Ярик бессмысленно смотрел на купающийся мячик, так похожий на белый поплавок.
- Ярослав, всё нормально. Бывает и хуже. Вот Денис однажды такой красивый фингал поставил Алексею Арлекову! – я услышал, как недобро зашипел Денис с пригорка.
- А это кто? – не понял грустный Ярослав.
Денис преднамеренно зычно хыкнул. Но я улыбнулся шире:
- Игрок один… Отличный игрок… Потренируешься – таким же станешь, - я по-дружески положил руку на плечо Ярику, чуть притягивая к себе.
Даже через футболку я чувствовал жар его горячего тела и биение взволнованного сердца. Щеки горели, как спелый сентябрьский шиповник, а мелкие капельки пота блестели на загоревшем лице сладковатым цветочным нектаром…
Он только хватнул ртом воздух, и его раздавшиеся ребра уперлись мне в правый бок.
- Если меня после всего этого не исключат из клуба… - он был излишне огорчен неудачей, если не сказать подавлен.
- Я тебя умоляю!.. Да нас отсюда уже НИКТО не исключит, особенно после случая с…
Денис резко громыхнул клюшками, подбрасывая на плече бэг, и холодно заявил, что нам пора… в ресторан.
Я задорно рассмеялся и помог Ярославу подняться...
Мы выстроились в ряд и хором дали под козырек уплывающему к другому берегу мячу.
А в ресторане уже собирался народ. Мы переоделись в более подходящие обстановке костюмы и теперь ничем не отличались от прочих отдыхающих.
Ярослав мужественно пережил свой позор и теперь целенаправленно и последовательно знакомился с гостями. Я ходил неподалеку и всем вокруг почти понятно, что я выпасывал его, указываю на личную собственность. Ходил и неприметно менял бокальчики легких коктейлей, потом подливал небольшие порции красного вина – аккуратно увеличивая градус. Но даже так он умудрился нахрюкаться.
Видать, или совсем непьющий или гулял очень давно. После 4 бокала я на него смотреть не мог.
- Да что ты мучаешься?! Плесни водки и оттаскивай в номер «Le Meridien»! – не мог насмеяться, глядя на Ярослава, Денис.
- Помилуй, он и так чуть тепленький! Если я еще хоть полста налью – он не только по глобусу не попадет, но и мордой прямо на ковер посреди ресторана бухнется! – я сильно пожалел, что решился его немного подпоить.
- Какая тебе разница, куда он там попасть не сможет – главное, чтобы ты ПОПАЛ! – пытаясь растормошить меня за плечи, хохотал неисправимый Денис, полыхая «Горьким Аперитивом» в лицо (коктейль из белого вермута, водки, лимонной цедры и оливки).
А я смотрел, как Ярослав рекомендует себя, как президент Зима-Лето, перед официантом, перепутав его с серьезным предпринимателем.
- Потому, что я не некрофил! – огрызнулся я больше на Ярослава, чем на Дениса, но встал и пошел за икающим финдиректором.
- Эй, что такое «некрофил»??? – крикнул мне вдогонку недоумевающий Денис.
Я улыбнулся гостям, отобрал у Ярослава бокал, отдав его на сохранение официанту, и потянул героя из клуба к такси. Конечно, можно было остаться на ночь в номере, но платить за полулюкс 400 у.е. жаба душила, к тому же, завтра всем на работу.
А ехать из «Нахабино» неблизко. Я впихнул Ярослава в черный «Audi A6 NEW» с тонированными стеклами и указал водителю свой домашний адрес, адрес Ярослава я еще не знал.
Водитель равнодушно кивнул, и мы стали выезжать. Поначалу Ярослав протестовал, и всё тянулся к выходу, пытаясь в приступе икоты открыть дверь, но я отпихивал его назад, рыча себе под нос, что бал окончен, и свечи погашены. Никогда бы не подумал, что толкать и тащить пьяное тело такое нелегкое занятие, и что оно становится тяжелее раза в полтора, а то и два. Водитель опасливо поглядывал на нас, но молчал. Я знал, о чем он так беспокоится: Ярослав под автомобильную качку с легкостью может заблевать салон. Я вежливо улыбнулся таксисту и уверил, что этого не случится… Эх, лучше, чтобы так оно и было… Костюмчик жалко. Он у меня слишком новый для харчей из Ярославской пасти.
Однако когда мы миновали «Ново-Никольское», он успокоился, перестав шарахаться по салону и бесстыже улегшись на мое плечо, начал дремать. Я застонал от тяжести и постарался отвернуться от проспиртованного рта. Хотелось воткнуть туда какую-нибудь салфетку или платок, чтобы он еще не залил меня слюнями. Какой же я был мудак, что попер этого козлевича в гольф-клуб, позволив так напиться. Ведь 100% не пьющий товарищ.
На очередной неровности дороги, Ярослав шумно соскользнул с плеча и трупом плюхнулся ко мне на колени. Я еле удержал взрык, задирая голову к потолку. Однако, трогать я его больше не стал. Тяжело, во-первых, не упадет ниже сидения, во-вторых.
