Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
типа так вот...
Как и было обещано Питер vs Махиндер.
читать дальше
Меня поражало спокойствие Махиндера. Его нейтрально-улыбчивое отношение ко всему происходящему вокруг него и непосредственно его касающегося. Спокойствие индийских коров – единственная фраза, которая крутилась в голове, но не смела сходить с языка из уважения к его состоянию. Человек получил дырки в костях, осколочные винтовые переломы рук да еще и со смещением, переломы ладьевидной и полулунной костей, трещина в лучевой кости левой руки, оказались напрочь раздроблены суставы двух пальцев на одной руке и сломаны различные мелкие кости на обеих, трещины и переломы ребер, из-за полученного гемоторакса пришлось даже «Скорую» останавливать, чтобы его спасти, получил переломы костей стопы, везде, где только можно разрывы связок и сухожилий, еще и крови больше около двух литров разлил и попал на переливание, в последующем под капельницы… Просто справочник травматолога! Количество операций, которые он перенес только за одну неделю было впечатляющим, а реабилитационный период, после того как с него снимут гипс и все виды стягивающих повязок так и вовсе несколько месяцев займет. А Махиндер абсолютно спокоен. Я ему книжки таскал, носил еду, его любимый куриный суп со специями, карри из индейки с миндалем и всевозможные салаты, и каждый раз поражался какое количество специй он может поглотить, лично у меня слезы выступали, стоило мне только приоткрыть крышку контейнера с его обедом и или ужином! А поскольку лежать предстояло не меньше четырех недель, то и клеточку с кенаром выбил, хоть и не положено в палате никаких животных держать. Кто бы мог подумать кенар Киран вернулся обратно, налетавшись и усевшись обратно на карниз балкона! Возможно, с кем-то другим я бы постеснялся спросить, но Махиндер не рассердился бы и не обиделся на мой вопрос - неужели его совсем не заботит собственная судьба или это такая сила воли, которую мне в себе никогда не воспитать. То, что с ним сделал Сайлар сверх больно, а терпеть, даже при максимальной нагрузке обезболивающих долго, прогнозы насчет его рук вообще туманны, а он духом не падает. Махиндер улыбнулся и ответил, что на себя ему не наплевать, что ему страшно остаться без рук, и дело, наверное, не в силе воли, а в том, что он жив, что это самое главное, жив в настоящем, всё остальное только будет, значит, и он будет делать максимально возможно зависящее от него, чтобы жить достойно, потому что есть цель. Ее осознание и принятие помогают терпеть и не боятся будущего. Коровы в Индии, пасущиеся на заливных лугах, так миролюбиво и флегматично жующие сочную зеленую траву, стоя по колено в воде... Идиллия… Может, идеальность?.. Определенно, мне было бы не по силам, не жаловаться и не ругать всех на чем свет стоит. Махиндер меня раздражает своим едва ли не полным пофигизмом, с другой стороны, мне нравится его добродушие и радушие. Он всегда рад меня видеть, всегда искренне и открыто благодарит даже за самые ничтожные мелочи, как то открыть или закрыть окно, принести ему сок и попоить его через соломинку вместо какой-то там медсестры, красивые цветы для повышения настроения и скорейшей поправки. Кстати, последние Махиндер принимает с почтительностью, но крайним смущением, как никак не принято это ни у них, ни у всех нормальных мужиков, но я не все. Странно видеть его теплое отношение в нашем быстром ритмичном мире городов, живущим по укороченной программе, где «здравствуйте» превращается в «здрасьте» для экономии времени, а здесь как пришелец с другой планеты. Он никуда не спешит, не треплется, не перебивает. Он всегда готов слушать и умеет слышать то, что ему рассказывают, он готов участвовать в разговоре ровно столько, сколько это необходимо, чтобы не утомить и не надоесть. Думаю, это внутренняя тактичность, интуитивное понимание людей. Редкая черта. Чем чаще я бываю у него, тем больше уверяюсь, что с ним очень спокойно, и с каждым днем всё приятней находиться в его компании. Осень еще не вступила в свои права, и после затяжных дождей, тепло уходящего солнца кажется особенно желанным и притягательным, усадив Махиндера в коляску, я вывожу его во дворик, недалеко от приемного отделения, подальше от воя сирен и постоянно больничной беготни. Там, под сенью рыжеющих деревьев, глядя на роскошную корону припекающего солнца, он начинает говорить. Я сижу рядом на обшарпанной зеленой лавочке с отвалившейся рейками спинки, и смотрю на него. Его глаза светятся не тускнее солнца, когда он увлеченно и увлекательно рассказывает о своей стране, о том, как так там красиво и какие там живут радушные люди. Он рассказывает, чуть щурясь, прикрывая глаза густыми пушистыми ресницами, ловящие золотые лучики, падающие наискось из дырявой тенистой паутины веток, уходя от реальности с двойными пакетами капельниц, больничными резкими запахами медикаментов и неутихающей боли…
Песочные берега, покрывающие Бенгальский залив, огненный полыхающий жар солнца перевернутым факелом опускается на закате в залив, окрашивая и воду и небеса в багряные тона, когда смотришь на это безумие самых горячих пламенных красок, кажется, начинается пожар. А по утру, оно встает, выплывая из млечной дымки горизонта, пробивая белесыми струями лучей поседевшие за ночь рыхлые облака, пронзая и разрывая их ослепительным белым светом, отзеркаливаясь, окрашивая спокойные воды залива в сочные оранжевые и малиновые цвета. Песок, вода, прибрежные камни, люди, идущие вдоль берега черными гибкими силуэтами, под шелест вспенивающихся волн – всё здесь имеет свой запах – на который наслаивается, заглушая медвяный аромат янтарного солнца и лазурной морской воды. Это предчувствие красоты нового дня, которая вместе с солнечным диском поднимется из тихой бухты, блистая будто золотая монета только что извлеченная из печи, среди пара и дыма влажного утра, стекающая золотыми струями в раскаленную им воду. Среди пыли и жара, стоящего над многолюдным городом в клубке десятков переплетенных и запутанных узких дорог, теряясь среди пестрого базара с его терпким и тяжелым запахами перемешанных специй, расстилается большой тенистый парк, будто шелковый шатер, бросающий на землю дымчатые тени от ветвей старых резлеглых деревьев, и ты садишься на камни перед искусственным прудом и касаешься его рукой, погружаясь в стихию льда, когда твое тело горит от полуденного жара и щеки покрыты горьковато-соленым бисером быстро иссыхающей влаги. Воздух наполнен охмеляющими ароматами душистых цветов и благовоний от проходящих мимо загорелых и кареоких красавиц, играющих, но не заигрывающих, веселыми золотистыми глазами, как камни авантюрина, мерцающие желтыми искрами, – молодые богини, трогающие струны твоей души. А уличные танцовщицы в красочных пестрых ахарья как бабочки златоглазки или парусники, поднимающиеся в вихре танца над землей, кружась, устремляясь к небу, рассыпая на раскрытые ладони десятков влюбленных восторженных ладоней бархатистую пыльцу счастья, подобно россыпям драгоценных камней. Нельзя не любить их грацию, широкие бедра и узкую, по-змеиному гибкую талию, осыпанную солнечной пылью шоколадного загара, упругую налитую грудь, и разметавшиеся под звон браслетов пламя черных волос, утаивающую в своих резких, быстрых струях, жемчужную лукавую улыбку ускользающей, но такой желанной, обольстительной красоты. Сквозь раскидистые веера поднебесных пальм сгущается лазоревыми красками небо, до которого так легко дотронуться, когда смотришь на него на ступенях священного храма. Здесь, прикасаясь рукой к ожившей истории веков, целый мир кажется маленьким, готовым уместиться на твоей ладони, и, одновременно, необозримо бесконечным, как неприступные сверкающие высоты гордых Гималаев. Там истинная красота мира, венец самой жизни, среди густых горных лесов и каскадов серебристых потоков шумливых водопадов, разливающиеся петлями многочисленных лесных рек, ровное дрожание ряби на поверхности спокойных голубоглазых высокогорных озер…
