Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Хотя давайте же не будем забывать про хорошую девушку Кайли и слегка поехавшую, но не менее хорошую девушку Ривер.



Родственники - это крест на всю жизнь.

читать дальше

@темы: зарисовки

Комментарии
30.01.2008 в 12:14

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Впервые и единственный раз Джейн видел всю его ярость и полночь захлестнувшего ужаса в почерневших обозленных глазах. Когда Ривер, тихонько вздрагивая и стоная, царапая окровавленными пальчиками стену, приговаривала «нельзя, нельзя… они запретили». Прячась за дверьми в отсек, Кайли вскрикивала, от нечеловеских воплей, раздающихся из коридора, закрывая уши и лицо руками, боясь даже выглянуть из-за двери – не узнавая и не веря, что ЕЕ Саймон может быть таким, заглушая собственными криками мысль, что ЭТО может быть его сущностью, только все сильнее сгибаясь, прижимая ладошки к ушам, отчаянней зовя на помощь. И, открестившись от хватающей за глотку жути, Джейн впрыгнул в коридор. Нет, это определенно был не Саймон. Чертов клерик из фантастического дерьма «Эвилибриума» или псих, перерезавший санитаров и вырвавшийся на волю. «Пожиратель!» - одно слово страшнее всех сказок и полуночных рассказов в пьяных барах в бессвязной болтовне среди упитых до тошноты посетителей. Между пальцами сверкали раскрытые веером лезвия, а с искусанных губ сквозь зубы текла яркая багряная кровь, ветвящимися тонкими ручьями поглощая переливающуюся белизну рубашки. Лицо было настолько исполосовано ногтями, хорошо, что не лезвиями, что в кровяных подтеках было сложно прочесть привычные строгие и холодные черты аристократизма. Ничего от него не осталось – старая оболочка, как ненужная змее шкурка, разорвалась, лопнула, отшелушилась – раскрылась беспощадной звериной сущностью. Дикое, не человеческое лицо. «Этот мир – игра без правил…» Скрюченное пополам, потерявшее смысл движения, измученное тело, вдруг марионеточно дернулось, выпрямилось, развернулось к Джейну, обрело силу, в бесноватом взгляде мелькнула шальная мысль потерянной и вновь найденной цели. «Эй, парень, не дури», - Джейн поднял пистолет, направив три светящиеся точки прицела в Саймона «Беретты Px4 Storm», но решение принимать не спешил. Мотив для пули в лоб должен быть веским – труп на «Серенити» вряд ли понравится кэпу, и молящий взгляд Кайли за дверью всего в семи шагах позади неприятно осаживал. «Давай-ка кидай свои блестелки на пол, и у нас сразу состоится диалог». Саймон упоенно развернул лезвия у себя над головой, поочередно сгибая пальцы на правой и левой руке: «В этой яви много нави…». Бросил долгий жгучий взгляд на Джейна и грустно отметил «Замерзает бомж в канаве» и, оставляя позади себя лишь тень, прыгнул вперед. Под оглушительный крик Кайли «НЕТ!!!!» спустил курок. Короткий, громкий хлопок. Пистолет сильно дернулся в руке, задрав вверх дымящееся дуло, будто кто-то резким движением рванул пистолет за рукоятку. Джейн не верил своим глазам - мимо. Пуля ушла в обшивку потолка. Джейн сплюнул в сторону, прицельно выстрелил еще раз. На этот рывок оказался настолько сильным, что Джейн не смог удержать пистолет в руке, попытайся он сделать это, то неминуемо сломал бы себе пальцы. «Черт!.. И чего я оба не прихватил», - вырвавшийся пистолет, зазвенев, упал на пол, закрутился, играя сам с собой в рулетку, указывая дулом то на Саймона, то на Джейна. Саймон бросился вперед, выбрасывая с распрямленной руки, как метательные диски, как раз в тот момент, когда Джейн ринулся за оружием. Он почти схватил, и сразу два лезвия последовательно, вдоль, вонзились в указательный, средний и безымянный палец, прорезая их до суставов средних фаланг. Чертыхнувшись, Джейн, перекатившись, закрывая руку хватающую пистолет, поднял его, беря цель в захват. «Сеет ворон с высоты… Деревянные кресты», - вынырнувший из рукава скальпель, блеснув в свете ламп, за сотую долю секунды заклинившим стальным рычагом оказался глубоко в запястье, парализуя работу сустава и кисти. Джейн закричал во всю глотку: «Да что б тебя, гаденыш!!!», - выругивая целый поток ненормативной лексики, быстро оттолкнулся ногами от пола, рывком придвинувшись спиной к стене. А Саймон скользил с непостижимой, недоступной для человека динамикой, будто фигурист выписывает сложные узоры на льду, наслаждаясь своей силой, растворяясь в токе тянущегося за ним следом искаженного времени, будто мантия за королем. По приближению, не дав среагировать, рывком схватил охнувшего Джейна за горло, заставив подняться и выпрямиться по струнке, одновременно, поджав в кулаке между пальцами запрятанные кромки лезвий, нанеся три точных удара по хрящам нижних ребер, и тут же один короткий и точно в грудину. От него Джейн мгновенно ослаб, задохнулся, сжавшись от невыразимой всеобъемлющей боли, едва не падая на Саймона, левая рука которого продолжала прощупывать правосторонние ребра, высчитывая «7,8,9», размышляя повторить или нет. «Я вожу, а вышел ты…», - с притворным сожалением высказался он на выдохе, от застывшего безличного лица пахнуло могилой. Высвобожденные лезвия на правой руке вдавились в горло, насечками чуть подрезав кожу. И само время успокоилось, порывом ветра пройдясь по вспотевшей раскаленной коже, растягивая удовольствие момента для Саймона, тяжело дыша, роняя капли крови и пота, он прикоснулся носом к щеке Джейна, вдавливая в щеку сильнее до самых сглаженных рельефов десен, провел влажной щекой, ища и не находя внутри себя поддержки от Джейна, дрожа, тихо-тихо шепнул в самое ухо «Как это больно… ты не знаешь…». Глаза Джейна удивленно округлились, скашиваясь на отвлеченное собственными мыслями успокоенное лицо Саймона, и почувствовал, что начинает проваливаться в сумрак, на какой-то момент различив позади Саймона пронзенный скривленными спицами света, искаженный, как отражение в кривом зеркале, свернутый в бесконечные кольца, коридор, заполненный, если не сказать, залитый, безликой толпой, где один человек является продолжением другого, соединенных в единое целое, десятками закрытых ртов кричащих в один голос, и ни один из голосов нельзя было услышать... «Я знаю», - Ривер стояла за спиной, опуская руки на его плечи…

Что творилось на корабле после – вообразить сложно. Саймон после той отлючки 5 дней провалялся в коме, капитан требовал немедленно объяснить какого черта происходит на ЕГО корабле, но объяснить никто не мог, потому, что Саймон был в коме, его сестричка опять в полоумстве, Кайли толком и не видела произошедшее. А Джейн не собирался никому ничего объяснять, он только без устали орал, что если Тамов не выкинут с корабля немедленно, то он сам это сделает, а если ему не позволят, он выпрыгнет в открытый космос вместо них, оставаться на этом корабле так же опасно, как жить с соседями пожирателями. Кайли жалела и Джейна и Саймона и просила у капитана время. Когда Саймон очнулся, то капитан принял единоличное решение оставить их обоих на корабле, пообещав всем прежний распорядок любого времени суток, но в случае новых «проблем» для Тамов предусматривался только прямой выход в космос, никаких высадок на ближайшей планете. Джейн с ним не согласился – пока они здесь ни о каком прежнем благозвучном пребывании на «Серенити» речи идти не может. Но кэп принял решение и менять его в угоду «отдельным лицам» не собирался. Какие еще условия для Саймона и Ривер он выдвинул не знал никто, однако с того времени новых инцидентов не повторилось, а Саймон стал еще тише и незаметнее, удвоив свое внимание к Ривер. Случай с Саймоном ее порядком растормошил, и вместо тихой аутичной умалишенной она стала слишком активной умалишенной. И всякий раз когда Джейн пересекался с ней, он ярился еще больше, требуя у Саймона немедленно ее забрать в свою каюту и не выпускать никуда и никогда, а если он всё же решит ее выгулять, то только на поводке и в наморднике. Саймон пытался наладить отношения, но Джейн этого мало хотел – для него они оставались угрозой. Приторно-конфетный образ Саймона оказался напрочь разрушен для Джейна, и если изначально он рассматривал его с точки зрения экзотического фрукта, сочного, верно, вкусного, оттого и притягательного для всех видов подколов и шуточек, то теперь он стал и сам избегать встреч с Саймоном. «Эти двое еще столько дров нам тут понарубят, что наплачетесь горючими слезами, да поздно спохватитесь!», - хлесткие слова, наотмашь брошенные Мэлу и Зоэ, стали для Джейна определяющим его отношение к Саймону в дальнейшем.