А Ярослав сонно подтащил ноги к груди, свернувшись калачиком, обхватил меня за талию, дерзко просунув руки под пальто, подтянулся ближе – так что его щека стала давить на пряжку моего ремня, - и успокоено задремал. Уж не знаю, за кого он меня принимал: жену, маму или еще какого-нибудь родича - я негодующе зашипел, вдавливаясь глубже в сидение, но Ярослав руки не разжал, а холодные пальцы шокирующее непринужденно проникли под рубашку, сминая ее со спины. Я вздрогнул от внезапного прикосновения льдышек к пылающему телу и неопределенно занес руку, не еще зная то ли ударить его, то ли просто скинуть с себя…
«Ауди» безразлично проехал «Красногорск». А я все с тем же каменным лицом сидел в бежевом салоне ероша, и без того вздыбленные, волосы Ярослава. Пальцы огибали, притрагиваясь легковесными переборами, ушную раковину, изучая, будто незнакомую морскую; перепрыгивали на гладко выбритую скулу, двигаясь вниз по выступающей, влажной от теплого пота, косточки, щекоча при этом крохотные волоски; потом передумывал и пальцы мечтательно-невдумчиво раскатывали подушечкой указательного пальца спинку носа, иногда для разведки заходя на округлый кончик носа. Ярослав морщился, тихо фыркал, чуть мотал головой, пока не уперся в пах. И я ошеломленно застыл, внутренне содрогнувшись мышцами живота. Любая кочка или камушек на дороге и меня вспарывало раскаленным тесаком. То ли проверяя выносливость характера, то ли специально прислушиваясь к собственным ощущениям: я пробовал разделять бегущую за окном полосу темного леса от пшеничных полей; отступить глубже в тень сознания, закрыв глаза; перейти за грань полночи, сжимая веки до вращающихся огненных ободов, - но как бы я не отвлекался, куда бы не прятался – за мной неотступно следовала впитываемая всей поверхностью тела до костей острая боль пополам с кислотой. И даже с плотно сомкнутыми глазами я видел раскрывающийся ужас вулканической бездны, кипящие потоки которой мечтали хлестнуть через край моего сокрушенного оледенения…
И только это заставило меня немедленно открыть глаза – нет, не дождетесь, - резким коротким рывком я ухватил Ярика за шкирку, тут же грубо пихнув его спиной в угол машины подпирать дверцу. А сам отсел на противоположную сторону смотреть петлистую полосу смешанного леса…
Однако приказать телу «спать» легко, а усыпить сложнее. Ощущения в «Ауди» до сих пор растравливали кровоток. Я поднялся, сходил в ванную умыться холодной водой, заглянул на кухню – и выпил из пакета в холодильнике апельсинового сока. Время на светящихся часах показывало два ночи, а меня всё утягивало в гостевую комнату.
Рисково и глупо…
Я потоптался у дверей. И кто-нибудь бы ушел, отступил, уступил… Но твердая рука в бордовом кожаном браслете швейцарских часиков «Omega» «Seamaster Aqua Terra Railmaster» (между прочим, водонепроницаемость 150 метров, хронометр, ручной механизм и сапфировое стекло с двойным антибликовым покрытием, плюс инкрустация бриллиантами для пятиминутных делений) отщелкнула ручку вниз…
Осторожно, крадучись, ступая в мягкость узорного персидского шелкового ковра ручной работы (горячо любимый подарок Крис, припертый ей лично полгода назад из Кумы - Иран), я дошел до середины комнаты и становился. Отблески далеких голубовато-золотистых фонарей шарили по полу длинными прожекторными лучами и перебирали, наигрывая неслышную мелодию, мерцающими клавишами рояля по рисунку пледа, которым был укрыт Ярослав (я всё же вернулся тогда, решив, что ночью может быть прохладно). Уличный ветерок неритмично похлопывал о подоконник многополосными бамбуковыми жалюзи. Ярослав спал, по-домашнему вытянувшись на диване, придавив сунутую под грудь левую руку, а кулаком упираясь в помятую сном пухлую щечку. Расстегнутый на две пуговицы ворот рубашки приоткрывал узенький медовый участок кожи.
Я присел на корточки и наклонил голову на бок, чтобы внимательней осмотреть голубовато-белое лицо, всмотреться в самые неприметные детали, выгравировать, отрисовать в памяти, (запомнить?)…
(Никто не поверил, если бы увидел такой взгляд, знакомый лишь Кире да Крис…)
Мокрые волосы неровными прядками тяжело спадали на лоб…
(Когда уходил страх и мстительная озлобленность зверя, с которой я смотрел на мужчин, с которой я когда-то глядел на отца - на дне бездонной тьмы, остается… (сущность?!))
И свет отбирал, выкрадывал у сумрака уверенными мазками вычерчивая капризный круглик подбородка с глубокой разделительной ямкой между ним и по-детски обиженной нижней губой, навязчиво подчеркивал высокие скулы, утемнял загар янтаря до цвета бурой сосновой смолы, а на висках, где так трогательно топорщились коротко стриженные волоски, и на алеющих щеках, проступили росяные капли….
(… остается гуттаперчевая мягкость, расплавленная в человеческих ладонях, истонченность первой и поздней ноябрьской корочки, зрелость красного вина…)
Иногда, то ли в игре света и тени, то ли в моем собственном представлении, он казался мне до крайности мерзким и надменным школяром-отличником из какого-нибудь третьего класса, а иногда виделся куда как более взрослым и разумным, чем я сам в извечном потакании страсти играть…
Глаза меркли, туманились, заполняясь чернотой, и слюна внезапно стала горькой и вязкой, как черный горный мед с привкусом каштана.