Конечно, привирает, конечно, превращает в своей памяти в неземную сказку, но, когда он широко и чуть растерянно улыбается, вспоминая, я вижу, как по-настоящему счастлив он там был. Счастлив всему, что с ним случалось – и хорошего и плохого. Как искренне он любит своих родителей, и как много у него было там друзей. Да, в Нью-Йорке он чувствует себя одиноко, лишившись привычности, зато характера его это не испортило. Время останавливалось, когда я находился с ним, и с каждым новым посещением его я с приятцей отмечал, что, слушая вместе с ним говорливое звонкое пение кенара, начинаю больше молчать и дольше слушать. Видимость или истинность, но с ним я чуточку менялся, возвращался к времени моего отрочества, тогда я тоже и стихи горячим итальянским красавицам воспевал и сам писал их, а потом в подушку ревел, видя как меня не замечают, но и в облаках от счастья парил, когда все мои чувства принимались со взаимностью… Зато сейчас я сильно изменился. Стал совсем другим… А события последнего времени вконец меня отчаяли, измучили, в чем-то обозлили, Махиндер помогал мне оттаять и потеплеть сердцем. Я был благодарен ему за это. Я словно заботился о подобранной с улицы кошке-бродяжке с перебитой лапой. Мне было это необходимо, необходимо с кем-то дружить… кого-то любить... Натан постоянно держал голову высоко, стараясь не акцентировать внимание на моей сердобольности, но тогда как не оно сохраняет облик человеческим. Я привязывался, привыкал, с ненасытством голодающего ловя эти моменты, потому что времени на реабилитацию, когда Махиндера выпишут, у нас не будет. После того как Мэтт уехал, а мое дело развалилось из-за недостаточности улик, мамочки отдельно спасибо, о Сайларе ничего не было слышно. Должно быть, он уехал из города, отправляясь на поиске тех, о ком смог выведать у Махиндера. К счастью, Сайлар не мог проверить всю полученную информацию, и Махиндер, при всей своей мягкотелости и прямолинейности, смог его поводить за нос, с искаженными фамилиями Сайлар вряд ли сможет найти всех этих людей. К несчастью, многие из них живут в небольших городках и их там очень хорошо знают, достаточно назвать чуть больше информации о них горожанам - чувствуя подвох, Сайлар тянул из Махиндера известные ему биографии, которые сложно подменять, всякий раз выдавая одну и ту же информацию, когда тебя буквально ломают по косточкам. Кроме того, о приоритетах Сайлара на цели нам также ничего не было известно. Пока что я выяснял кто эти люди, о которых Сайлару стало известно. Они были уже знакомы с Сурешем старшим, так что мне нужно было найти и связаться с ними, предупредив, кто в скором времени может выйти на их след. Дело оказалось не из легких, обыкновенно люди не так часто переезжают за свою жизнь, однако, в нашем случае, информация из телефонной базы о них оказывалась ложной и устаревшей. Почти все они сменили место жительство и новые хозяева их домов и квартир понятия не имели о том, куда съехали старые жильцы. К тому же, некоторые владельцы способностей проживали в такой глуши, что ни о каких телефонах или телеграфах речи и быть не могло. Я делал, что мог!.. Опять-таки, плюс и минус: с одной стороны, не смогли найти мы их, не так просто сможет и Сайлар, даже оказавшись на месте, с другой, стороны, Сайлар в этом отношении упорней нас, к тому же, выведывать он будет на месте, а опыт выслеживания у него богатый. Но вот, что Махиндер сберег для нас. То, чего так не доставало Сайлару помимо чтения мыслей – поисковик, ему не хватало навыков поиска. Но с этими навыками он бы стал для нас настоящей чумой, от которой нет вакцины. Девочку звали Молли Волкер, 12 лет, отец и мать погибли в авиакатастрофе полгода назад, возвращаясь из служебной командировки, девочка стала проживать с бабушкой в Самерсете, штат Нью-Джерси. Все элементарно и мало представимо - ее нужно найти и убедить, сложнее будет с бабушкой, быть с нами до того, как Сайлар сделает ее способности своими, а ее саму убьет. Да, получалось использование знаний Молли, и лишь слабый намек на защиту. Однако без нее нам не удастся держать Сайлара на должном расстоянии. Нам слишком нужна была эта девочка.
Как и было обещано Питер vs Махиндер.

читать дальше
Меня поражало спокойствие Махиндера. Его нейтрально-улыбчивое отношение ко всему происходящему вокруг него и непосредственно его касающегося. Спокойствие индийских коров – единственная фраза, которая крутилась в голове, но не смела сходить с языка из уважения к его состоянию. Человек получил дырки в костях, осколочные винтовые переломы рук да еще и со смещением, переломы ладьевидной и полулунной костей, трещина в лучевой кости левой руки, оказались напрочь раздроблены суставы двух пальцев на одной руке и сломаны различные мелкие кости на обеих, трещины и переломы ребер, из-за полученного гемоторакса пришлось даже «Скорую» останавливать, чтобы его спасти, получил переломы костей стопы, везде, где только можно разрывы связок и сухожилий, еще и крови больше около двух литров разлил и попал на переливание, в последующем под капельницы… Просто справочник травматолога! Количество операций, которые он перенес только за одну неделю было впечатляющим, а реабилитационный период, после того как с него снимут гипс и все виды стягивающих повязок так и вовсе несколько месяцев займет. А Махиндер абсолютно спокоен. Я ему книжки таскал, носил еду, его любимый куриный суп со специями, карри из индейки с миндалем и всевозможные салаты, и каждый раз поражался какое количество специй он может поглотить, лично у меня слезы выступали, стоило мне только приоткрыть крышку контейнера с его обедом и или ужином! А поскольку лежать предстояло не меньше четырех недель, то и клеточку с кенаром выбил, хоть и не положено в палате никаких животных держать. Кто бы мог подумать кенар Киран вернулся обратно, налетавшись и усевшись обратно на карниз балкона! Возможно, с кем-то другим я бы постеснялся спросить, но Махиндер не рассердился бы и не обиделся на мой вопрос - неужели его совсем не заботит собственная судьба или это такая сила воли, которую мне в себе никогда не воспитать. То, что с ним сделал Сайлар сверх больно, а терпеть, даже при максимальной нагрузке обезболивающих долго, прогнозы насчет его рук вообще туманны, а он духом не падает. Махиндер улыбнулся и ответил, что на себя ему не наплевать, что ему страшно остаться без рук, и дело, наверное, не в силе воли, а в том, что он жив, что это самое главное, жив в настоящем, всё остальное только будет, значит, и он будет делать максимально возможно зависящее от него, чтобы жить достойно, потому что есть цель. Ее осознание и принятие помогают терпеть и не боятся будущего. Коровы в Индии, пасущиеся на заливных лугах, так миролюбиво и флегматично жующие сочную зеленую траву, стоя по колено в воде... Идиллия… Может, идеальность?.. Определенно, мне было бы не по силам, не жаловаться и не ругать всех на чем свет стоит. Махиндер меня раздражает своим едва ли не полным пофигизмом, с другой стороны, мне нравится его добродушие и радушие. Он всегда рад меня видеть, всегда искренне и открыто благодарит даже за самые ничтожные мелочи, как то открыть или закрыть окно, принести ему сок и попоить его через соломинку вместо какой-то там медсестры, красивые цветы для повышения настроения и скорейшей поправки. Кстати, последние Махиндер принимает с почтительностью, но крайним смущением, как никак не принято это ни у них, ни у всех нормальных мужиков, но я не все. Странно видеть его теплое отношение в нашем быстром ритмичном мире городов, живущим по укороченной программе, где «здравствуйте» превращается в «здрасьте» для экономии времени, а здесь как пришелец с другой планеты. Он никуда не спешит, не треплется, не перебивает. Он всегда готов слушать и умеет слышать то, что ему рассказывают, он готов участвовать в разговоре ровно столько, сколько это необходимо, чтобы не утомить и не надоесть. Думаю, это внутренняя тактичность, интуитивное понимание людей. Редкая черта. Чем чаще я бываю у него, тем больше уверяюсь, что с ним очень спокойно, и с каждым днем всё приятней находиться в его компании. Осень еще не вступила в свои права, и после затяжных дождей, тепло уходящего солнца кажется особенно желанным и притягательным, усадив Махиндера в коляску, я вывожу его во дворик, недалеко от приемного отделения, подальше от воя сирен и постоянно больничной беготни. Там, под сенью рыжеющих деревьев, глядя на роскошную корону припекающего солнца, он начинает говорить. Я сижу рядом на обшарпанной зеленой лавочке с отвалившейся рейками спинки, и смотрю на него. Его глаза светятся не тускнее солнца, когда он увлеченно и увлекательно рассказывает о своей стране, о том, как так там красиво и какие там живут радушные люди. Он рассказывает, чуть щурясь, прикрывая глаза густыми пушистыми ресницами, ловящие золотые лучики, падающие наискось из дырявой тенистой паутины веток, уходя от реальности с двойными пакетами капельниц, больничными резкими запахами медикаментов и неутихающей боли…