«Если ты с извинениями, а ты с извинениями, то зря шел через весь отсек», - с порога объявил Джейн, завидев Саймона, продолжая умиротворенно собирать и разбирать «Беретты Px4 Storm», судя по его точным и быстрым движениям, делал он это постоянно. «А я всё равно намерен их принести», - начал Саймон, входя в каюту, но пистолет уже был собран в очередной раз и с готовностью пустить пулю, сердито смотрел дулом Саймону между глаз. «Не боишься, что выстрелит?», - безразлично спросил Саймон. «Нет. Ты же крутой чувак, увернешься», - так же безлично хмыкнул Джейн, поворачивая прооперированное Саймоном, но еще не до конца восстановившееся перетянутое эластичными бинтами запястье. «Не увернусь», - вежливо улыбнулся Саймон. «Ручки мне поотрываешь и сразу сможешь», - Джейн никогда никому ничего не забывал, хотя говорил и без злости. «Пистолет выдернула у тебя из рук Ривер». «Хочешь оправдаться?» «Извиниться… Я никогда не причинил бы вреда никому на этом корабле… вы нам очень помогаете, и мы с Ривер очень вам за это благодарны». Джейн ощерился, показывая, что ему абсолютно всё равно, что говорит сейчас Саймон. «Я попытался ей помочь, но недооценил свои возможности, поэтому…скажу, что тогда это было кратковременным помешательством… то есть я был тогда не совсем в себе…». Джейн коротко хохотнул, опуская пистолет. «Да мы здесь все уже не совсем в себе, сладенький, если ты чего не заметил». Миролюбием его слова и не пахли. Знаков примирения не содержали. «Вот как вы к нам с сестренкой зачесались, так мы и поехали головкой…». Присвистнувший для пущего смака, Джейн начинал терять терпение. «Так что извинения не принимаются. Дверь в шаге от тебя. Так что давай, карамелька, включай задний ход и чтобы мы с тобой не пересекались. С тобой лично и с твоей сестренкой – для меня этот способ самый лучший, чтобы не заставлять нас обоих нервничать и испытывать… не-у-до-б-ст-ва». Что ж, Саймон знал, что так будет, но всё равно попробовал, а приняты извинения или нет дело Джейна. Он только кивнул в знак согласия и вышел из каюты.
30.01.2008 в 12:15

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
А еще через пару месяцев, когда тревоги и мнительность вокруг Саймона утихла, проявилась и Ривер во всей красе. Малышка, не глядя, положила из «ТТ» трех солдат, когда вся команда спасала Мэла из лап Нишки. Малютка запросто, как на дискотеку, вышла из укрытия к ним спиной, отвела худенькую ручку назад и всё – три выстрела и три попадания в голову. Точнехонько. Мгновенная смерть. Им всем на «Серенити» очень крупно повезло, что девчонка была в той перестрелке на их стороне.
И Джейн опять настойчиво заладил, что пассажиры с силищей машин и мозгами постояльцев «Бедлама» им не нужны. Что хватит с них Альянса. Ему хотелось верить в какой-то профессионально подготовленный и дорогостоящий в денежном эквиваленте план капитана, но плана не обнаруживалось, и Джейн решительно не понимал зачем такие опасные пассажиры на борту «Серенити», опять-таки прок от них нулевой. Капитан посоветовал ему закрыть рот и умолкнуть вплоть до того момента, когда его мнение спросит он лично.

Персефона не то место, где команда «Серенити» предпочитала проводить свободное время, но серьезные сделки могли вытянуть «светлячка» даже из самых далеких глубин космоса. Инара упорхнула по своим компаньонским делам, мило улыбнувшись экипажу и пообещав вернуться не раньше чем к вечеру следующего дня. «Одна ночка? Всего-то?! А я думал, что твоя работа преимущественно ночного характера! Стареешь!!!», - не преминул подгадить ей вслед капитан и вместе с Зоэ отправились на переговоры с одним весьма солидным джентльменом, желающим приобрести одну весьма дорогую, ценную и редкую антикварную вещь, которую они уже достали, а вот наиболее платежеспособного покупателя на нее смогли найти только здесь. Состоятельная планета – состоятельные покупатели. И большой риск. На взгляд Джейна – он слишком серьезен, чтобы соваться на планету, под крылышком федералов, но кэп всегда верил в свою гениальную тактику и удачу, которая чаще благоволит им, чем отворачивается, а чтобы добавить к чаше весов удачи значительную крупицу, он прихватил с собой на переговоры Ривер, несмотря на все протесты и запреты ее брата. «Я здесь капитан, а вы с Ривер давно бьете баклуши: пора с вас начать взимать плату за проезд!» «Я врач – я и так по десять раз на недели штопаю вашу команду!!! В одном только Джейне на той неделе за полсуток проделали дырок больше, чем в дуршлаге!!!» «Это ваше личные дела с Джейном. Его никто не просил выступать с пламенными речами о ничтожности посетителей в баре, битком набитыми вооруженными до зубов наемниками» «То есть, если бы я там окочурился, вы бы даже цветочек на мою могилку не бросили?!!», - Джейн не мог смолчать, когда речь зашла о его значимости в команде капитана. «Я бы тебя даже закапывать не стал. Так, всё, люди, мы опаздываем… и кто-нибудь сделайте с волосами Ривер что-нибудь, она опять весь лак смыла, а пугал в доме господина Ральфа не принимают» «Мне так больше нравится», - Ривер помяла свои чахлые волосики и отбросила их липкими прядями назад. «А мне нет!» «Ну можно тогда я в своих сапожках пойду… туфли ноги жмут…» «НЕТ!!!»
«Провалитесь вы там», - помахивая отчалившему катеру, сквозь зубастую улыбку пасмурно проговорил Джейн. «Ребятки, я в город – надо бы кое-какой техникой закупиться, пока на Персифоне стоим», - доложил Волш и, уже собравшийся, по-быстрому мотонув с «Серенити» на грузоперевозчике, доработанным Кайли до вполне приличного каркасного джипа открытого типа. «Лучше бы жратву прикупил… достала меня эти консервная синтетика – с него только брюхо болит», - угрюмо бросил ему вслед Джейн. «Не ворчи, Горыныч!.. Кстати, мы с Саймоном тоже от-ча-ли-ваем – так что ты на «Серенити» за старшего! Береги мою любимую девочку!», - надушенная эксклюзивной туалетной водой утянутое в серебристое шелковое платье, состоящее из длинной юбки и узкого белого с седыми узорами жилета, в шарфе-накидке из того же материала с такими же узорами по широким краям, выпорхнула очаровательно-миниатюрная, как фарфоровая куколка, Кайли, таща за собой Саймона, закованного в парадный черный шелково-шерстяной однобортный костюм с матовым красно-черным жилетом, на котором рисовались слегка объемные глянцевые ветки розочек, в тон жилета подобранный и аккуратно завязанный по типу галстука вокруг шеи платок, из которого торчали острые белые ушки воротника сорочки. «Ой боже ты мой! Кузнечик и ее сладкая карамелька на бал собрались?», - заохал, заахал Джейн, стараясь всячески ухватить с визгом уворачивающуюся и прячущуюся за Саймоном румяную и такую умилительно счастливую Кайли за складки вечернего платья. «Да погулять мы, погулять!!! Отстань же ты от меня, медведь косолапый! Еще платье порвешь, а мне его Инаре отдавать!.. Ну же, Горыныч!» «Ладно, дети мои, - заметив вышедшего пожелать замечательно провести время святого отца, сменил тональность на поучающую Джейн, - идите, веселитесь, грешите…» Кайли возмущенно наступила ему каблучком на ногу. «Ай! И это ты мне говоришь, что я медведь?! Смотри, как бы своему потенциальному женишку все ноги на балу не отдавить» Но Кайли, рассыпаясь звучным смехом тысячи весенних колокольчиков, только отрицающе головой замотала и махнула Саймону поспешать за ней. «Почему Горыныч?», -улыбчиво поинтересовался Саймон, подхватывая Кайли под локоток. «Потому что норов у него аспидный… и огнем пышет, аки дракон какой!!!», - смеялась Кайли. «Золушка, ее ж маму! И прынц в довесок… еще мерина белого и дворец хрустальный и можно жить долго и счастливо», - Джейн опять помрачнел, видя, что и Саймон, наконец, смог отвлечься от ежедневных забот о сестре. «Ничего, ребята заслужили. Пусть отдыхают, пойдем, - святой отец не дал Джейну расстроено съязвить, - сыграем в картишки! Колода совсем новенькая – надо бы опробовать. А, ты как, составишь компанию старику?» Джейн, провожая взглядом счастливую пару взглядом, неопределенно пожал плечами «Ну а чё?.. Я не против. Всё равно кто-то должен остаться на корабле… типа Я».