Я сидел слишком близко, чтобы не видеть подрагивание распушенных веером ресниц, чтобы не чувствовать цветочно-фруктовый аромат «Clinique Happy» с легким оттенком кедра и кипариса…
(Мое тело тогда бессмысленно менялось: становилось тоньше, гибче, разглаживались в снятом напряжении углы, плавились восковой маской думные морщины… оно становилось почти (женским?!)…)
Я был уверен, что его сон светлый и чудный, как сказочная история в книжке для детей. Потому, что черты лица стали притягательно мягки, а маковые губы вот-вот блеснут в нежной беспечности…
И, словно в каком-то забытье, я согнулся, наклонился, потянулся…
(Неистовое, бесконтрольное движение сквозь пустоту в попытке уловить согласие ИХ ответа, и желание укрыть за семью печатями его смягченные отблески…)
Ярослав сладко-сонно выдохнул и втянул воздух губами обратно…
И я не почувствовал касание. Мгновения выпали из моего восприятия, поэтому, когда я открыл глаза (или моргнул?), то увидел тонкую сеточку кожи на его щеках, как-то внезапно выделившуюся пологую спинку носа… а мои зубы, чуть притронувшись, закусили его нижнюю губу…
И запретить бы, приказать, но я всё смотрел на всколыхнувшееся беспокойство ресниц и понимал, что Ярослав может проснуться, и тогда последствия окажутся непредсказуемы. Я даже был абсолютно уверен в скорой развязке и готов к ней, собираясь в тяжелой стальной шарик, но Ярослав не проснулся. К моему окончательному смятению, медленно, сквозь обрывки солнечного сна, его губы с томительным стоном отозвались на поцелуй. Они такие же мягкие и сочные, какими необманчиво казались при первом знакомстве, но теперь к внешней оболочке вида добавился, вплелся, выпорхнул раскрывающимся цветком пламени, яркий, терпкий, многослойный запах жгучих пьяных коктейлей, и цветочная капелька нектарной покорности. Я сдерживался, не давил, касаясь несвойственно тихо и нежно, словно пробовал восточную сладость и никак не мог уловить всё богатство изумительных оттенков. Требуя приподняться с корточек и осаживая в себе нетерпеливую дикость, пригибаясь коленями к полу и вынуждая губам сони поискать чуть отстранившиеся мои – я глупо играл, утягивая в свою ненасытную утробу чужое дыхание, выпивая через соломинку губ чужие жизненные соки, и противоречиво зная, что случится это НЕ СЕГОДНЯ…
Ветер вскинул шебуршашуюся гармошку бука и вылетел через форточку: пластины громко ударились о батарею. Как часы, своим боем указав на окончание временного отрезка…
Под ясное утро Ярослав смутно помнил события вчерашнего дня – точнее сказать помнил только первые четыре рюмки, и, мучимый жутчайшим похмельем, пил кофе с аспирином, попутно пытаясь понять, как он оказался у меня дома. А я зарекся не приводить его более к себе на квартиру. В ответ на вялые расспросы пришлось нести что-то вроде устал, уснул, его адрес я не знал, а водитель нас развез (довез, в смысле). И Ярослав, к некоторому моему удивлению, безоговорочно поверил, в извинениях и головной боли, наливая вторую чашку крепкого кофе.
Не часто, но всё же пару раз бывал здесь.
Двухуровневый, с вместительностью на полторы тысячи человек. Плюс летняя веранда, спрятанная в глубине дворика, с ветвистой липой в центре бара и огромным экраном для любителей футбола. Второй этаж полностью отдан под ресторан – главный нюанс которого - это кабинки на стеклянном полу, так что можно видеть и снующих туда-сюда барменов, и выпивающих гостей за неторопливой беседой. Зеленоватый, но теплый свет, глубокие роскошные кресла, старинная мебель, фрески, росписи на колонах, лестница с первого на второй этаж в стиле ампир, хотя основной стиль этого клуба «хай-тек». Примечательная особенность клуба - белоснежный подиум-воздуховод, который является главной осью всего пространства «Fabrique» – он ведет и в ресторанную зону и «Chill Out». Здесь часто проходят показы самых известных модельеров и дизайнеров. Публика разная: от предпринимателей и любителей танцев до футбольных фанатов. Играют обычно «Хаус», что совсем не по мне, но будучи приглашенным управляющим клубом – отказать не смог…
Мы сидели в романтическом «Chill Out» на диванчике, обтянутым холщовой тканью в окружении кучи разноформных цветных подушек.
На мне был симпатичный и просто одновременно костюмчик от «Roberto Cavalli»: тонкая шоколадного цвета короткая тканевая курточка с кожаными вставками и волнистыми и зеброидными узорами того же цвета. Шелковая свободного кроя рубаха без пуговиц с глубоким вырезом до центра грудной клетки темно-вишневого цвета. Узкий коричневый поясок с продолговатой узорчатой пряжечкой. И по фигуре приглушенно темно-красные брюки по фигуре. Я худощав и мой рост вполне усреднен, поэтому, если я покупаю вещи точно своего размера, с приталенностью или с небольшой обтяжкой, отказываясь от пиджаков, то выгляжу просто подростково. Пожалуй, с присущем мне консерватизмом, этот наряд я бы назвал клубной вольностью – на работе только широкоплечие пиджаки и брюки свободного покроя!