Песочные берега, покрывающие Бенгальский залив, огненный полыхающий жар солнца перевернутым факелом опускается на закате в залив, окрашивая и воду и небеса в багряные тона, когда смотришь на это безумие самых горячих пламенных красок, кажется, начинается пожар. А по утру, оно встает, выплывая из млечной дымки горизонта, пробивая белесыми струями лучей поседевшие за ночь рыхлые облака, пронзая и разрывая их ослепительным белым светом, отзеркаливаясь, окрашивая спокойные воды залива в сочные оранжевые и малиновые цвета. Песок, вода, прибрежные камни, люди, идущие вдоль берега черными гибкими силуэтами, под шелест вспенивающихся волн – всё здесь имеет свой запах – на который наслаивается, заглушая медвяный аромат янтарного солнца и лазурной морской воды. Это предчувствие красоты нового дня, которая вместе с солнечным диском поднимется из тихой бухты, блистая будто золотая монета только что извлеченная из печи, среди пара и дыма влажного утра, стекающая золотыми струями в раскаленную им воду. Среди пыли и жара, стоящего над многолюдным городом в клубке десятков переплетенных и запутанных узких дорог, теряясь среди пестрого базара с его терпким и тяжелым запахами перемешанных специй, расстилается большой тенистый парк, будто шелковый шатер, бросающий на землю дымчатые тени от ветвей старых резлеглых деревьев, и ты садишься на камни перед искусственным прудом и касаешься его рукой, погружаясь в стихию льда, когда твое тело горит от полуденного жара и щеки покрыты горьковато-соленым бисером быстро иссыхающей влаги. Воздух наполнен охмеляющими ароматами душистых цветов и благовоний от проходящих мимо загорелых и кареоких красавиц, играющих, но не заигрывающих, веселыми золотистыми глазами, как камни авантюрина, мерцающие желтыми искрами, – молодые богини, трогающие струны твоей души. А уличные танцовщицы в красочных пестрых ахарья как бабочки златоглазки или парусники, поднимающиеся в вихре танца над землей, кружась, устремляясь к небу, рассыпая на раскрытые ладони десятков влюбленных восторженных ладоней бархатистую пыльцу счастья, подобно россыпям драгоценных камней. Нельзя не любить их грацию, широкие бедра и узкую, по-змеиному гибкую талию, осыпанную солнечной пылью шоколадного загара, упругую налитую грудь, и разметавшиеся под звон браслетов пламя черных волос, утаивающую в своих резких, быстрых струях, жемчужную лукавую улыбку ускользающей, но такой желанной, обольстительной красоты. Сквозь раскидистые веера поднебесных пальм сгущается лазоревыми красками небо, до которого так легко дотронуться, когда смотришь на него на ступенях священного храма. Здесь, прикасаясь рукой к ожившей истории веков, целый мир кажется маленьким, готовым уместиться на твоей ладони, и, одновременно, необозримо бесконечным, как неприступные сверкающие высоты гордых Гималаев. Там истинная красота мира, венец самой жизни, среди густых горных лесов и каскадов серебристых потоков шумливых водопадов, разливающиеся петлями многочисленных лесных рек, ровное дрожание ряби на поверхности спокойных голубоглазых высокогорных озер…
Конечно, привирает, конечно, превращает в своей памяти в неземную сказку, но, когда он широко и чуть растерянно улыбается, вспоминая, я вижу, как по-настоящему счастлив он там был. Счастлив всему, что с ним случалось – и хорошего и плохого. Как искренне он любит своих родителей, и как много у него было там друзей. Да, в Нью-Йорке он чувствует себя одиноко, лишившись привычности, зато характера его это не испортило. Время останавливалось, когда я находился с ним, и с каждым новым посещением его я с приятцей отмечал, что, слушая вместе с ним говорливое звонкое пение кенара, начинаю больше молчать и дольше слушать. Видимость или истинность, но с ним я чуточку менялся, возвращался к времени моего отрочества, тогда я тоже и стихи горячим итальянским красавицам воспевал и сам писал их, а потом в подушку ревел, видя как меня не замечают, но и в облаках от счастья парил, когда все мои чувства принимались со взаимностью… Зато сейчас я сильно изменился. Стал совсем другим… А события последнего времени вконец меня отчаяли, измучили, в чем-то обозлили, Махиндер помогал мне оттаять и потеплеть сердцем. Я был благодарен ему за это. Я словно заботился о подобранной с улицы кошке-бродяжке с перебитой лапой. Мне было это необходимо, необходимо с кем-то дружить… кого-то любить... Натан постоянно держал голову высоко, стараясь не акцентировать внимание на моей сердобольности, но тогда как не оно сохраняет облик человеческим. Я привязывался, привыкал, с ненасытством голодающего ловя эти моменты, потому что времени на реабилитацию, когда Махиндера выпишут, у нас не будет. После того как Мэтт уехал, а мое дело развалилось из-за недостаточности улик, мамочки отдельно спасибо, о Сайларе ничего не было слышно. Должно быть, он уехал из города, отправляясь на поиске тех, о ком смог выведать у Махиндера. К счастью, Сайлар не мог проверить всю полученную информацию, и Махиндер, при всей своей мягкотелости и прямолинейности, смог его поводить за нос, с искаженными фамилиями Сайлар вряд ли сможет найти всех этих людей. К несчастью, многие из них живут в небольших городках и их там очень хорошо знают, достаточно назвать чуть больше информации о них горожанам - чувствуя подвох, Сайлар тянул из Махиндера известные ему биографии, которые сложно подменять, всякий раз выдавая одну и ту же информацию, когда тебя буквально ломают по косточкам. Кроме того, о приоритетах Сайлара на цели нам также ничего не было известно. Пока что я выяснял кто эти люди, о которых Сайлару стало известно. Они были уже знакомы с Сурешем старшим, так что мне нужно было найти и связаться с ними, предупредив, кто в скором времени может выйти на их след. Дело оказалось не из легких, обыкновенно люди не так часто переезжают за свою жизнь, однако, в нашем случае, информация из телефонной базы о них оказывалась ложной и устаревшей. Почти все они сменили место жительство и новые хозяева их домов и квартир понятия не имели о том, куда съехали старые жильцы. К тому же, некоторые владельцы способностей проживали в такой глуши, что ни о каких телефонах или телеграфах речи и быть не могло. Я делал, что мог!.. Опять-таки, плюс и минус: с одной стороны, не смогли найти мы их, не так просто сможет и Сайлар, даже оказавшись на месте, с другой, стороны, Сайлар в этом отношении упорней нас, к тому же, выведывать он будет на месте, а опыт выслеживания у него богатый. Но вот, что Махиндер сберег для нас. То, чего так не доставало Сайлару помимо чтения мыслей – поисковик, ему не хватало навыков поиска. Но с этими навыками он бы стал для нас настоящей чумой, от которой нет вакцины. Девочку звали Молли Волкер, 12 лет, отец и мать погибли в авиакатастрофе полгода назад, возвращаясь из служебной командировки, девочка стала проживать с бабушкой в Самерсете, штат Нью-Джерси. Все элементарно и мало представимо - ее нужно найти и убедить, сложнее будет с бабушкой, быть с нами до того, как Сайлар сделает ее способности своими, а ее саму убьет. Да, получалось использование знаний Молли, и лишь слабый намек на защиту. Однако без нее нам не удастся держать Сайлара на должном расстоянии. Нам слишком нужна была эта девочка.