30.01.2008 в 12:15

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Мечты Кайли начали сбываться – одна за другой. Принц, красивое платье, прогулка в парке, потом обед в симпатичном, уютном и совсем не дешевом ресторанчике, прогулки по городу, по симпатичным магазинчикам с дорогой одеждой, украшениями, антикварным и сувенирным лавкам, танцам на площадке у центрального фонтана под щекочущими лучами полуденного летнего солнца…К вечеру ноги болели так, что туфельки пришлось снимать, и Саймону преданно нести их в руках всю дорогу, пока неугомонная Кайли, подобрав уже изрядно испачканный подол платья, балансировала на разогретых булыжниках ограждений вдоль какой-то местной речки на окраине города. Солнце было еще высоко, припекало, тянулось в зыбкую водяную гладь дрожащим померанцевым воздухом, заполненным пением невидимых птиц и негромкими веселыми разговорами встреченных прохожих. Она была так радостна, что не сразу заметила тень на лице Саймона. «Тебе не нравится?», - так горько, так больно, что ей на миг показалось, что она сейчас вот-вот расплачется, посреди самого сказочного из всех виденных ей раньше городов, в самом лучшем, самом волшебном платье для Золушки… «А?.. Кайли, Господи, прости, мне всё, абсолютно ВСЁ нравится… И ты…, - Кайли порывисто отвернулась, чтобы Саймон не заметил, как часто она дышит и ее окрыленное сердечко готово взлететь к клубящимся нежностью небесам без всяких крыльев, она нравится ему, нравится, - я задумался о Ривер… Как считаешь, они вернулись уже?» Кайли остановилась, легко спрыгнула вниз при поддержке Саймона. «Думаю, нет. Который час? Переговоры с этим… Альфом…» «Ральфом», - не отвлекаясь от мыслей, поправил его Саймон. «Ну может и Ральфом… не помню, - по-детски непосредственно дернула костистыми плечиками Кайли, видя в глазах спутника беспросветную грусть, обнадеживающе поправилась, - Не беспокойся, с ней Малькольм и Зое. Они профессионалы… Да и она, кажется, не промах!.. Не переживай, с ней ничего худого не случится!.. Вот увидишь, все пройдет замечательно! Они договорятся с Ральфом и мы выручим за эту штуку много денег!.. Я мою девочку подлатаю, будет еще красивее и быстрее… Саймон?» Саймон неторопливо отвел Кайли к выкрашенной в светло-бирюзовый цвет удобной скамейке со спинкой и предложил сесть. «Кайли, я хотел тебе сказать…» Глаза Кайли наполнились ужасом, ослепли, она вдруг, заалев, стремительно вскочила с места, неуклюже отпрыгнула в сторону, подворачивая ногу, и отчаянно замотала головой. «Не надо!!! Не надо… только не сегодня, пожалуйста, НЕ СЕГОДНЯ!!!» «Да что?», - Саймон было последовал за ней, но Кайли со всех ног помчалась к каменной ограде над рекой. Он замедлился, словно испугался, что она сейчас прыгнет и разобьется, осторожно подошел, остановился рядом. Но Кайли уже притихше наблюдала за неторопливыми токами синих вод. «Что случилось?» Кайли упорно молчала. «Кайли, не молчи, пожалуйста» Кайли с напряжением чуть кивнула, не оборачиваясь, не смотря на его размытое отражение на водной глади, наконец, изъяснилась: «Я подумала, что ты хочешь уйти… или, что ты…» «Я и не собирался!», - Саймон улыбнулся, педантично поправив растрепавшуюся за день прическу. «Не перебивай меня!», - она даже немного рассердилась, сбрасывая с себя его руки. «Не буду». «Ты считаешь меня маленькой девочкой, знаю, так же как Джейн, как Капитан, Зоэ, Инара, Волш… как все… но я не маленькая…, - и в ее глазах высветилось нечто такое, отчего вырастают крылья за спиной и мир наполняется ароматами райских цветов, - знаешь, я так ждала этот день… и вот мы гуляем вместе и всё, всё, как во сне!!! И так страшно проснуться, узнать, что ничего нет – я не про город», - момент пройден, и вот поблекшая Кайли почти легла на перила, опустив на них подбородок, но передумала и подложила для мягкости руки, оперлась и взяла многозначительную паузу. Ветер растрепал волосы, теперь они раздувались на ветру, как самое яркое и жгучее пламя костра. И дитя и взрослая женщина. «Я про тебя говорю… просто испугалась, что тебя нет здесь. Наповыдумывала всякое и поверила… жизнь у нас – «Серенити», а до нее терраформирванная планетка в такой окраине, о которой ты и не слышал, наверное… ветер, песок, небо и поселок в десяток домов на сотню километров вокруг – и никого больше – хоть кричи, хоть локти кусай… я люблю тебя…», - вот такой поворот и снова молчок. Она не ждала ответа. Он ей был сейчас не нужен. Нужно было, чтобы он знал, чтобы после этих слов продолжал смотреть с ней на поверхность тихих просветленных вод, различать пушистые меховые шапки белесых невесомых облаков – просто остаться с ней сейчас… Не малышка! Ох как не малышка!.. Теперь это не просто миловидная куколка в платье Барби, а трогательно обаятельная в своей атластистой юности, прекрасная в своей искренней чистой любви восхитительно трепетная женщина… Саймон закрыл глаза, почувствовав, что сама судьба ему улыбнулась. Впервые после того, как он встретил Ривер. Подошла и стиснула в объятьях, так что дышать больно, и запретила говорить… Ни одного слова. Кайли, ты сейчас, как ангел!.. Ривер… Маленький, беззащитный и такой сильный!.. Как Ривер!.. Не ответить, не обидеть, она сейчас не может быть уязвима для его ответа. Потому, что любит... Эх, Кайли! Ему нестись в самую черную бездну со скоростью в сотни раз больше ускользающий в гиперпространство ее любимой девочки – легкокрылой красотки «Серенити». И что ей ответить?..

Привычный распорядок жизни вернулся после приезда капитана с Зоэ и сияющей бесплотной лунной белизной Ривер, которая пришла на корабль уже без уложенного пучка на голове, с вечными сальными паклями вместо шелковистых волос, с босыми, пропыленными до икр, стоптанными в запекшуюся кровь ногами, туфли она одела на руки и громко стуча каблучками, кричала «Получилось! Саймон, у меня получилось!» Капитан оказался более сдержан, однако, не без удовлетворения ответствовал: «Дамы и Господа, бабки наши! Ждем Инару и отчаливаем». Вездесущего аспида Джейна в этот день Саймон не видел…


ПРДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ... куда ему еще деваться.
30.01.2008 в 15:17

Спасибо за ссылку! Прочитала! Фаерфлай я не смотрела, сама зарисовка очень понравилась. Красиво и интересно написано! Очень эмоционально, трогательно. Твой стиль, Ир. Молодцом!
Жду продолжения! В ближейшем времени.