А вот мужчина со мной (мой мужчина?!) сегодня более раскован, выбрав для досуга голландскую хипповость «The People of the Labyrinths». Приглушенно красного цвета брюки с оттенком из розоватого тона с прожилками листьев, что создает текстуру мятой, скомканной бумаги. Рубашка под стать: легкая, тонкая, навыпуск с пастельно-неяркими, но солнечными оттенками от белого через цыплячий к неконтрастно-красному – так же визуально по-бумажному мято-комканная – со свободным, чуть удлиненными манжетами, расстегнутая на три-четыре пуговки для удобства отдыха. И в этой незатейливо жизнерадостной одежде он и сам выглядил веселее и моложе. А мне очень приятна такая неофициальность…
Ярослав неспешно потягивал через соломку остатки «Ванильно-мятного поцелуя» (ликер «DiSaronno Originale», и ликер «Bailey's Irish Cream» - всё это украшено воздушной пеной и листиком свежей мяты) – теперь я и он были научены горьким опытом, и при встречах я старался ему много не наливать. Сам же я предпочел обычный мятный коктейль. На мою радость управляющий не пришел, и можно было просто отдохнуть после работы, обложившись мягкими подушечками.
Разговор тек ни туда, ни сюда – не зная на чем зацепиться, только Ярослав с тяжкими вздохами припоминал Петра Николаевича – не последнего человека на рынке недвижимости, кстати говоря, – уж очень он был нужен Ярику, но меня его квартирный вопрос не интересовал. И скука виднелась на горизонте, когда случилось то, чего я ожидать не мог.
Порядком хрюпнувший коктейлей на основе водки, Владик практически ввалился – в нашу кабинку. Отплясав какое-то странное па, он весело плюхнулся на диван аккурат между мной и Ярославом. Ярослав постарался отстраниться, но он не знает Владика, тот быстро накинул ему на шею свою костлявую руку, и притянул к себе.
- Салют, ребята, как жизнь?!
Я не ответил.
И тут Владик оценивающе-пьяно оглядел Ярослава, как будто примеряя на себя одежду, и громко констатировал:
- Какой сладкий пупс! Беру однозначно! Аон съедобный???
Кусочек нерастаявшего льда перегородил поток мятного коктейля, закрыв вход в трубочку, и я поперхнулся.
Ярослав стал белее бумаги, а потом покраснел до кончиков ушей. Коктейль так и замер в его руке. И разгоряченный Владик шустро обнял за талию Ярослава и с залихватским хвастовством чмокнул в щечку, и вот тут Ярослав очухался. Второпях, он невнятно извинился и стремительно отсел подальше, но дальше уже сидел я. Мне с трудом удалось сдержать улыбку. Молот и наковальня… Сейчас с двух сторон - Владик шалым взглядом касался моих губ, не сводя упорного взгляда – и никуда не денется… Я сделал непроницаемое лицо, не оказывая ни поддержки Ярославу, ни выражая недовольство по поводу выходок Владика. Коктейль в руке Ярика задрожал надо мной, а Владик с нескрываемым аппетитом осматривал шею соседа, видимо намечая, куда будет кусать. Ярослав казался окончательно интеллигентным и совсем несчастно-затравленным – еще немного и он просто сбежит, плюнув на все правила поведения в приличном обществе. - -
- Так по какому поводу здесь, Владик?
- Да так… - он выжидающе посмотрел на меня.
И я тогда понял, но не из его взгляда, а по его виду. Бледный, худой с черными разводами под глазами… А энергии на электростанцию хватит. И водка не причем. Фенамин? Пемолин? Какой-нибудь эфедрон?.. Вышел с ним, проходя мимо, извинившись перед Ярославом. Естественно, денег не дал. Деревянным гробом с крышкой в кривых гвоздях не пригрозил. Но послал красиво – еще раз и отец собственноручно ему шею свернет… Малолетний дурак… Максимум, что я иногда разрешал себе – это «паль»: весело, легко, феерически красочно…
- А этот юноша… он что… гей? – внезапно спросил меня Ярослав, берясь за коктейль.
Он был в каком-то грустно-задумчивом настрое после столкновения с Владиком.
Я насторожился, не понимая куда он клонит. В принципе, такой разговор может оказаться полезным, но он слабо контролируем. А, значит, его результат неясен…
- Нет, би, - соврал я, качнув головой и с выразительным вздохом уселся на диван.
Ярослав поднял на меня наивно непонимающие глаза, втягивая очередную крохотную порцию коктейля.
Я даже снисходительно заулыбался.
- Не слышал?.. Это те, кто любит и ребят и девок, - я говорил без церемоний, но без гордости или видимого интереса.
Ярослав посерьезнел, потом поморщился, будто проглотил кусочек лимона, поразмыслил на пару секунд немного заменьжевался, но продолжил:
- Не думал, что такое бывает… Не знал… Мне всегда казалось, что парень либо гей, как Милко… либо нет… как… - он умышленно не закончил фразу, оставив ее пространно висеть в воздухе.
Ты? Мы?
И всё-таки его что-то мучило.
- Бывают и би, - я предоставил возможность порассуждать самостоятельно.
- Это полу геи? Или полу не-геи? – застеснявшись, улыбнулся он, бросив на меня нечитаемый короткий взгляд.
- Это не полу. Им одинаково привлекательны парни и девки, - я становился похожим на учителя по сексологии.
Ярослав сделал глоток и вдруг решительно громко объявил:
- Но ведь патология то и другое - как не назови!.. Разве нет?!.. – больше он не желал сомневаться.
Он верил в мое подтверждение, и я запоздало встретил негодующий, растревоженный взгляд. Он говорил и краснел сильнее, не в состоянии справиться со смущением собственного тела, но речь не ускорял, голоса не повышал.