@темы: зарисовки
В тот день переезд затянулся. Выписку оттягивали аж до трех часов дня, мы профукали обед, мой «Nissan Almera» решил не к месту сломаться, отъехав от больницы метров на 100, провозившись без особого успеха минут сорок я мрачно понял, что надо ловить машину, а, выловив из всего потока наиболее отъявленного придурка, долго, вытирая ладонью пот со лба и уверяя Махиндера, что всё заладится, объяснять тугоумному водиле куда и как ехать, чтобы к 5 часам вечера, вымокшим и порядком уставшим от суеты, добраться до новой квартиры, ставшей для Махиндера большим сюрпризом. Держа в рука высоко поднятую клетку, а другой подталкивая в спину Махиндера, закрывающего по моей же просьбе ладонями глаза, распахнув резные с красивым цветочным орнаментом перламутровые двери, минуя дверной проем прихожей, мы оказались в гостиной. Она получилась гармонично светлой, обклеенной обоями со сложным геометрическим рисунком в виде коричневых пересекающихся ромбов на фоне золотистого полотна, с резными, разных теплых оттенков, узорчатыми рамками, вылепленными из гипсокартона, а на окнах тяжелые цветастые гардины со множеством складок, с подхватами из золотистого шнура с длинными кистями. Прекрасная жилая комната, в которую не без труда въехали, едва поместившись: тумбочка с решетчатыми дверцами из ценных пород искусственно состаренного дерева разных цветов и оттенков, тумбочка под телевизор и сам телевизор, роскошный диван, перекочевывав из прошлой квартиры необыкновенные по цветовой гамме и формам декоративные столешницы на изогнутых толстых ножках, антикварный гардероб дверцами из крупной резьбы и симметричным многоцветным рисунком, комод и буфет с инкрустацией из белой и покрашенной в черный слоновой кости, зеркало, люстра, бра, два кресла и стулья к гостином столу с изящными спинками, кованые сундучки, расписанные маслом, статуэтки, вазы, шкатулки, блюда, шелковые и парчовые узорчатые подушечки, панно, большие шерстяные ковры в бежево-красных приглушенных геометрических рисунках и такое количество прочей всевозможной утвари, что без помощи грузчиков и дизайнеров мне было бы это всё не втащить и разместить – и только лишь в одну гостиную! Не просто высшая каста, а чистый зажиточный буржуйский класс!!! Удивительно, но после установки все эти экзотические вещи вписались в интерьер и очень смотрелись, не давя и не захламляя комнату, а придавая ей необыкновенность и изысканность Востока. Не забыл я и про коллекцию тропических бабочек, также перековавших в аккуратных рамочках в гостиную.
Сам же хозяин слегка опешил от увиденного, изумленно захлопав глазами, побродил по комнате, прикасаясь к знакомым вещам так незнакомо расставленных по новым местам, проводя пальцами по мягкому цветочному ковру на стене, двигаясь вдоль, прикасаясь к расставленной утвари на полках, размышляя над рисунком у приоткрытого окна…
- Аааа, тут даже место для компьютерного столика нашлось и телевизора с музыкальным центром, на заказ делали, всё под старину… ну или типа того, - я быстро водрузил клетку с истошно голосившим кенаром на напольную подставку из розового дерева, осматриваясь нет ли какого-нибудь темного платка, чтобы вопящую пакость, наконец, уже накрыть.
Выглянув в окно, потом распахнув дверцы, он вышел на балкон с ограждением из изящной кованой решетки и выполненном в таком же стиле на кованой подвеске, закрепленным на коротенькую цепочку, фонариком с мозаичным разноцветным стеклом. К карнизу крепились объемистые керамические ящики с цветами.
- Так это… Нравится тебе или?.. – я набросил свою куртку на клетку отчаянно заверещавшей птицы, начавшей долбиться о прутья клетки, и решил последовать на балкон за Махиндером, чтобы добиться от него ответа, а заодно и попытаться продохнуть из тяжелых запахов всего ароматического в квартире.
- Нравится, - Махиндер улыбчиво кивнул, приучившись в знак согласия не покачивать головой, как принято у него на родине, - спасибо тебе, Питер, ты очень помогаешь мне. Я благодарен тебе,.. - так просто и так искренне осветились его большие карие глаза, такие нежные и мягкие, как смешанное со сгущенным молоком крепкое кофе, - И так рад вернуться домой после всего, что случилось… Даже не верится… «Спасибо» - это самая малость, что я могу тебе ответить – ты жизнь мою спас, Питер, какое слово может выразить как я обязан тебе и как сильно признателен…
- Да ерунда! – я подготовился жеманничать, но, увидев благородный изгиб шеи, поднявший голову вверх, осекся, да и чего себе цену набивать, «спасибо» надо принимать, а не игнорировать его, - В смысле, я должен был тебе помочь… А как же иначе?!!... Никак… И рад это сделать... Это я уже про комнату сказал! - Махиндер, не оборачиваясь, улыбнулся шире, показывая белые зубы, будто его нос щекотнули перышком, сморщил его от внезапно налетевшего смеха, покачивая, как сбрасывая оковы сдержанности, головой, - В конце концов, кому тебе было помогать как ни мне! – я отчего-то смутился, рассмотрев точеный профиль и поняв, что он действительно выразителен, попытался перевести всё в шутку, но неловко затронул неприятные события прошлого.
Ни Исаака, ни Мэтта, ни Хиро с нами не было. Всех по разным причинам, но сути это не меняло – впереди долгий и ох как непростой путь.
- Скажи, а после того как всё закончится, ты вернешься в Ченнаи?
Махиндер ответил уверенным кивком, кладя руки на перила и чуть подаваясь корпусом вперед, так что его чуть растянутое узкое тело выгнулось, образовав изящную прогнутую дугу в пояснице. Он понимает, что я смотрю на него? Либо да и делает нарочно, либо нет и я всё равно восторжен, соблазнено и скрытно улыбнулся его аккуратной попке и порадовался длинным скрещенным ногам. А Махиндер, подставляя смуглое лицо навстречу ветру, как ни в чем не бывало, рассматривал с третьего этажа недавно покрашенный и обновленный детский дворик через кроны деревьев.
- Я вернулся сюда не для того, чтобы продолжить дело отца, а чтобы завершить его.
- Значит, новых поисков не будет? – я присоединился к разглядыванию дворика, копируя его задумчивую позу, стараясь не сильно отклячивать задницу, впрочем, даже если это и получилось так, Махиндер вряд ли заметил.
- Да, - Махиндер обыкновенно флегматично немногословен, его не так-то легко удается разговорить, раскрывается он, когда вспоминает дом и редко говорит на какие-то другие темы личного характера, даже с Исааком всё больше по поверхности и ни чем важном, а ведь они почти дружили, - Но уберечь тех, кто оказался из-за меня на пути Сайлара – мой долг, - глаза стали холодными и шея напряглась, я даже заметил, как приподнялась грудная клетка под тонкой футболкой, показав мне угловатость тонких ключиц.
- Да, девушки выходят замуж рано. Брак девушке можно заключать с 18 лет, а юноше с 21 года, и, как правило,… - Махиндер вещал голосом телевизионного диктора программы «Вокруг Света».
- Да я не о том! – стыдно было прерывать, только энциклопедическая информация меня мало интересовала, - Тебя кто-нибудь ждет дома?.. Нууу, девушка в смысле... А?
Махиндер поменял позу: ключицы опустились, а плечи приподнялись, еще сильнее углубив подключичные ямки.
- Это так. Когда мама звонила из дома месяц назад, то рассказывала, что нашла для меня замечательную девушку, если не путаю, ее зовут Пушпа, что означает «цветок», и они обе очень ждут моего возращения. Пушпа красивая, умная, скромная, мама считает, что именно такой должна быть жена. Нравственная чистота – очень важна, а сейчас традиции мало соблюдаются… И девушки сейчас совсем другие, чем когда она сама выходила замуж за отца… Мама всё не может привыкнуть к тому, что мир изменился - поймав себя на мысли, что отошел от темы, продолжил, - одним словом, замечательная по характеру, хозяйственная, из очень благочестивой и состоятельной семьи. Наши гороскопы подходят идеально, и наш брак будет таким же успешным… - Махиндер говорил так, будто читал какую-то книгу, незнакомую и мало ему интересную.
- То есть ты ее не любишь? – я скрыл улыбку, когда трагически прикусил нижнюю губу, начиная ее усиленно пожевывать, чтобы было сильно больно, и я думать не смел, чтобы растянуться в ухмылке.
- Как я могу ее любить, если даже не знаком с ней. Даже не видел ее! – воскликнул Махиндер в небо, но быстро угомонился, скованно тихо добавив, - на самом деле, это обыкновенное дело, браки по любви – редкость. И поистине счастлив будет тот, кто нашел ее и удержал…
Ага!
- Выходит, что индийские фильмы о любви врут нам, европейским несведущим зрителям?! – мое проникновенное изумление было столь горячим и высокопафосным, что Махиндер снисходительно заулыбался, добродушно прикрывая глаза длинными ресницами.
- Преувеличивают, - тактично поправил он меня, однако отметив, - Но не во всем.
- И всё-таки мне думается, что ты припозднился с женитьбой? – я хотел, чтобы мой голос не приобретал оттенок слишком большой заинтересованности, - или у тебя уже кто-то был, и не сложилось?
Его челюсти крепко сжались, суженные глаза рассердились, но всё недолго, как упавшая сверху тень от веток деревьев, еще шаг или два, и от нее не осталось и следа. Махиндер сокрушенно поник, на какое-то время опустив голову и долго рассматривая поредевшие от засухи и ветров кроны деревьев под балконом. Мне оставалось терпеливо ждать, пока неторопливый Махиндер примет решение рассказывать или нет свою историю с не голливудской концовкой.