Ты его написала или собираешься?

Катенка.
30.01.2008 в 17:44

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Грациас, Катюнь. Ты уже второй прочитавший эту первую часть.
Рада, что понравилось и надеюсь, что последующие не разочаруют. Моя ж так - для себя. Без притензий на ГЕНИАЛЬНОСТЬ! :D
31.01.2008 в 15:18

"...Обнаженный по пояс певец, аккомпанируя себе на усыпанной брильянтами арфе, будет петь песни о любви и верности, и о дорогих подарках, их подтверждающих."
Уффф, отмучавшись с заказами, я вернулась к людям! :)
Здорово, начался экшн и интрига ))) Сцена боя очень понравилась o6_6o
У Кейли с Саймоном любовь... прелесть ^_^
Даешь продолжение! :)
31.01.2008 в 17:54

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Угу, Саймон очень суровый академический чувак получается. Покровительствующий по сути только Ривер. :guns:

Даю, конешн, проду!
Читай!


31.01.2008 в 17:55

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Перевозить скот оказалось не самой лучшей затеей, совсем не простой и точно не гигиеничной. Но планета произвела лучшее впечатление после несколько недель с всюду гадящими коровами на борту. «lakṣmi (красота)!», - воскликнула Ривер, васильково улыбаясь и потягиваясь, бесшумно спускаясь с трапа. «Коров надо по-быстрому кому-нибудь впихнуть», - не услышал ее капитан. «А сколько заплатят, как считаешь?», - почесал макушку под шляпой Джейн, с определяющей на глаз расценку рассматривая грязное и пыльное стадо в крохотном огороженном загоне. «Не так много, как предполагалась до начала нашего пути в эту дыру». «Вот какие вы всё-таки! Красиво же!!! Пойдемте хоть окрестности посмотрим», - Кайли не собиралась сидеть на корабле. Саймон не спорил, впрочем, скорее потому, что Ривер уже спустилась с трапа и твердо направилась в городок. «Да, только не разбредайтесь сильно», - сварливо предупредил капитан, памятуя чем обычно заканчиваются такие самостоятельные и якобы недолгие прогулки по сомнительного вида городкам. «Ты нам, как к стаду?», - оскорбилась Кайли. «А я думаю, что в сором времени нам опять придется отсюда бежать в спешном порядке, - укоризненно подметила Инара, качнув головой, но поспешила исправиться, чтобы не пугать примкнувших к ней на эту «прогулку», - будем верить, что про нас они не забудут. Идемте в город!» Пока Инара и Кайли крутились в местной посудной лавке, Ривер шикнула Саймону у входа в магазин, показывая, что туда идти она не хочет. «Куда тогда?» - он с сомнением последовал за ней, поднимаясь по устланному выцветшей на солнце желтой травой крутому косогору. «Не знаю… Ahi (Идем)?» Саймон вздохнул, бросив прощальный взгляд на умиротворенный городишко внизу, и подал руку воодушевленной Ривер. Куда она направлялась, шутливо прыгая и крутясь, она и сама вряд ли знала, но Саймон не смел отставать, равно как и противиться ее желанию погулять – всё время на корабле он ее с таким трудом убеждал хоть немного походить, за исключением ночного лунатизма до смерти пугающего бессонного Джейна, а здесь она сама буквально рвалась в летящий пляс. Опасности для нее он не видел, поэтому позволял делать, что вздумается. Поднявшись на пригорок, по ту сторону они увидели пестроглавую бойкую ярмарку с большим скоплением веселившегося под громкую задорную музыку местного народца. «Saṅkrānti (праздник)!», – уверено тыкнула пальцем Ривер, и опять переменившись в настроении, крутанулась на месте и увлеченно потянула за собой в сумасбродный и только что пришедший ей в голову танец упирающегося в недоумении Саймона, вдруг остановилась, бросив искрящийся взгляд, брызнула звучным смехом, чмокнула в щеку и возбужденно протараторила, прихлопывая в ладоши, - «Пойдем туда, пойдем, Саймон, там весело! Пойдем танцевать, Саймон!!! Быстрее, побежали… давай же! Наперегонки!!!» И побежала так быстро, как могла вниз по склону, расправив руки парящей птицей, любуясь собственной тенью несущейся впереди нее. Саймон последовал за ней вприпрыжку, но в беге не соревнуясь. Затормаживая перед толпой, Саймон перешел на шаг, оборачиваясь и осматриваясь. Это рефлекс. Однако Ривер проворно быстро запрыгнула на самодельную дощатую сцену, и начала лихо отплясывать невпопад какой-то незнакомый танец, напоминающий ирландскую чечетку со странными, до оскомины в мозгу знакомыми движениями. Кружась и прыгая в такт со всеми пляшущими, едва ли не наскакивая в вызывающем рипосте или аппеле, но тут же отступая, используя финты и вольты, опять использовала скоротечный быстрый ремиз, сталкивалась и с поклоном примирения возвращалась в танец, со старательностью ребенка демонстрируя свои умения. Как она хотела понравиться, несмотря на всё, что осталось позади нее, была счастлива в эти минуты. Саймон кивал в знак безусловного одобрения, прихлопывал вместе со всеми собравшимися зеваками в ладоши, при этом бдительно посматривая по сторонам. Ощущение угрозы вдруг кольнуло в левое межреберье, но понять от кого она исходит и как близко, не мог. Неужели Ривер не чувствовала? Угроза шла не ему, а ей! Прыгнуть на сцену и стащить ее он тоже не решался, он мог спровоцировать атаку до того как успеет понять источник. Он отчаянно крутил головой по сторонам, но слышал только хор в головах аплодирующей толпы: каждый голос перекрывал следующий. Слишком много людей! Он не знал на кого настраиваться – выборочно, надеясь на удачу, нельзя - слишком долго, а в общем фоне он попусту тонул. Голованя боль после открытия парализовало всякую попытку избирательности, мышления в целом. Он старательно тер виски, и продолжал нарываться на звуки многоголосого распевающего восторга.
«АЙ!», - и он увидел, что Ривер на сцене нет. «ГДЕ ТЫ?!!! QUA????» Саймон одним махом взлетел на сцену, как на насест, выщупывая в рукаве рукоятки обоих скальпелей, еще десятая часть секунды и он скинет колпачки с лезвий. «Ривер?!!», - он звал ее изо всех сил, крича сквозь колышущееся море мыслей однолицей толпы. «Я… Здесь», - будто узкий световой луч прошил стонущую от боли голову и, дрогнув, зарябившие пространство исказилось, расчищая среди танцующих и зрителей свободную дорожку, в конце которой стояла Ривер, а рядом… «īśa (боже!)», - он охнул вслух и бросился сломя голову через толпу, срывая чехлы с лезвий. Двое грязных оборванцев, видимо кто-то из этого нищенского городишки крепко держали Ривер за руки, а третий приставил ей к горлу кривой нож. Почему она позволила им схватить себя??? Лезвия вылетели из манжет рубашки, сверкнув в лучах солнца, петляя, лавируя, прыгая между рванными цепями групп зевак, Саймон всякий раз чувствовал тонкость их кож, близость голубеньких змеек жил… Двиньтесь к нему, посмейте остановить, и вы больше никогда не ощутите своих рук, не похлопайте в ладошки танцорами на празднествах, не прикоснетесь к колыбелям своих детей!.. Нет, нет – трижды «нет» - он не хотел этого, но сейчас от посмевших напасть вместо пустых голов останутся только фонтанирующие алым заревом пеньки!!! «Саймон, не надо! Саймон, imploro!!!» «Они мертвы», - так сказал Он и так будет. «Sta!!!» Она плакала по нему, не боясь за себя. «Виджил, sthāvara (не двигайся)!..» Только в стенах Академии – ни разу больше она не звала его Стражем. Плоскостной воздушный удар, как лезвие меча, вошел в мягкие ткани живота, настигая Саймона в высшей точки прыжка, инерционно бросив в меркнущем сознании к ногам Ривер. «Sakhaiva (люблю тебя, друг)…», - повторила она, смотря на него сверху вниз, в то время как напавшие, подхватив и ее и Саймона под руки, торопливо потащили обоих через лес.