- Выбор. Пути и человека на пути, - нейтрально отозвался я, будто бы и не слышал предыдущей реплики, но разочарование почувствовал остро.
Тупик?
А Ярослав всё увереннее переходил в злое высмеивание.
- Вот оно что!.. Да неужто в самом-то деле?!.. Простите, но я вас не очень понял… То есть, нет, вы поддерживайте таких, как Милко?
Ой, какой нехороший вопрос-то! И отвечать надо.
- Признаю за ними возможность выбора, - безразлично отозвался я, будто вычитал эту фразу из книжки.
И Ярослав умолк, сник, не ожидая подобного ответа от меня: экстравагантного, фатоватого, метросексуального, но ведь мужественного мужика. Ярослав смотрел на меня и мысленно сравнивал с голографической фотографией Милко, но никак не мог соотнести, выявить сходства, общности – для него я и Милко – это диаметральные противоположности, почти что антагонисты. Так и не разобравшись, Ярик торопливо вытащил из кармана белый платочек и отер им лоб, за время нашего пребывания здесь покрывшийся испариной, и бестолково заулыбался, как бы извиняясь за неловкость паузы, губы шевельнулись, беззвучно спрашивая, на шее вздулась упругой синей волной вена. Ярослав смог извлечь нечто наподобие обескураженного хмыка, прежде чем пересилил себя и сформулировал предложение:
- Простите, меня, Александр Юрьевич, но вот вы обо всём этом так запросто говорите, - опрометчиво, на грани ускользающего понимания смысла произносимых слов и их последствий, сбивчиво заговорил он, - но разве сами вы смогли бы когда-нибудь… ? – я бы мог поклясться, что в этом безмолвии он расслышал стальной взвод всех ночных курков у пульса виска…
«БАХ!»
Вроде, по графику.
Ходили во МХАТ им. Чехова, театр Сатиры и Вахтангова, где я умудрился уснуть на «Королеве красоты»; заглянули в Большой театр на «Легенду о любви», не миновали Дом Музыки – даже не помню, кто и чего играл – я бы лучше дома музыку слушал; даже в филармонию сходили (нравится Ярославу классическое и эсетическое, особливо за чужой счет!..); успели на творческий вечер Николая Зиновьева в Кремлевке, посмотрели скачки, сыграли в бильярд, опять же гольф (последний с большем успехом по отношению к предыдущему разу)…Отметились в ресторане «GOLDEN APPLE», «Граф Орлов» и «M'ARS», прогулялись по нескольким отличным вечеринкам, похлопали на паре показов, попугались на паре выставок современного искусства, отдохнули в закрытых ночных клубах (ни одна даже самая избалованная дочка папика-«толстого кошелька» - не могла пожаловаться, что я не умею ухаживать!)... Были везде, куда хотелось бы заглянуть мне и ему. Я думал, что он откажется, раскраснеется и отнекается, но бонусом стали прямоугольные запонки из мозаичных синих, голубых, белых, розоватых кристаллов «Swarovski» от английской «Tateossian» и к ним зажим для галстука из серебра с инкрустацией прямоугольным сапфиром от «Boheme Feinkorn Guilloche», и положите еще на весы недурственные «Equus» от швейцарской «Pequignet»: интересного дизайна, несимметрично разделенные пополам по внешней стороне обода: на белом золоте выгравированны римские цифры из желтого золота, в то время как вторая половина черна с цифрами из белого золота, а на самом циферблате из серой нержавеющей стали гравировка «Hominis Nobilissima Victoria», и в центре выпуклая элегантная голова лошадки с кудрявой гривкой на длинной шее, острые золотые стрелки, кварцевый механизм, сапфировое стекло… Да сколько еще может стоить финансовый директор в качестве ночной подушки?.. Однако, я не напрягался, в чем-то даже забывая о своих принципах касательно растрачиваемого времени и округления сумм: мне была приятна его компания и пока ситуация оставалась таковой, я не скупился…
И будто бы менялся Ярик, и оставался прежним. Всё-то он делает по принципу того Васьки, который слушает, да ест. Если чего и понимал о дальнейшем развитии отношений, а в том я практически не сомневался, то упорно молчал. Он искренне и чутко благодарил за всю недоступную красоту и изысканность мест, где мы побывали, с молчаливым чувством признательности принимал подарки, с улыбчивой легкостью, да не качестве платы, разрешал к себе по-дружески прикасаться, не противился, когда я опускал руку ему на плечо в обсуждении чего-нибудь значительного, когда клал голову на плечо под усталый вечер, когда от безделья наводил художественный беспорядок в тщательно уложенной прическе, другой рукой обнимая девушку. Со встреченными моими друзьями общался уважительно, с удовольствием, но внутренне продолжал отгораживаться и непонятно грустить, страдать-сожалеть и молчать, джентельменски улыбаясь.