- Ты прав, Питер, была девушка, которую я очень любил, - уже терзаясь, Махиндер одел на лицо траурную маску избранного одиночества, - Не обманывая себя, скажу, что сохранил к ней чувства и по сей день, - привязчивость весьма недурное качество, решил для себя я, кивая ему продолжать, - Наши семьи дружили и до нашего рождения, а когда появилась… Сандхия, - Махиндер сделал перерыв, чтобы безотрадно глотнуть воздух, - родители решили, что мы подходим друг другу, и когда мы вырастим и станем совершеннолетними, мы непременно сыграем свадьбу… Мы знали об этом, и нам обоим нравилось это, наша привязанность и дружба только укреплялась с годами… А когда стали старше, то поняли, что действительно любим друг друга, мы уже думали о том дне, когда сможем быть вместе и никогда не разлучаться, - Махиндер буквально озарялся светом, говоря о ней, даже просто упоминая ее имя, произнося его с какой-то особенной нежностью и грустью, - Но нашим мечтам не дано было воплотиться. Когда Сандхи исполнилось 15, ее отец – господин Вишал скоропостижно скончался от желтой лихорадки, в то время как врачи подозревали у него желтуху и только зря мучили, лечив от нее, и он умер на пятый день... Смерть господина Вишала стало тяжелейшим ударом для всей семьи. Они жили достойно за счет небольшого бизнеса господина Вишала, а после его смерти им некому было заниматься – Сандхи была еще молода, а госпожа Канта ничего не понимала в деле своего мужа. Если бы они подождали еще полтора года, я бы женился на моей любви!.. Отец уехал в Америку продолжать свои исследования, моя мама не имела права вмешиваться, и я один умолял госпожу Канту не делать ошибки, я и ее дочь любим друг друга, если она выберет для Сандхи другого мужа, она разобьет сердце не только мне, но и своей дочери! Я был в отчаянии! – впечатлившись от собственных слов, Махиндер стал говорить всё быстрее, запальчивее, громче, будто декларировал стихи, я и сам, не дыша, едва глотая, открыв рот, слушал его, мечтая только о большом пакете поп-корна в руках, - Я даже осмелился предложить Сандхе бежать со мной!.. Я был готов на всё!..
И на самом интересном месте он сокрушенно замолчал.
Я почти опал на перила, переводя вместе с Махиндером сбившееся дыхание.
«Ни фига себе! Как там всё замутилось! Болливуд настоящий!!!» - думал про себя, почему-то представляя как девушка наложила на себя руки, а он покончил жизнь самоубийством как только узнав весть об этом. Застрелился! Или повесился!.. Или закололся!.. Прямо мачете вонзив себе в сердце!!!
- … Но она не могла оставить мать одну в таком тяжелом положении. Даже продажа бизнеса отца не спасло бы их от разорения. Такого мать не могла допустить для своей единственной дочери… А я не мог предложить им помощь в тот момент потому, что никаких сбережений у меня не накопилось, отец же мой, уехав, оставил нам почти ничего, в то время как это были сбережения и наследство моей матери по большей части, и всё потому что ему были нужны деньги на разъезды и новые путешествия, новые поиски… Он забыл про нас с мамой… Даже узнав о смерти своего друга, он лишь выразил соболезнования семье по телефону, но ничего не сделал ни ради нее, ни ради нас, ни ради меня с Сандхой… - Махиндер пожал плечами, однако боль, которая так и засела занозой в его сердце, мучила его до сих пор.
С детской площадки в небо поднялись сизые голуби, кем-то потревоженные, гулко хлопая крыльями, испуганно разлетаясь в разные стороны, но тут же рассаживаясь на карнизы и балконы соседнего дома.
- Да. Идеальный супруг. И состоятельный… Знаю, что это неправильно, но исподволь я надеялся, что у них ничего не сложится. Да и как могло, ведь она так меня любила!.. А я ее… Только лишь ради Сандхи я пошел против своего отца и матери, нарушив запрет отца пользоваться тайником на крайний случай, но для меня тогда это и был крайний случай!.. Я решился украсть деньги у своей семьи!!! – Махиндер чуть не заплакал от боли и позора, - Только всё было напрасно… Я слишком долго сомневался, искал другие варианты, пытался уговорить госпожу Канту не спешить, а Сандхи подождать… У меня появились деньги позже, чем у нее жених, и отношения с госпожой Кантой были непоправимо испорчены. Она так и не простила моего отца, а меня ей было просто жаль, не более того… У меня было чувство, потери всего на этом свете, я словно упал в такое глубокое ущелье, из которого невозможно выбраться. Я не верил, что Сандхи счастлива с мужем. Она его не знала и не любила, потому что любила меня! Она не плакала на церемонии свадьбы, но потом не могла остановиться!.. Я знал об этом со слов ее подруг. Я знал, что она меня любит так же сильно и не понимал почему же мы не можем быть рядом… Я, - обожженный горем потери, Махиндер в смятении закрутился на месте, словно хотел немедленно уйти и не мог, эмоционально жестикулируя, то и дело отчаянно ударяя руками о решетку балкона, - искал с ней встреч, подговаривал наших друзей, даже служанок ее подкупал, но она не желала и слышать обо мне! Ее муж был в ярости, запретив мне приближаться к их дому, но ничто не могло меня остановить – я хотел ее видеть, говорить только с ней и если услышать слова «прощай», то лишь из ее уст, - и вот опять Махиндер помрачнел, замкнулся, и, прикоснувшись пальцами к махровым лепесткам красно-белой петунии, с горькой дрожащей улыбкой, еле слышно сожалеюще проговорил, - И, знаешь, она согласилась, перед самым переездом, она сама назначила мне встречу в парке под раскидистой библейской смоковницей, сросшейся в единой дерево из четырех других… - для Махиндера эти события были вечно живой памятью, как воспоминания о вчерашней дне, детали которого сохранились в памяти и сегодня, - я настроился на встречу: принес букет алых роз, подготовил пламенную речь, которая не тронет сердца разве что глухого и стал дожидаться ее… Она появилась на закате – даже еще более красивая, чем была до замужества и, я был готов убить себя тогда – счастливая, святящаяся счастьем!.. И вот, когда она подошла ко мне и улыбнулась, поклонившись, я понял, что настало время отступить, - Махиндер попытался сжать руки в кулаки, чтобы сдержать эмоции, но три пальца на правой руке отказывались гнуться, чуть дрогнув, а на левой два остались неподвижными, он резко втянул воздух и голова измученно опустилась на грудь, - Она была счастлива с этим человеком… Смел ли я разбивать счастье уже не моей Сандхи после своего предательства… Своей недостойной слабости… Нет, - ответ был емкий и четкий, сразу было видно, что Махиндер давно решил его для себя, - И я исчез из ее жизни, пожелав ей только счастья и любви, которые она воистину заслужила…
Обыкновенная любовная лирика обернулась трагедией. Никогда не знаешь к каким результатам может привести вопрос «девка-то у тебя есть?». Пришлось срочно выпутываться и всеми силами подавлять этот благородно-кислый элегичный настрой.
- Прости меня, я не со зла разбередил рану. И зря стал поднял тему о твоей девушке. Клянусь, если бы я знал, что у тебя к ней такие глубокие чувства, мой язык бы никогда не повернулся спрашивать, - выдерживая тональность трагичности, я заинтересованно опустил руку на его плечо в знак поддержки, а заодно проверить, как он относится к прикосновениям, потому как в Индии не принято касаться незнакомых людей руками, это оскорбительно.
Не вздрогнул, заколебавшись, да смолчал, не отстранился, лишь, расслабив, опустил плечо, давая понять, что подобная поддержка излишняя, но принимая мои извинения своим терпением. Что ж, консервативно. Или дело во мне?
Руку я убрал, не быстро, чтобы это выглядело как естественное соскальзывание.
Так или иначе, результат скорее положительный, чем отрицательный.
- Твоей вины нет. Это я не могу забыть Сандхи, - Махиндер опустил взгляд в контрастную красочность пушистых цветов, - иногда смирение души запаздывает…
Ответить было нечего. Да, прошлое может долго не отпускать, постоянно возвращая к одному и тому же моменту, будто дразня иллюзорной возможности его исправить, направить жизнь по новому руслу. Не так страшен обман, как самообман.
- Ну а что же друзья? Разве они не поддержали тебя, когда ты расстался с Сандхи? Или у вас были общие друзья, которые потом отошли ей?
С темы следовало съезжать постепенно, впрочем, без доли иронии на рыцаря печального образа я смотреть не мог.