Очнулся Саймон в какой-то несуразной деревни. На самом деле она не сильно отличалась от виденного ранее аляпистого городка. Он лежал, запрокинув голову на кровати, укрытый дурно пахнущим чем-то скотским, как попона для лошадей, пыльным клетчатым пледом, в комнату лился пыльный свет из распахнутого окна, чувствовалось на щеках слабое дуновение сухого жаркого ветерка. «РИВЕР!!!», - он крикнул в мыслях, вскакивая с кровати. Удар не сильно повредил его, хотя в целостности ребер он не был уверен, силы возвращались быстро, к сожалению, не координация. Его шатало по всей комнате. Он вставал и тут же падал, хватался за мебель, с грохотом опрокидывая столики, табуретки, продолжая опустошенно звать, не получая никакого ответа, двигался к открытой двери. Выход! Это стало его первостепенной целью. После сумбурной разборки на ярмарке, он слабо понимал, что если его не связали, опасность не столь велика. Буквально на четвереньках он выполз на улицу, заметив, что к нему подошла женщина в старой изношенной серой одежде с грудным ребенком на руках. «Как вы себя чувствуйте?», - участливо спросила она, не наклоняясь. Саймон сел, опершись рукой о косяк двери, а почувствовал он себя полным идиотом. Сначала на них напали, Ривер чуть глотку не перерезали, потом насильно притащили сюда, потом ни с того ни с сего отпустили, а теперь какая-то тощая оборванка мексиканского вида с вопящим дитем на руках и отвратительно воняющими растрескавшимися босыми ногами, спрашивает как он себя чувствует. «Где Ривер?», - оглушено холодно спросил он, поднимая тяжелую голову на лучащуюся счастьем женщину, будто она смотрит в праведные глаза бога. «Девушка с вами?», - еще больше обрадовалась она, быстро кивая. Полный идиотизм. «Да», - прохрипел сухим ободранным от вездесущего песка горлом Саймон. Нет, рывком он не поднимется, его нужно будет унизительно оттаскивать от этой двери. Видимо, он еще и на сотрясение нарвался. Хорошо его приложила Ривер. «Обедает!», - ответ пригвоздил Саймона к дверной раме, что ему показалось, что его парализовало. «Обедает?.. А ну да, да, конечно, что ей еще делать… обедать… А к ней можно?», - он совсем растерянно и жалко посмотрел на женщину. «Конечно, доктор! Конечно! Мы так вас ждали! Так ждали!!! И вот, наконец, мальчики вас нашли!», - запричитала женщина, до истошного рева утрясывая ребенка. Саймон закатил глаза. «Простите, мы вас ВСЕ ждем к столу!». Повернулась и ушла. Саймон только сипло закашлял, не в состоянии засмеяться. Отлично. Щас он очухается и сразу поползет к столу отмечать свою новую должность.
Целый день он безвылазно провалялся в постели в обществе монотонно раскачивающейся на табуретки Ривер, распевающей ему невпопад колыбельные песенки, и любопытно заглядывающих в окно местных аборигенов. Очень тихо, очень спокойно. Над головой только ветер, приносивший в дом запахи скотины и ее навоза, дыма, гари, до судорог в животе спелым ароматом блюд, приготовленных на открытом огне, свежей и сушенной травы, прогретым деревом и сушимой где-то неподалеку кожей, молоком… Играл деревянными лопастями ловушки ветра, украшенной разноцветными бусинами и птичьими перьями, собранные по три в маленькие хвостики, которые так и норовила выковырять всегда беспокойно-игривая Ривер. Звуки с улицы не тревожили, уходили в долину сна вместе с далеким лаем собак и размеренным кудахтением кур. Н исходе знойно догорающего дня, завернувшись в плед, сунув ноги в плетенные из тростника неудобные шлепки, Саймон вышел на лавочку рядом с домом, чтобы посмотреть алеющий закат солнца, окрасивший воздух розовато-оранжевым сиянием, и увидеть восход сразу двух мун – маленькой, как головка сыра и большой, как снежный ком для основы снеговика.
31.01.2008 в 17:56

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
«Красиво», - подтвердила Ривер, запросто присаживаясь рядом. Саймон внимательно оглядел ее: она светозарно улыбалась, подставляя полураскрытые горсти ладоней изжелта-красным лучам заката, заполняя крошечные лодочки освежающим млечным теплом. И никаких проблем – бескрайняя радость от мимолетного везения. «Останемся здесь», - она не спрашивала, не просила, она озвучивала, что думает в тот момент. «Мы и так остались…» И тут он отдернул себя. Черная плешивая на морде и загривке собака неспешно прошлась по двору, волоча лапы, лениво потянулась, нырнув под частокол забора, и рядом с непрополанными грядками недалеко от дома, плюхнулась в лучистую лужу пыли, разрисовывая невесомо поднятым воздух золотым песком. За забором с громким топотом пробежала веселая стайка детишек, гоняя спущенный кожаный мячик по такой же горько-пыльный улице. «Стой… Ты имеешь в виду насовсем?» Ривер быстро кивнула, удивленно посмотрела на него, как на глупенького. Мол, неужели он не понимает таких очевидных вещей. «Ой, нет, нет, нет, Ривер, мы не знаем это место еще достаточно хорошо!.. И людей этих, кстати, тоже. Если ты помнишь, они на нас напали…», - категорически замотал головой Саймон, поднимаясь с места и начиная упорно выписывать неодобрительные полукруги рядом со скамейкой. Ривер неожиданно проказливо рассмеялась, с непосредственной резвостью подростка вскочила с места, схватила его за руку и взбалмошно дернула за собой, на бегу взмахом руки открывая незапертую калитку. «Нет… Ну куда мы опять бежим?..» Но она не думала останавливаться, они неслись, как ошпаренные, вниз по деревне, никто им не препятствовал, спустились к засеянному полю, и Ривер отпустила руку, со смехом нырнула в нестерпимо яркие золотые колосья, как с крутого скалистого берега в теплую вечернюю воду. «Ривер?! Куда ты?» Саймон побежал за ней, пробираясь через колкий опушенный злак, видя только как быстро приминается за ней трава, оставляя ненадежно узкую дорожку, чтобы он не потерял Ривер из виду. «Да что с тобой такое? Куда мы? Ривер?!» Он видел, что дорожка резко сместилась вправо, соскользнула вниз, пока не показался зубчатый край позолоченного кружевного поля, Ривер вылетела из него, как метеор, помахала рукой, крутанулась вокруг оси, расправляя кружащейся в танце цветочный волан летнего платьица, и опять встревоженной птицей легко упорхнула. Саймон уже начинал чувствовать признаки усталости, когда они остановились у ровного и большого полноводного озера – абсолютно зеркального, неподвижно-алеющего, как упавший на землю осколок небес. «Смотри, Arbor vitae (древо жизни)», - Ривер указала на растущее рядом с водой дерево-великан, расправляющее свои ветви, подобно руки стоящего на утесе свободного человека. Кромку воды разрезала мирная стайка водоплавающих птиц. А вокруг восторженно полыхал простор червчатой долины, тающей в несоизмеримо высоком чистом небе, начинающем тонуть в синей мгле подступающей бархатной летней ночи, расцвечивая свой цветной купол рдеющих серебром дальних звезд, где будто бы наклонившись к земле, два призрачных серебряных кольца лун соединились в одно целое. «Как мы». Чуткий шелест ветра в кронах дерева и таящийся в готовности сумрак кустах. Он оборотилась к Саймону, едва уловимо улыбнулась, взяла за руки и вкрадчиво прошептала на одном дыхании: «Он наш». Порывисто и сердечно уткнулась взмокшим лбом в грудь. «Понимаешь, НАШ». И Саймон с содроганием благодарно почувствовал, как ее веки становятся жарче угольков в топке, а из-под опущенных ресниц кофейных глаз разливаются тонкие дорожки обретенного счастья, прожигая до самой кожи тонкую хлопковую рубашку. Счастье. Не дотронуться, не коснуться – так хрупко и податливо оно сейчас. «Tectum (дом)» Ну что ж… Саймон прижал ее задрожавшее маленькое тельце, и ощутил участившимся биением сердца обнажившийся момент слияния, будто закрытые до этого момента двери приоткрылись, пригласили войти. Это редкие моменты в жизни телепатов. Открытию учат долго, потом оно может происходит непроизвольно, выбрасывая из своего собственного и впитывая из окружающего мира всё, что доступно адепту данного уровня. Ни с чем не сравнимое божественное чувство, убивающее и раскрывающее целую Вселенную! Сознательное, избирательное открытие, направленное на одного человека – наибольшая сложность для обоих. Ни с кем, кроме Ривер контакты у него не устанавливались. А с ней, он чувствовал свое собственное нутро, себя настоящего, каким он даже во снах не помнил себя – себя до Академии, а она… она не просто путеводная нить для него – она озаряющий свет для всех, кто хочет его видеть, кто еще способен его видеть: искренняя, подлинная, открытая всем и для каждого, ее ничему не учили она уже была такой - Светлой… и что с ней тихой и доброй, вдумчивой и жизнерадостной сделали ОНИ?!!… Открытие – это полная уязвимость, то же, что растащить пальцами рук, вскрыть самому себе, грудную клетку, чтобы показать обливающееся кровью, бьющееся сердце. И нет никакой защиты – клетка убрана, преград нет. Внимай, читай, слушай, дыши, впитывай!.. Ривер для него сейчас тоньше стекла, беззащитней спящего. Саймону пришлось потрудиться, чтобы снять и с себя защиту. Ривер улыбнулась губами, не выпуская из объятий, даже сильнее стиснула, чтобы ощутить ласкающее проникновение сущности, стать, пусть на короткий миг, им. «Nosce te ipsum» (познай себя) Бесконечные и зацикленные внутри тела почти мистические токи энергии в расходящемся зареве биополя – целая вселенная внутри одного человека. А теперь их сплетение вот они – на ладони мира – со всеми чувствами, мыслями, желаниями, страхами, памятью, слитая в одну реку сила и жизнь двух разных!.. Да, Ривер по-прежнему обнаруживала для него опечатанные сектора, в Академии хорошо постарались, ему не про силам взломать их, но сущность Ривер для него опять доступна. Он закрыл глаза и мир разлетелся на миллиарды осколков, чтобы через несколько секунд воплотиться в нем обновленным. Ривер…