И я, как не пытался, не мог разгадать причин его странностей и просто не должных быть противоречий. А я категорически не любил загадок. В конце концов, если замок долго не отпирается – надо поискать либо другой способ войти, либо переломить его гидравлическими кусачками, открыв всё равно. Но я не заметил других ходов-подходов, полагая, что все варианты уже опробованы и исключены, поняв только то, что настала очередь слома замка и никаких ключей-отмычек…
Насыщенно, до огненной пучины, разгоралось небо. Малиново-красное зарево солнечной короны полыхало вертикальной рябью от горизонта до звездных вершин. Но по левому краю его краски сгущались до черного индиго дождевыми тучами, которые, быстро приближаясь, расчерчивали жидкое пламя длинными и узкими воронеными полосами. Черный «LEXUS GS» полыхал зеркалом небес, проносясь по пыльной дороге, словно сверкающий во тьме космический метеор, оставляя позади звездный песок. А разговор шел о перспективах правления Андрея в «Зима-Лето». Так себе перспектива, прозорливый Ярослав в нее не верил, и главным образом потому, что знал: никакого опыта для столь высоко ответственной должности у Андрея нет, как и самой ответственности, да и теоретическая база Андрея также представлялась Ярославу весьма сомнительной. Единственное в чем Андрей был и теоретик и практик – это высоконогие топ-топ-модели. Свою позицию по заданному вопросу Ярослав детально изложил Александру, будучи полностью уверенный в его поддержке. Но Александр не слишком-то слушал, ритмично кивая головой, скорее в такт «Hip To Be Square» *, чем словам Ярослава. И Ярослав притих. Закат пылал всё ярче, но облака меняли форму: раздувались, клубились, разрастались вширь. Их продольные нити пересекались с поперечными, сплетались в просмоленное полотно грозы.
И на душе Ярослава делалось тревожно и крайне мерзко, может, это всего лишь предчувствие грозы или вой ветра, но, ах и ох, Ярослав знал, зачем Александр везет его к себе на квартиру. Конечно не для просмотра фильма по новенькому «GRUNDIG Fine Arts Vision MFW 82-730/9 Dolby», или покормить рыбок с аквариумом, встроенным в стену и декорированным под огромное полотно в оправе из рамки красного дерева, даже не коньячком баловаться под пламенный треск камина… Ах и ох – Ярик был здесь недели три назад. Как невыносимо стыдливо краснеют его пухлые щечки теперь. «Александр Юрьевич, ах, Александр вы Юрьевич, вы не догадываетесь, что я не спал, совсем не спал» - под сердцем протяжно страдало далекое эхо. Глупый, глупый. И причем тут высшее образование? Ставит ли по окончанию семестров зачеты, назначает ли оценки за лучшие результаты сама жизнь?.. Ярослав содрогнулся от припоминания того, что подобный экзамен уже проваливал…
Ведь его жизнь – это педантично прописанный план, составляемый каждый месяц с незначительными коррективами. Например, он знал, что если с детских лет вырабатывать в себе режимность, усидчивость, трудолюбие и много читать развивающих книг, то адаптироваться к школьному режиму и распорядку будет проще, а запас уже имеющихся знаний поможет учиться эффективней; учеба в школе на «отлично» принесет Золотую Медаль, которая при правильном подходе поможет поступить в престижный ВУЗ; успешность и активность в институте принесут Красный диплом, что, в свою очередь, приоткроет двери к выгодному трудоустройству… Отступление от проторенной дороги не допустимо!..
Черные иглы по краю горизонта всё торопливей сшивали подготовленные клочки материи облаков, но вместо восхищающей картины образовывая растянутую ухмылку зверя: черного, как те тучи, и с кровяной пастью, как те закатные краски. Морда смотрела прямо на Ярослава и плотоядно стекала густой алостью на пологие крыши домов… Ярослав поспешно закрыл глаза, чтобы не видеть пугающую маску личного подытога…
Он же скучен, он банален и скучен, как и вся его беспросветная жизнь. Так рос, так себя воспитывал, так привык, так он чувствовал себя уверенней, включая в понятие «скучность» значения «взвешенность» и «рациональность». И, ступенчато, всё сбывалось, сбывалось, да что-то не то. Конечно, он распланировал жизнь, но в ее становлении, взрослении и развитии случилось то, что расщепило, надломило, напрочь выбило из колеи, заставило страдать, стыдиться и болеть, тихо приглаживая неприличную метку, как оставленный на снегу след грубого ботинка…
Ярослав открыл глаза.
Сердце испуганно ухнуло и стало биться часто, с перебоями, а волнение на языке высекало электрические дуги – «Лексус» подруливал к 7 этажному особняку. Усадьба в неоклассическом стиле облицованная кирпичом и мрамором цоколь, имелись фасадные отливы и козырьки, скульптурные украшения фасада в виде древнегреческих богов. Вся эта красота огорожена решетками, перекрыта видео-мониторингом и угрюмо-квадратной охраной.
Когда Ярослав показался из машины, уже основательно вычернилось, и дождевой мрак застелился по городу непроникновенной завесой. Ярослав закрыл дверцу «Лексуса», выходя на парковку перед благоустроенным двориком, выстриженным ландшафтным дизайнером в едином стиле. Не чудно, не великолепно – серо-бесцветно и одиноко посреди причудливой роскоши. Футболочка мышастого цвета, легкие брюки бежевого цвета с примесью прохладительного зеленоватого оттенка, чуть темный ремешок со скругленной золотистой пряжечкой, да сверху тонкая короткая куртка в тот же оттенок с четырьмя конвертиками карманов. А ветер сменился на колюче-северный. Стискивая, как спасательный круг, в руке коричневую папку, он молчаливо следовал за Александром сегодня в несвойственным ему щегольском стиле: болотный кожаный пиджак, апельсиновая жилетка, коричнево-рыжий галстук, а дальше тон в тон темно-серая, с едва уловимым рисунком, рубашка, и в мелкую клетку, брюки, выдернутые поверх черно-вишневых ботинок. В одной руке под самое горло он нес, так любимый Ярославом «Richard Hennessy», а пальцами другой придерживал во рту «Bolivar Lonsdales», вдыхая и щедро одаривая вкусом латиноамериканского дыма идущего позади Ярослава. Александр торопился, потому что за поворотом виднелся парадный вход в вестибюль, а он никак не мог сделать последнюю затяжку.