- Нет, - ответ мне показался чересчур резким, но вдаваться в подробности не решился, и без того чуть вечер не перечеркнул, как бы Махиндер теперь не начал занудствовать своими тяжкими вздохами на тему несчастной любви, - Скажи, если мой вопрос не покажется тебе слишком личным, ты любил?
Да, неудобный он выбрал вопрос, ответить на него сложновато. Попробую что-нибудь неоднозначное.
- Ты счастливый человек, Махиндер. Ты любил, по-настоящему любил… А я… ну такой любви у меня не случалось, - выдохнул я ртом, как вздохнув, - конечно, это не означает, что я не любил вовсе или меня не любили, однако, настолько искренне и сильно – нет… - я запустил руки в цветочный ящик, утопляя в шелковистых лепестках цветов, ощущая как они приятно щекочут кожу между пальцами, - и в этом я тебе завидую. Не каждому дано любить. Так сильно и преданно – еще меньше, - прозвучало горестно, что ж, пусть будет горестно, я солгал, что когда-то любил.
Привязанность, влюбленность, желание, страсть – я не называл это любовью. И я восхищался Махиндером, как самым необычным человеком из тех, кого я встречал на своем пути.
- Что за прок от такой любви, если я всё равно потерял ее – потерял свою Сандхи, - в его голосе вопрос не прозвучал, Махиндер спрятал истерзанную улыбку, поглаживая легкими прикосновениями трепетные лепестки, будто бы он расчесывал, любовно касаясь, роскошных густых кудрей смоляных волос Сандхи.
Я ощутил столь острую необходимость быть с ним, что на сердце совсем поплохело.
- А я говорю не про Сандхи, а про тебя. Твою привязанность к ней… - шевельнув, поведя, своей рукой вправо, и совсем нечаянно коснулся похолодевшими пальцами его горячих и сухих.
Махиндер взволнованно дернулся, я не мог видеть по темной коже, но знал точно, что он сильно покраснел, его ладонь моментально взмокла.
Но я настоял, твердо сжимая его оробевшие пальцы своими, в сцепленном виде вынимая наши руки из ящика, поднимая вместе с вырванными, осыпающимися с балкона лепестками и листьями раненых цветов.
- …Вот что самое важно. Не потерять это чувство, не растратить,.. - Махиндер обескуражено хлопал глазами, не решив отвести ли глаза или попытаться понять мои намерения, но руки больше не вытягивал, удивленно молчал, а я чувствовал, как его тепло переходит ко мне в ладони.
Боже, какая же мягкая, аристократическая, у него кожа!..
Я хочу быть с ним!
- Любовь еще будет - она придет, найдет, но если утратишь, от боли или отчаяния, в себе этот свет, целый мир будет не тем. Как искусственные цветы – останется лишь его внешняя, оболочная сторона… без этого… - другая моя рука легла ему на грудь, туда, где бьется сердце, надавливая, под костью ощущая ее встревоженное непонимающее трепетание.
И тут же отпустил, убирая обе руки, как будто в окунувшись в растревоженность истинных чувств, разворачиваясь и уходя в начинающий сгущаться сумрак осветленной закатом комнаты.
Махиндер чуть замешкался, рефлекторно поворачиваясь за мной, но быстро проследовал в комнату.
Я остановил разговор намеренно и по своему желанию – пусть он думает вволю, думает и придумывает – ничего не поймет.
Конечно, он хотел спросить, уточнить, восхититься, удивиться, вскликнуть или всплеснуть руками, но что именно не знал, запутавшись в неопределенности, безусловно пафосной и слишком эмоционально насыщенной ситуации.
хоть какая-то радость на фоне постоянной работы
Если исключить из списка трагические рассказы о прошедшей и очень-очень сильной несчастной любви, то ничего не требующие разговоры о вкусовых пристрастиях и особенностях национальных кухонь, стояли на третьем месте после историй о детстве с его воспитательными и родительскими отношениями к подрастающему сорванцу.
Готовлю я посредственно, поэтому мои задачи мало чем отличались от задач кухонного комбайна, разве что дополнительно сюда входило мытье и чистка овощей.
Результат наш – нечто переходное от обеда к ужину или стандартная объедаловка человека рабочего на сон грядущий: суп с чечевицей, в который, несмотря на все мои просьбы и мольбы не сыпать туда столовыми ложками специи в виде куркумы, чили и черного молотого перца, пока я себе в тарелку не налью, съел один Махиндер, причем чуть ли не пол кастрюльки, плов с картофелем, который я спас от кари, в нагрузку салат с огурцами, благо здесь дальше тмина и кинзы дело не пошло и я тоже смог попробовать.
Зато после принятия так называемой традиционной индийской пищи меня долго не отпускали чувства мешанины. Не слишком вкусно и всё жуткое вегетарианское. Я даже расстроился как бы меня потом не уверял Махиндер, которому я сгрузил мыть за нас обоих, что у нас есть и блюда из баранины и из рыбы, я оставался при своем – мешанина – все продукты в одну кучу, да и что это за еда такая, как салат из бананов?!! Нет, уж лучше каннелони, еще лучше, если с брынзой, и лазанья с курицей и грибами, не отказался бы и от рулетиков с яйцами, грудинкой, шпинатом, твердым сыром и гвоздичкой с черным перчиком для аромата!.. Ну что за еда такая – БАНАНЫ!!! Раскритиковав, а потом поблагодарив за ужин, я пообещал сводить Махиндера в очень хороший итальянский ресторан, который только можно найти в Нью-Йорке и угостить исключительно итальянскими и исключительно вкуснейшими блюдами, потому как сам ничего готовить не умею и питаюсь только в ресторанах. Махиндер возразил, что мое предложение не эквивалентно его ужину, потому как готовил он его сам, но на скорую руку и только из того, что нашлось в холодильнике. И я пошел на мировую, признав, что у меня даже по тем рецептам, что я с жаром декларировал, сготовить смогу только активированный уголь, если не сожгу всю квартиру дотла. Пожав на том руки, чай мы ушли пить в гостиную.
Упрекнув меня за Кирана, сняв с клетки мою куртку, Махиндер накормил разобиженную птаху зерновой смесью, и в знак полного примирения еще принес с кухни немного только что натертой морковки. Слава богам, этот налопавшийся цыплячий певец, заткнулся, вместо длинных и мозгоразрушительных пений по-синичьи тихо пикал, уже сонно перепрыгивая с жердочки на жердочку, явно готовясь где-нибудь прикорнуть. Ой лучше бы сразу до утра!..
Зеленый без сахара чай я хлюпал, как ненасытная свинья, заглатывающая комбикорм в своем корыте, сидя с подогнутыми ногами на диване, глядя на поднимающийся пар, пока Махиндер интеллигентно отпивал его из пиалы. Как вдруг вспомнил о кальяне. Пришлось сказать, что я видел кальян, когда упаковывал вещи для переезда. Я думал, что если Махиндер и не спросит, то хотя бы засуетиться, насчет того видел ли я его запасы «травки», но нет, вместо этого вопроса она задал другой:
- Кальян хочешь раскурить? – скорее даже не спрашивая, а предлагая, заметив мою крайнюю заинтересованность.
Ужин сделал его крайне умиротворенным. Эдакая большая, поджаристая черная кошка с нравом пушистого и сытого перса.
Как же я хочу обнять, прижать к себе это красивое гибкое тело…
- Признаться, не уверен. Я не курю, - вынимая из-под поясницы подушку, я сел прямее, разве что самую малость заваливаясь на упругий, подлокотник в пушистыми золотыми кистями жестковатого каркасного дивана из древесного массива, даже снизу выходя на узорчатые завитки подлокотника, а также по верху и по низу дивана, сплетающегося подобно побегам молодых деревьев, в причудливые узоры. Диван был обит красивой кумачовой с желтоватым растительно-цветочным рисунком тканью, утопая четырьмя изящными ножками, как лапы оцелота, в мягкости ковра.
Меня просто завораживала настольная лампа на прикроватном столике с очаровательным кремовым абажуром по типу «пагоды» с утонченной вышивкой и пушистой шелковой бахромой, до которой я всё время дотрагивался, наблюдая за ее мерными покачиваниями, будто щупальца медлительной желейной медузы.
Затихающе сонно бормотал желтый кенар.
К запаху ароматизированных масел и специй, пробравшихся из кухни в комнату, я давно перестал воспринимать, принюхавшись, только от незапертого балкона тянуло прохладной осенней свежестью. Солнце скоро зайдет…
- Тебя смущает табак? – Махиндер полностью развернулся ко мне, внимательно и тепло заглядывая в глаза, - я могу добавить его совсем немного, даже голова не закружится, и тот аромат, который тебе очень понравится. Какой тебе запах нравится: яблоко, вишня, мята, ананас, апельсин, виноград, земляника?..