Общаясь на расстоянии мысли с немой девочкой, Ривер бесхитростно полагала, что помогает девочке выйти из этого гнетущего состояния одиночества, так знакомого ей самой. И дело было не Саймона, он не одобрял, но и не вмешивался. Зато ее приемной мамаши Ривер дернуло сказать, что она общается с одичалым ребенком, пережившим смерть своей сестры и матери, без слов. Саймон готов был придушить Ривер. Или негритянку, у которой после десятка взмахов коровьих ресниц стала медленно отъезжать крыша, а вместо слов благодарности за тяжелую работу с девочкой, в ее головке мелькнули дурные средневековые мысли – «ведьма!». Выпучив и без того вываливающиеся из глазниц глазенки, женщина пьяно зашаталась, закрестилась, ошалело попятилась, продолжая плевать во все стороны, одновременно креститься и молиться. «Вот ты понимаешь, что ты ей сказала?!!», - Саймон бесцеремонно схватил Ривер за локоть, сжал до вскрика. На Ривер это не подействовало отрезвляюще. Она не понимала, что плохого сказала и к чему ее слова могут привезти. «Уж лучше бы ты молчала!», - он сказал это в мыслях, но Ривер непроизвольно перехватила и обиделась, судя по задрожавшему подбородку. Саймон метнулся к тумбочке, раскрыл, чуть не сорвав с петель дверцы, нашел свой медицинский чемоданчик, открыл и с ожесточением начал искать. Женщина к тому времени переступила через порог и как очнулась, разразившись оглушительным певческим криком: «Люююдииии, она вееедьма!!! Сюююдааа, люююди, девчонка ведьма!!!» «Ну вот и НАШ дом. Вот и доигрались в «Айболита»», - Саймон выхватил из чемоданчика скальпели, перекинул их в одну руку, другой подхватил начавшую неистово вопить и лягаться Ривер, и потащил на улицу, невзирая на переполох в деревне и протесты самой Ривер. «Vimīḍhāḥ, глупцы, дикость какая, ведьма… что удумали… ведьма!», - бормотал он на ходу, пыля извивающуюся Ривер на всему двору. Ружье бы сейчас. В летних сумерках один за другим загорались в окнах огни, селяне выбегали на улицу и, прячась друг за другом, толпясь прямо у дверей, громко шептались и крестились, наблюдая с безопасного расстояния за Ривер и Саймоном. «Не трогай их, не трогай!!!», - закатываясь в истерике, голосила Ривер. «Не трону. Они нас не тронут. Мы их не тронем. Никто никого не тронет», - скалился Саймон, уже зная, что так просто эти сельчане их не выпустят. В темноте, проблескивая лишь дымными факелами, они, как стая голодных собак, обегая свои дома сзади, заходили вперед, блокируя вход в деревню, а другие, вооружившись одно или двустволками, перекрывали путь к отступлению. Окружали. Как диких зверей окружали. «Хорошие они, да? Bonus?», - он продавливал руку Ривер до кости, заставляя ее кричать еще громче. «Неучи, дикари дремучие… Неандертальцы!!!», - последнее слово он бросил в темноту слева от себя. «Мэл, Мэл, где ты Мэл?!» Саймон чувствовал, что «Серенити» направляется к ним, но вот успеют ли они – вопрос другой.

31.01.2008 в 17:56

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
«Не двигайтесь!», - наконец им перегородили дорогу окончательно прямо перед выходом из деревни. Навстречу вышел оборванец в цацках, как Саймон понял, старейшина собственной персоной – сухонький мужичок лет 45-50. «Мы хотим просто уйти», - отрывисто пояснил цель своего скоропостижного ухода Саймон. От внезапной остановки, Ривер шлепнулась в какую-то выбоину, наглотавшись пыли. Отчего сразу расчихалась, раскашлялась и совсем не к месту залилась смехом, рассматривая свою перепачканность в свете факелов. Селяне богобоязненно затряслись. Конечно, они-то думают, что она заливается ДЕМОНИЧЕСКИМ смехом. «Ведьма никуда не пойдет», - хмуро заявил чернокожий бугай справа от тщедушного старейшины. «Она не ведьма», - не таких быков валили, Саймон не имел привычку трусить. «Тогда почему вы так спешите покинуть нашу деревню? Не потому ли, что вас раскрыли?», - спросил въедливый голос за бугаем. Счастливого обладателя его видно не было. «Потому, что мне крайне не нравится, что мою сестру называют здесь «ведьма»» От этого магического слова собравшиеся поглазеть и побить чужаков толпы местных опять заволновались. «Значит, она не ведьма?», - старейшина не собирался верить. Всё равно разборке быть. «Но Мгума своими ушами слышала, как твоя сестра сказала, будто бы говорила с Тари, не открывая рта, - старейшина взял многозначительную паузу, чтобы потом грянуть, как целый хор с литаврами, - говорила с ней мыслями!!! Колдовала над ней!!!» Ну понесло. Опять загалдели, дроволомы. И что б Ривер промолчать, а она решила доказать благость своих помыслов, да перед кем!!! Саймон закатил глаза. Встав с колен и отряхнув с себя пуд пыли, Ривер уверительно сказала, что помогала девочке, хотела узнать почему она не говорит и помочь ей начать говорить, потому, что угрозы для нее больше нет и все в этом замечательной деревеньке ее любят. И если бы, ну хоть бы одно сердце, хоть бы одного деревенского варвара дрогнуло, Саймон пустился в новые попытки урезонить, подавил бы на жалость, на сострадание, на совесть… Но нет. Раскрытый, как толковый словарь с объяснениями десятков тысяч слов, он не мог услышать в этом хоровом песнопении «ведьма» других слов. «Хватит», - он произнес негромко, но от его слова кожа Ривер покрылась мурашками. Она смолкла, как будто ей язык прищемили, раскрыла запуганные слезливые глазенки и тихо шепнула «не надо». Четыре дула смотрят прямо на них. Немного. Первое у гориллы-молодца, второе у его соседа слева, третье у левого соседа слева, четвертое у правого соседа справа. Не ружья, а частокол по краям рва. Глупо. «Саймон, non! Minime!!!!», - но вопль Ривер потонул. Крутанув и со всей силой отпихнув Ривер в сторону забора – три шага и там есть брешь, через которую ей, худышке, можно выбраться за пределы деревни, прыгая вперед, с перекатом, он метнул два скальпеля точно в глотки горилле и левому соседу старейшины, выдернул ружье из ослабших рук гориллы, пустил пулю в его вооруженного соседа, забивая прикладом носовые хрящи в мозги двух позади стоящих, освобождая площадку для левой группы от старейшины, метнулся за него, как за щит, выхватывая из рук подстреленного соседа гориллы новое ружье, поставляя под дробь старейшину от начавшего палить левостороннего телохранителя, выстрелил в голову, отбросил ружье в сторону, выдернул из гориллы и соседа старейшины скальпели, пустил в левый глаз еще одному, вырвал из замеченной кобуры раненного старейшины револьвер и следующие три пули ушли на оставшуюся группу из трех оторопевших и попытавшихся убежать селян. ВСЁ! Время!.. «Ecce spectaculum dignum, ad quod respiciat intentus operi suo deus» (Вот зрелище, достойное того, чтобы на него оглянулся Бог, созерцая свое творение)… Если б… не Ривер…