Проскользнув ботинками по мозаично-мраморному полу, Александр деловито вызвал лифт, чисто случайно заметив, что Ярослав отстал и неуместно здоровывается с охраной на пропускном пункте: пришлось вернуться, с деланным приличием подталкивая в спину бутылкой к лифтовой площадке. «Нет, нет, нам туда!» Однако Ярослав мешкал, упрямился - он еще видел выход и боязливо чувствовал, что если вспомнит институтский кросс, то убежит… правда, Ярик судорожно повздыхал, не более чем на три-четыре метра, потому как после его стопроцентно скрутит охрана, приняв за подозрительную личность, а великодушный Александр его спасет, чтобы показать всю красоту своей квартиры. Ярослав съежился, в глотке заходил вяжущий комок, а пальцы на руках и ногах обледенели, в то время как щеки перегрето зарделись, иногда сбивчиво выдыхая через щелочку губ зной растопленной печи… Внутри него пробуждалась память о запечатанном событии: коротеньком на отрезке всей жизни, но удивительно живучем среди полочных рядов воспоминаний. Это Александр, потешаясь, потревожил, разбередил наспех запаянное оплавившейся кожей маленькое клеймо точно в левой половине грудной полости, да так глубоко вдавленное, что прожгло насквозь - шершавым оттиском отпечаталось на внешних и внутренних дугах двух ребер. Больно, желанно и не менее страшно, Ярослав уже подумывал просить, практически умолять Александра… Да вот только…
Они зашли в лифт. Просторный, до середины с зеркалом в бурой деревянной раме под цвет самого лифта, шахматным полом из беловатого и темно-красного гранита и встроенная в потолок четырехкубиковая решетка, каждая секция которой излучала ровный дневной свет.
… Только поздно – Рубикон пересечен, да и он сам настолько заплутал, затерялся в лабиринтах противовеса логики и желаний, что добровольно согласился на сожжение, только бы узнать являлось ли клеймо ошибкой или повторившейся путь необратим…
- Может, нам кого позвать? – спросил Ярослав, опасливо поглядывая на Александра.
- Да КОГО?! – огрызнулся тот через плечо, скрежетнув по блестящему замку ребром ключа, - Сами справимся…
Ярослав было засомневался, но ключ щелкнул и Александр растворился в потемках коридора, крикнув уже оттуда:
- Да не стой, как памятник – проходи…
Ярослав закивал сам себе и шагнул в темноту, как вглубь бесконечной пещеры…
Но стоило переступить порог, и в глаза полыхнул свет люстры. Коридор озарился приятным рассеянным светом, окатил глаза начищенным до зеркального блеска мраморной плиткой пола, нарисовал в неоклассическом стиле обои с отблесками, полутонами, оттенками розово-голубого мрамора с продуманным неярким узорчатым рисунком, меняющим цветность при смене угла взгляда. С потолка свисал белый с бежевым греческим орнаментом по краю щит люстры в плетенном стальном ободе, верхнюю его часть украшали три миниатюрные статуэтки девушек с поднятыми на руках букетам цветов, а по середине люстры грубовато выпирали кольца с острым наконечником пчелиного жала. Отвлеченный от тревожных мыслей, Ярослав зачарованно потянулся пальцами, но Александр отдернул его:
- Дверь закрой…
- Конечно, простите, Александр Юрьевич!..
Спохватился Ярик и, торопливо сжав подмышкой папку, развернулся и тут же глупо уставился на золоченую ручку с вставкой из бука… или вишни… оказалось, что он не может сообразить, как именно запирается эта дверь.