- Ммм, яблоко и мята, и виноград!.. – я становился жадным, предчувствуя, что вечер складывается и оттянуться, хотя бы с кальяном в обнимку, мне удастся, - смешивать-то можно?
- Нужно, - улыбнулся Махиндер, по-кошачьему легко поднялся с дивана, скользнув в насыщенно темную тень массивного открытого шкафа-стелажа из тика, украшенного инкрустаций цветочного золотисто-алого орнамента на черно-коричневом фоне шкафа, с какой-то особенной трогательной заботой забирая с полки высокий и узкий коричнево-черный кальян.
Снимая нижнюю часть, похожую на полупрозрачную, в мелкозернистой матовости, каштанового хрусталя, пузатую колбу, он ушел на кухню, вернувшись уже с заполненной и с несколькими кубиками льда внутри:
- Думаю, вода будет уместней молока или сока, - улыбнулся он мне, аккуратно вставляя колбу в верхнюю железную часть кальяна, напоминающую небольшой и узкий скипетр.
- А можно что-то другое? – я даже встал, заходя сбоку, наблюдая, как на столике Махиндер уверенно собирает кальян.
Кивок.
- Конечно, будет ароматнее.
Он снял металлический защитный колпачок, чтобы, достав в полки баночки с табаком, буквально по щепотки вытаскивая щипцами, укладывать горкой на крохотную керамическую чашечку. Так необыкновенно, так изящно.
Я даже улыбнулся его кропотливости, следя за ним со стороны, уже потягивая табачно-фруктовый аромат. Он показался мне излишне густым и тяжелым, но Махиндер заверил, что это сейчас, вода очистит и сделает вкус значительно мягче.
После того как в фольге, полностью окутавшей блюдечко, он проделал небольшие дырочки и положил на нее сверху еще одно блюдечко-ситечко.
- Ого, такие сложности! – я прямо подивился трансформации кальяна, особенно, когда над язычком пламени бронзовой горелки, он держал, разжигая, на ложке уголь, - это какой-то особенный уголь?
- Очищенный, - согласился Махиндер, через пару минут, наконец, выкладывая, одновременно переворачивая, на ситечко уголь, прокаленной стороной вниз.
- Обалдеть!!! – для меня это было подобно фокусу, язык аж покалывать начинало от нетерпения, а колпачок еще не был поставлен.
- Почти готово, - заметив боковым зрением мою поспешность, уверил Махиндер, водружая на место колпачок, но взявшись сам раскуривать кальян, делая быстрые, но короткие затяжки через мундштук, пока воздух в комнате не наполнился необычным яблочно-мятным табачным запахом, тонко струящегося по шлангу через узкое отверстие мундштука.
Тянуться за вторым мундштуком было не вежливо, и я ждал окончание церемонии раскуривания и приглашения закурить.
Выдвинув из-под шкафа небольшой, как мне тогда показалось, тонированный расписной столик квадратного формата на коротеньких ножках, набросил на него маленькую скатерть с растительным орнаментом и бахромой по краям, садясь, поставил столик на ковер, а на него кальян.
- Присаживайся, - показывая, что не мешает прихватить подушки с дивана, сделал жест рядом располагаться рядом с собой, протянув мне трубку.
Разложив на ковре подушечки разных размеров, я еще неуверенно сел, сразу же ощутив под пальцами плотную мягкую шерсть, рисунок ковра напоминал тщательно переплетенную паучью сеть, инкрустированную в многогранный римский циферблат часов на главной площади какого-нибудь старого города, в центре которого раскрывался пион.
Взяв из рук Махиндера кальян, я сделал неглубокий пробный вдох, опасаясь задохнуться и раскашляться, однако ничего подобного не случилось. Вкус и запах табака был отчетливым, но совсем другим, чем если бы я просто закурил сигарету. Он был легкий, воздушный из-за насыщенности влагой из бурлящей колбы, со слегка уловимым на язык привкусом зеленого яблока и охлаждающей небо терпкой мятой. Никакого винограда я не ощутил. Зато почувствовал боль в сжавшихся легких и желание кашлянуть, а на выдохе небольшое головокружение, и сразу сделал еще такую же короткую и быструю затяжку.
- Так кальян не курят, - остановил меня Махиндер, показывая на своем примере, что торопиться нельзя.
Втягивая и выпуская дым, он, как большой и почему-то белый дракон, развалившейся в полнолуние на морском берегу, сонно и лениво отпуская в небеса клубящиеся молочным светом облака дыма. Поднимаясь все выше, они росли, клубили, всё сильнее закручиваясь в тугие кольца, пока не превращались в облака, закрывающие тонкой дымкой белесой газовой ткани нефелинового цвета луну…
Так глубоко у меня не получалось, в горле быстро пересохло, кончик язык щипал, но внутри стало сонно. Мышцы расслабились. Голову окутал липкий обильный туман. Не обращая внимания на то, что опускаюсь, полуложась сразу на две подсунутые под бок подушки, опираясь на одну из них рукой, сквозь седое кружево мутнящимся взглядом смотрел на Махиндера. Под правым боком грелся в желудке недавно выпитый ароматный чай. При слабом свете закатывающегося за далекие высотки солнца, в полумгле комнаты, по которой тянулись длинные нечеткие тени, среди роскошества и простоты старой мебели, глубоко вдыхая сладковатый льдистый дым душистого табака, Махиндер казался нереальным и неотъемлемым предметом этого интерьера.
Они тянулись, протягивались, готовые обнять…
Так много, двоясь, троясь, распадаясь на десятки тонких мерцающих нитей, наращивая объем, сбиваясь и путаясь, перекручивались, совсем слепые, лишь мешая друг другу…
Черты лица мягки и строги, правильные, отточенные, с широкими тускло поблескивающими гладкими скулами. И если бы падающий малопрозрачный свет, его черные как смоль вьющиеся волосы бы сливались с подступающим зыбким вечером, так непохожим на обыкновенно городской. Звуки дневной суеты уходили всё дальше, становились незначимыми и пустыми.
Они роились, устремляясь за светом, но его же и гася, оплетая друг друга, вливались в запутавшиеся русло…
Наш разговор тоже перетекал в незначимое, полусладкое, полуиллюзорное русло пустоты. Наши дела, друзья, планы, будущее – всё это становилось эхом в моей разморенной голове. Его глаза, цвета крепкого горячего мокко, излучали поглощенный совсем недавно свет, и теперь почти всегда приоткрытые чувственные губы со строгим ровным очертанием, так бесполезно спрашивали меня о моей жизни. И я отвечал ровно, внятно, пока я сам не спросил его о том, были ли у него отношения с девушками после Сандхи. Ответ заставил меня быстро очнуться от грез и приподняться на шелковых подушках. Интерес к его, кажущейся излишне скромной, персоне возрос многократно: «были, но исключительно плотские». О, как лихо! Значит, свою Сандхи он обожал платонически, как если бы она была его музой, может, и была музой, а вот спал он с другими красавицами. Красавицами точно! Махиндер эстет. Как и я. Красавицами, да не без чувств, слово «плотскими» - лишь необходимая небрежность, которой он, возможно, научился уже в Америке. Нет, нет, человек, который так много читает стихов и, точно пытается их сочинять на свой лад, не может быть циником – это всегда романтик. Он эмоционален, восприимчив и в одиночестве жить не может…
- Ты смотришь на меня уже очень долго, чего ты хочешь увидеть что-то, что не разглядел раньше или, быть может, спросить у меня? – тонкая струйка дыма, отпущенная вверх, раскрылась под потолком пышным цветком гвоздики.
Понял??? Неужели понял?!!
- Не совсем, - слабость накрыла такая, что я едва дышал.
Он понял, понял!!!
С места я не двигался, даже мысли о них не было, но, Боже, сколько же их! Для чего они сейчас?..
Будто ржа и тлен разъел всё от самого пола до потолка, превратив в хаотичное нагромождение изломанных и спутанных между собой светящихся структур - змеи манипуляторов сетями окружили комнату, проникая в стены и потолок, закручиваясь, повисая и поднимаясь с ковра, как раскачивающиеся перед броском шипящие ядом кобры, гипнотически молчаливо уставившиеся на Махиндера.
Но я не боялся. Они – часть меня и никогда не причинят боль тем, к кому я неравнодушен.
- Я могу ошибаться, тогда не сочти за оскорбление, но если я прав, ответь, - опустив мундштук кальяна, чтобы шланг улегся на колени, прямо спросил Махиндер ничем не смущенным спокойным взглядом, - ты рассматриваешь меня… - легкая запинка для корректного подбора слов, - как сексуального партнера?