31.01.2008 в 17:57

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Пока он выкашивал скромно экипированную группу, закрывающую выход из деревни, тыловая группа уже сцапала принципиально не пожелавшую бежать Ривер, приставив к ее горлу очередной кухонный нож и сразу два дула одноствольных ружей для перестраховки. «Почему ты не убежала, Ривер?», - спросил он ее, не спеша бросать по угрожающему требованию сельчан револьвер. Но Ривер не ответила. Новый шок от увиденного и ее мозг судорожно выцарапывал только одно слово «Некатор», повторяющейся с цикличностью заевшей пластинки. «Отпусти старейшину, иначе узнаешь какого цвета у твоей ведьмы кровь!!!» «Красная, как и у вас, впрочем», - мрачно усмехнулся Саймон. Да, напуганные люди – страшные люди. Люди ли? Но теперь Ривер он им не отдаст. Хочет ли она своей погибели или нет. В корчившимся на коленях от раны в правое плечо старейшины, а ведь задеты только мягкие ткани, повезло ему, Саймон нащупал пульсирующий 300 граммовый комочек, приобнял, наметил. Старейшина дернулся, да так и застыл, как собака – на четвереньках. «Сердечко прихватило, мэр?» Ни злости, ни мести. Как учили – в убийстве нет наслаждения и упоения, убийство – это необходимая к исполнению задача. Самостоятельно принимается тогда, когда других альтернатив нет или они недоступны на данный момент времени при ситуации очевидной опасности для жизни самого телепата или его партнера. «А теперь послушайте меня. Ни я, ни моя сестра не желали вам зла, мы даже не просили приюта у вас, но вы нам его дали, а я помогал вашим людям чем умел, потому, что хотел этого. Моя сестра тоже помогала той девочке, - голос стал повышаться по мере окончания терпения, пусть увидят затмение в расцвете силы солнца, - И вы назвали ее за это ведьмой… Не мы – вы убили своих же людей. Посчитайте, если умеете – вы потеряли восемь человек. Вы, потому, что если бы не ваша одичалость злобных душонок, мы бы просто ушли!.. Ничего бы ЭТОГО НЕ БЫЛО!.. Так или иначе, я не дам вам убить сестру. Если кто-нибудь из вас, целящихся в ее тело, дернется хоть одним мускулом, я за секунду сомну потроха вашему старейшине так, что они вылезут у него через рот, - старейшина застыл, как изваяние, кожей ощущая прицел хищных глаз обледеневшего Саймона, - Если кто-нибудь из вас пустит хоть капельку крови, то ровно через, пять секунд все трое вы будете лежать в полуметре от Ривер с желе вместо мозгов, - селяне растревожились сильнее, не зная то ли нападать всем сразу, то ли всем сразу бежать по домам, два дула у висков Ривер мелко затряслись, картинка, так любовно обрисованная Саймоном, их явно впечатлила, - Или вы думаете, что вас много и ружья быстрее? Не уверен, потому, что вы медленнее своих ружей – та славная восьмерка уже показала свою прыть. Вы не убийцы и даже не воины, вы не хотите и не умеете убивать - отпустите мою сестру – вы знаете сами, мы уйдем, как и собирались. Подумайте еще раз надо ли вам терять кого-нибудь из родных и близких, чтобы низости ради разнести голову совсем еще девчонке, не причинившей вред ни одному из вас» «Разинешь рот, умрешь незаметно для своих набожных папуасов, медленно и очень больно», - это слова Саймон грозно шепнул окаменевшему старейшине. Стоит подождать малость. Всё, что хотел сказать, он сказал. Возможно, и лишнее. Долго, зато в красках. Пусть почешут свои репы и решат чего хотят – увидеть Виджела 10 уровня или пойти на боковую, греться на печи. Судя по панике в их умах, они не скоро придут к общему знаменателю. Зато те двое с ружьями уже решили для себя, виновато опустив их, бегло озираясь, ожидая возгласов недовольства или одобрения, но жители не двигались и упорно молчали. Хорошо. Саймон их прочувствовал. Больше поднять он их не даст. А вот туземец с ножом у горла неприятно колебался. Таких Саймон глубокого презирал, но трусы всегда опасны. Чуть что впадают в истерику и, сами того не желая, могут и пришибить кого поближе.
Волна ветра прокатилась над головой, закачались кроны деревьев, вихрясь, облака пыли понеслись по поселку. Это прибывала «Серенити», а вещал ее прибытии сам капитан. «Итак, граждане, мадамы, эти люди наши друзья, так что не будет нервировать друг друга, после того как вы добровольно очистите посадочную полосу, все вы дружелюбно и гостеприимно разойдетесь по домам…» Задирая головы, кашляя и закрываясь от всюду забивающегося песка, очумевшие селяне, богочестиво поразинув рты, с невменяемой остолбенелой покорностью макак взирали на клубящегося в пыли удава «Серенити», готового приземлиться по команде капитана. «Да вашу мать, по домам вам было сказано, пока не перестреляли всех к чертям собачьим, уроды вы слабоумные!!!!!», - это, выхватив из рук капитана рупор, вопил Джейн для пущей убедительности выстреливая впереди себя светящуюся автоматную очередь. Саймон не мог передать, как счастлив он был слышать всегда воинствующего Джейна в тот момент! Наконец-то, «светлячок» прибыл за ними.
«А чё там у вас случилось-то???», - почесывая дулом автомата висок, поинтересовался Джейн, с сомнением разглядывая на Саймона, проверяющего реакции Ривер. «Она опять что ли поехала?.. Сестренка твоя, ась, док?..» «Господи, Саймон, они напали на вас??? Что там случилось?!! Ты не ранен??? А Ривер??? А у нас святой отец тяжело ранен… был…», - щебетала вокруг него Кайли, не зная то ли обнять, то ли погладить, то ли не трогать, но точно пожалеть бедолагу Саймона. «Я так понимаю все в сборе, все вопросы разберем потом в кают-кампании, а пока, вижу, Ривер опять нужна помощь… дока», - с обыкновением хмыкнул капитан и, забрав Зоэ, ушел на мостик. Не ответив на расспросы Кайли и бубню Джейн, Саймон отнес Ривер в полубессознательном состоянии в медотсек. Сейчас он мало чем сможет ей помочь, разве что вколоть снотворного и зайти проведать завтра. «Она поправится?», - Кайли выглянула у него из-за плеча, когда Саймон положил ее на кушетку. «Да… Кайли, прости, сейчас не время, - говорить совсем не хотелось, обсуждать тем более, к тому же еще надо подумать на тем, что именно он расскажет капитану, заметив, что Кайли притихла, добавил, - мы потом поговорим… как-нибудь. Всё нормально? Без обид?» «Без обид», - кивнула Кайли и, чмокнув его в щеку, быстро вышла из медблока. «Без обид», - повторил ее слова Саймон, но относились они не к ней. Приготовил инъекцию, выделил вену и когда поднес шприц, Ривер открыла глаза, оба и широко с нереагирующими на свет широкими зрачками. «Я тебя не смогу простить», - без тени мимики на лице, отчетливо сказали голубовато-белые губы. После чего глаза закрылись, губы сомкнулись. Будто и не говорила вовсе – привиделось. Но Саймон знал, что это нет. Читая правда, не простит она ему эти смерти. Саймон посидел еще немного рядом с ней, и вышел. В коридоре его ждал Джейн. «Кэп уже заждался», - проговорил он невнятно, косясь на Ривер. «Иду», - Саймон стал мрачнее обычного. И Джейну не понравилось его настроение, впрочем, выпытывать он не стал. У каждого свои скелеты в шкафу. У кого-то и кладбища мало. Однако Саймон, расстроенный и разбитый дрянными деньками на дрянной планете, мимолетно почувствовал беспричинное участие Джейна. Неосознанные эмоции – просто импульс. Сам Джейн вряд ли его толком уловил…

31.01.2008 в 17:59

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
сорри, люди, за неразбиримые значки. У меня на компе санскрит установлен, а здесь нету его. не поддерживает, вот и фигня неразборчивая получиается!