- Александр Юрь…
Но досказать он не успел, бесшумно метнувшийся к нему Александр рывком развернул его спиной к дверям, крепко распяв по центру, и, чтобы Ярик по дурости не вывернулся, для пущей надежности схватил костлявыми пальцами мягкие щеки, продавливая до кости нижней челюсти. Большой и указательный палец утопли в ямке стыка челюстей, болью открывая рот, и властные губы вонзились сотнями иголок. Они так откровенно нагло жевали и закусывали свежими соками, а проскользнувший язык рыскал во рту с высматривающей тщательностью дантиста, что ценная папка выпала из руки на пол, рассыпавшись мелкой документацией. Ярослав переполошено вдался в одну из створок рельефной арочной двери, детально копируя на своей спине ее рисунок, захлебнулся на вдохе и выдыхал уже только в рот Александра. Миновав правый бок, свободная рука Александра без тени проблем защелкнула дверной замок. Ярослав задрожал прикрытыми ресницами и вдруг отчетливо понял, что его ноги вот-вот подломятся. Он неразборчиво застонал, пожаловался сквозь поцелуй, но Александр бесстрастно отодрал его от двери и крепко всадил в стену коридора, Ярослав почувствовал сильный удар затылком: голова загорелась, цвета стали ярче, но зрительное поле сузилось. А Александр требовательно стаскивал с плеч бежево-зеленчатую куртку на золотистой молнии, отбрасывая на пол, сминая, стянул футболку, тем же движением отправив ее на плитку. Руки Ярика упиралась ему в плечи, не зная отталкивать или нет, а согнутое колено Александра нажимно давило в пах, втиснувшись между ног, цепкие пальцы облепливали лицо, как осьминожьи щупальца, огненное дыхание испепеляло легкие. Но этого всего было слишком мало для утоления разыгравшегося аппетита и, нежданно оставив лицо, Александр опустился вниз, почти упал, резко проводя прерывистую дорожку клейкого ручейка от темной норки пупка до апогейной точки расхождения просталенных прутьев-ребер. Отчего Ярослав, разрываясь на куски от боли и удовольствия, втиснулся назад до полного слива со стеной, выгнул шею, закусывая губу и немилосердно расцарапывая тонко-художественный рисунок на обоях. Однако Александр вовремя заметил угрозу «ARTE La Fenice», быстро отклеил разомлевшего Ярика от стены, и в нелепом танце вытолкнул его в центр коридора. Они закружились в отражении старинного шкафа, тенями на стенах, нишах и накладных панелях, расцвеченные итальянскими бра, мерцающие в мраморе пола, а неловкий Ярослав, выбиваясь из ритма, прыгал на одной ноге, намериваясь сбросить носком левой ботинок правой. Александр же с искусной сноровкой, на ходу скидывал с себя пиджак, не путаясь в мелких пуговках жилета, растягивал узел галстука, повсюду небрежно разбрасывая «Burberry Prorsum», как уборщица половые тряпки. Ярик ужасно боялся поскользнуться и упасть, но еще больше - оставить своими ботинками черные полосы на мраморе, и тогда Александр уж точно забьет его какой-нибудь антикварной вазой. И вот, приметив взглядом дверь, не отрываясь от поцелуя, Александр пнул ее ногой, и втолкнул туда Ярослава. Который совершенно не к месту вспомнил об аквариуме с экзотическими рыбками… А вдруг они умерли?.. Вряд ли Александр может ухаживать за… рыбками… Ярослав высунулся из-за плеча, чтобы понять, куда они затанцевали, стараясь разглядеть интерьерные нагромождения. Но мрак скрадывал облики предметов, словно в сети наброшенной дымчатой тюли, указывая только… Ярослав вжался всем телом в Александра, думая, что сейчас пора совсем закрывать глаза, зажмуриваться и вообще не дышать… на кровать… Двуспальная из какой-то красноватой породы дерева, с выгравированными волнами снопов лисохвостов, а из вырезанного центра в форме опрокинутых масти «пики», расходятся приоткрытые тростинки тюльпанов, сливаясь с аркой спинки, застеленной плотной тканью цвета горького шоколада. Ярик подслеповато щурился, фиксируясь на деталях, пробуя различить изысканный рисунок автора, но Александр не думал, сразу толкнув Ярика на кровать. Потом снял рубашку, закидывая на туалетный столик, и уселся сверху, да замялся, прощупал карманы, педантично извлекая оттуда визитницу-кредитницу и мобильный, отрегулировал звонок, кивнул себе, потянулся левее к прикроватной тумбе и над ними загорелся восхитительный до слезного умиления торшер с кельтскими мотивами, нежным плетением золотых, как гороховых, усиков в качестве утонченного красотой стебля, оканчивающийся закрученным вверх завитком, а нижним вихром он удерживал мандариновый, как плафончик физалиса, вытянутой формы фонарик. Похоже, что тканевый… или рисовый… Ярослав залюбовался, улыбаясь искорками глаз, и так ненамеренно ясно и покладисто взглянул, переводя взгляд на Александра, что тот опустился в предромантичном настроении, с поверхностной лаской выцеловывая огоньки бликов с пропитанных влагой губ…
Это, таак хорошо написано, что я даже немного завидую,
такое можно перечитывать не раз...
описание всех подробностей,
Алекс, прямо настоящий денди, не злой, но ехидный, всегда добивающийся того, что хочет!
Да, франт и поверхностный человек.
я в серьёз задумалась
о написании фика, не просто с его участием, а так сказать,
Алекс в главной роли....
Он энергичный, хваткий, жесткий, да и вообще толковый гордец.
По крайней мере, в моем понимании.
Потому как сколько я не читала фиков с попыткой изобразить Александра - ни у кого толком не получалось это сделать (получилось ли у меня или нет - тоже судить не стану)!.. Так что... Дерзай!
Потому как сколько я не читала фиков с попыткой изобразить Александра - ни у кого толком не получалось это сделать
А мне кажется каждый изображает не киношного героя - а свою..."переработку", что ли? Свое видение героя; у тебя он получился "жесткий и хваткий", у меня , допустим,получится более романтичный...
Но все равно, твои "Игрушки..." это лучшее, что я читал по НРК.
НО!
Давайте учитывать то, что персонажи изначально (путьс они и мозаичны!) предуманные не нами. А, значит, базу образы мы обязанны блюсти.
Поэтому, на мой взгляд, не надо отсебятины по поводу персонажа слишком большой. Персонаж ДОЛЖЕН БЫТЬ узнаваем, а не быть соверешнно иным человек, не имеющим никакого отношения к УЖЕ созданному (да и не себя мы тоже описываем). Вот я о чем!
А, по больше части, всё, что я читала - сплошная отсебятина.
НИЧЕГОШЕНЬКИ общего.
Воть.
А то - твое. Каждый делает так, как ему больше угодно. Интеренет - свободная территория!
Так что... Рукописи не только не горят, но и не рвуться (и не стираются с Ворда!)!