Ни тени той неловкости на балконе, когда мои действия явно застали его врасплох. Или он уже научился врать не только словами, но и глазами.
- Не слушай банальные вещи – я, действительно, не встречал таких, как ты. Дело не во внешности или словах – ты изнутри подлинный и красивый, для тех глаз, которые умеют видеть красоту, не оскорбляя поверхностью своего восприятия, - я смотрел сквозь пляшущие и окружившие его кольца змей, озвучивая пространные и не менее странные мысли, рассказывая для него то, что он не ожидал и не мог ожидать услышать от меня.
Подбираясь ближе, не отводя отуманенного взгляда, я изучал лучистую циркониевую радужку его озадаченных глаз, подрагивающее очертание изумленного изгиба прекрасных кофейного губ, натянувшиеся пульсирующие вены на чудной в своей грациозности тонкой шее, и эти повергнутые в ошеломление лоснящиеся теплым воском остроконечные ключицы, под которыми дрожит в недоверии темная впадинка:
- Ты нравишься мне.
Он вздрагивает, как молоденькая косуля, часто-часто моргает и только тогда пораженно замечает, что я настолько близко к нему подобрался, что почти касаюсь его губ, своими губами. Сочная сладкая влажность проникает сквозь них на огненное жало языка.
Сглатывает, тяжело дышит на них продымленным, но таким молочно обволакивающим теплом, что я притрагиваюсь и замираю на мгновение. Господи, как же трогательно! Какой несведущий, и лгать у него совсем не получилось... Слезы под сомкнутыми ресницами готовы выплеснуться на щеки, но я не дал их увидеть. Не хватает воздуха, плывет безумная голова, хлещут, разливаясь по всему телу волны нежности. Он дышит неровно и громко, я целую едва-едва касаясь, без рук, боясь даже чуть надавить, чтобы не разрушить этот пленительный трепетный восторг, мечтая, чтобы эти секунды продлились вечно. О да, влечение! Меня охватывает то жар, то холод лихорадки, но я становлюсь только горячее, а Махиндер желанней. Как мало, совсем ничтожно, я получаю – я хочу большего. Сейчас. Любой ценой. Какое плотоядное бесстыдство и какое благоговение – я царь и раб своих фантазий!..
Он не сопротивляется, осторожно и стыдливо внимает, настороженно проникается, чувствует, заинтересованно вслушивается в свои ощущения, эмоции, столь ярких и новых, что даже курение «пали» представляются чем-то незначительным и детским. Никакой искусственности, игры – его припухшие блестящие губы невероятно мягкие, уступчивые, покорные, ни вам вкуса фруктово-карамельной помады, ни всех этих изворотливых женских уловок со стонами и ахами – он искренно и неискушенно, впервые, пробует то, что озвучил, о чем задумался, что не решался осуществить… Я млею, забываюсь… Скоро от моего сердца будет стынуть лишь горстка пепла… Знойный кончик языка проникает в рот, но вдруг соскальзывает с намеченного пути по влажным, ароматным от табака и страсти на всё согласных губ, и я упиваюсь, касаясь запуганного и загнанного сомнениями в самую глотку языка Махиндера. Хочу выпить всего, до последней капли, слиться, поглотить. Змеи опутывают нас так, что я не могу даже различить точки их соединений – это сплошной запутанный энергетический ком. Подстегиваемый жгучим теплом, я расхрабрился, осмелился накрепко прижаться к его резко опадающему и вздымающемуся окаменелому, пышущему жаром и негой, животу и груди, коварно проникнуть руками под задранную и смятую футболку, чтобы оглаживать, с восторгом ощущая такую сладостную и такую бескрайне пугливую дрожь мышц от каждого моего прикосновения, словно дотрагиваюсь я до него раскаленной спицей, разрисовывая витиеватые круги около лопаток и разглаживая сверху вниз и обратно впадинку вогнутого позвоночника, как по клавишам пианино, ведя кончиками пальцев по выступающим ребрам… Когда его, тот самый хвалебный незамутненный разум не начинал осознавать происходящее. Самый отвратительный и самый мерзкий момент – это первое осознание!..
Он вздергивается, вырывается, будто бы я его удерживаю насильно, пятится, едва не сбивая ногой дымящийся кальян, пытается то ли вскочить на ноги, то ли отползти как модно дальше, мотает головой и зациклено повторяет «нет, нет, Питер, это неправильно… что с тобой… ты.. нельзя, нельзя… ты не понимаешь… Питер, нет, этого нельзя делать».
Но его колебания только укрепляли мои намерения и шансы: пока Махиндер сомневался, я мог его убеждать. И следовал за ним, уверяя что очень даже можно, что осуждать его за столь спонтанный и дерзкий порыв некому, кроме него самого, а самому это понравилось и что больше всего на свете ему хочется заглянуть в ближайшее будущее – узнать и прочувствовать на себя как может любить мужчина, и всё, абсолютно всё будет так как он захочет, потому что я готов ради него быть тем, кого он захочет полюбить.
Он не знает, не слушает, отрицает, пока не упирается спиной в угол, рядом с ним только дверь балкона, потому что убежать от меня к двери гостиной я не дам ни в коем случае. Сейчас меня можно только убить, но не остановить.
Когда я прикоснулся губами к его горячему члену, Махиндер дернулся так, что я испугался поранить его зубами.
- Тише, тише, - охрипше прошептал я, наклонился, пробно касаясь, чтобы он привык и хоть сейчас расслабился.
Спешить было некуда. Да и кенар, кажется, окончательно заснул в клетке. Солнечные лучи покинули комнату, освещая лишь балкон, и теперь в гостиной воцарился приятный пыльный полумрак. Остальное – дело техники. Ему понравится, я позабочусь об этом. И если уж мне понравится сегодня с ним, тогда я не зря доставлю ему удовольствие. Виды определенно имеются.
Бэээээ!!!
сексь я не стала прописывать. тута всё ясно, будет красиво и эмоционально.
Блин, во щас как хочется забацать шо-нить с энтой бестолковой парочкой из Доминиканы и Сайларом. Тока родственность мне их не нравится. Можа это будет девка и ее ДРУГ (типа не любовник, а имно друг... впрочем который не без слюнок смотрит на энту сухо-бройлерную цыпу Майю)? Ну отдохнут ребята, типа американский уик-энд из серии "я знаю шо вы сделали прошлым летом", а Сайлару поразмятся надо - совсем заскучает он после потери Мэтта.
Нда, перспектива... Тока еще слишком много "но" и "а". Темное дело. Всё ж переиначивать придется.
Як думаешь стоит им затусить с нашей лягухой-путешественницей Сайларом?
эх, обалденный у тебя Питер
Як думаешь стоит им затусить с нашей лягухой-путешественницей Сайларом?
почему бы и нет? только я надеюсь Сайлар не будет и здеся "лобешником об стену до искр в башке!"
кстати, ты против инцеста?
Лобешником об стену?.. Нет, не думаю. Если дело раскрутится до отношений втроем, то башкой об стену не будет. Мулаты хоть и темпераментны... НО! С нами ДЕВУШКА!.. А не чмо в кожанных штанцах типа Джесики.
Что до инцеста. Думала и над этим. Но характер Майи хотелось бы сохранить. Конешно, не Дева Мария, однако ж не настока бесшабашна, чтобы сексить с братцем-параноиком.
Не пойдет такой расклад. Он был бы возможен с какой-нить шалавай Джесикой, но с Майей точно не прокатит.
глазки будет закатывать и в обмороки падать? ну да... да...
слушай, пусть будет не братом, а другом детства, например?
хотя, пусть будет близким другом... какая разница. всё равно будет в обмороки падать
а Сайлар как ма... папаша будет вокруг нее подпрыгивать? должен же и Сайлар хоть когда-нибудь проявить заботу о ком-нибудь... пусть и наигранную
и вообще, я заказываю доброго и пушистого Сайлара в меру его способностей
в обмороки падать? нет, не будет. адекватные люди - в меру возможностей. излишний банальный пафос всегда бесит. он больше подходит для сериальных мыльных опер. нэ мое однозначно.
добрый Сайлар? Папаша?! Да в гробу он их всех видел, включая Питера.
Млин, даже жаль этих детишечек стало.
так это понятно. самое главное, чтобы Сайлар для этого "открывания" вел себя так хорошо, чтобы даже я поверила, что он лапусечка
Я ж про Сайя пишу, а не про розового мишку.
Человек, режущий глотки по своему усмотрению, не может быть "розовым мишкой" и прочим пушишкой.