читайте вторую часть!

осталась еще одна маленькая промежуточная и 3 часть собственно с Джейном и Саймоном.
03.02.2008 в 13:18

Какая прелесть! Очень понравилась Ривер! И Саймон! Жесткий чел. Монстр, а как трогательно относится к своей сестричке. Сразу видно, что очень ее любит и оберегает. И мне показалось, что общего у них больше, чем родственная связь. Они оба из Академии? И способности у них схожи, да?

Катя.
03.02.2008 в 18:29

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Да. Да.
;)
08.02.2008 в 19:54

Рассказик прочитала, там очень ярко выраженный герой Джейн, не могу сказать что он озлоблен на жизнь, но не оптимист это уж точно…. Может быть даже фаталист… типа что будет того не миновать.
Мне он очень понравился, и я хочу еще!

Верчик.
26.02.2008 в 01:20

"...Обнаженный по пояс певец, аккомпанируя себе на усыпанной брильянтами арфе, будет петь песни о любви и верности, и о дорогих подарках, их подтверждающих."
Я прочитала! Здорово -чем дальше по тексту, тем больше мне нравится твоя Ривер. Особенно понравилась сцена у дерева. Очень необычный Саймон получился (суровый мол-чел))). Могу только гадать, как они с Джейном сойдутся ... :-)

Дальше!
26.02.2008 в 07:56

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Луна Хиггинса была очередным местом посадки «Серенити», где капитан намеривался уладить свои дела и забрать так ожидаемый покупателями груз. Но ни одно путешествие, ни на одну планету для экипажа «Серенити» тихим и мирным. На этот раз кашу заварил Джейн, причем влипли они крепко, едва не поставив под угрозу провала доставку груза из-за устроенный по прибытию Джейна переполоха среди местных глинокопальщиков, почитавших его, как героя. Почти Бога. И в одном из трактиров в честь него устроили настоящую поздравительно-хвалебную пьянку. Всеобщий восторг местных завсегдателей трудно было описать, в то время как Волш и капитан кисло смотрели из-за подобия барной стойки на стремительно хмелеющего Джейна под пылкие пьяные речевки грязных рабочих кантона. Тесно, жарко, мокро, отовсюду несло выпивкой, потом, этой мерзкой вездесущей грязью, с массивных балок низкого прокопченного потолка свисали, медленно раскачивающиеся на сквозняке лампы. Отчего и без того упитые лица посетителей становились ярко пунцовыми. В каменных углах таился полумрак. Всюду стоял несмолкающий шум, гвалт, глухой звон кружек и одинокие зычные выкрики в честь окруженного многочисленными наквасившимися чумазыми поклонниками Джейна. «Я не пью!», - отпирался Саймон, из последних сил деликатно пытаясь отодвинуть от себя проспиртованного насквозь с мутными выпученными покачивающегося рабочего, готового сблевануть прямо на его снежно-белую рубашку. «Будем, будем!», - простодушная и всегда радушная Кайли не отказывалась, бойко выдергивая из мозолистых багровых рук глиняную бутыль. Рабочий туманно кивнул, икнул и зашатался от них к своей шумной компании за два столика от них. Его поспешность еще выйдет боком им обоим… Столы, стулья – всё грубое, наструганное, даже ножки разной длины, так что под многие столы просто подтыкали небольшие чешки для устойчивости. «Ты что, нельзя им сейчас отказывать… это будет выглядеть как оскорбление», - выдувая вездесущую пыль из кружки Саймона, Кайли гостеприимно плеснула туда мутный беловатый с осадком напиток. «Вот уж не думаю…», - насмешливо начал Саймон, но строго Кайли отдернула. «Нам неприятности не нужны. А тебе?» Саймон презрительно сфыркнул, махнул рукой: «Mīḍhamate (глупенькая), эти свиньи так напились, что на стул сесть без помощи собутыльников не смогут, а ты про неприятности говоришь!» «Тогда мы можем просто расслабиться! – улыбнувшись, Кайли вложила кружку в руки Саймона, трогательно прижимая к ней его длинные загорелые пальцы, одобряюще вкрадчиво кивая: «Давай-ка, Саймон, выпивка здесь, конечно, не очень, но не отравимся точно. Не сомневайся: пить можно, это я тебе говорю!» Саймон, взболтнув, посмотрел на оседающую молочную взвесь, обреченно выдохнул: «Да не пью я» «Буйным становишься?», - подмигнула Кайли, сама делая небольшой глоток, обхватив неудобную большую кружку узкими пальчиками. «Krīra (жестоким)», - он знал, что Кайли не поймет, ей и не надо. Ну к чему всё? Зачем… за что… он втягивает ее в игру Академии? Она для них, Ривер и него. Не для кого больше. А ведь она пойдет за ним. Нельзя привязывать, но глядя на нее, такую простую и душевную, не смог не улыбнуться ее озорным черненьким глазкам с плутовским девчачьим прищуром. А губы! Ее губы, влажные и сонные сделались теперь ароматнее вишневого леденца. Молодые, пышущие жаром губы цвета розовых лепестков. Саймон перевел взгляд, устыдился. Нельзя. «А мне будем напиваться, мы по чуть-чуть. Чтобы расслабиться» На столе догорала свирель из четырех свечек, заливая воском весь дощатый стол с истертым лаком, многочисленными трещинами и вырезанными тупыми ножиками нецензурными надписями. «Саймон, тебе нужно расслабиться, отдохнуть… ну же, давай… или ты меня боишься?..» Кайли рассмеялась. Саймон решительно отхлебнул, проглотив половину содержимого кружки. И сразу закашлялся, поперхнувшись. Вкус был отвратительный до сведения – рис, дрожжи, сахар, травы какие-то горькие – помойка самая настоящая. Саймон сморщился, закрыл глаза, мысленно посылая это дрянное пойло, и выпил все залпом, отставил кружку и с блестящими глазами неприученного выпивать, посмотрел на Кайли, которая находчиво наливала очередную порцию. Нет, нет, он прекрасно знал, чего она добивается. Напоить его допьяна. И был согласен. Уже давно надо было приспустить тормоза. Дать себе вдохнуть спокойно, без оглядок по сторонам, без лезвий в пальцах, без паранойяльной подозрительности ко всем мимо проходящим. Ненадолго, немного – на сегодня… Пожалуйста! Ривер, Господи, ПОЖАЛУЙСТА!..
И, в конце концов, они весьма прилично наклюкались. Ну не так, чтобы лыко не вязать, но пара бутылок не менее гадкого самогона, и Саймона развезло, вальяжно развалившись на качающемся стуле, он начал нести какие-то сумасбродные идиотские истории из жизни, мозгов пока еще хватало, чтобы не трогать Академию.

«Ты смешной… а когда выпьешь особенно… милый, совсем смешной… и говоришь всегда так странно», - глядя на его элегичное сияние утопающих в мягкости приглушенного света черт изысканных черт светящегося лица, проговорила Кайли заплетающемся языком, с мечтательной поволокой в глазах поворотившись к Саймону, любовно прижимая к груди глиняную кружку. Разгоряченный алкоголем, раскрасневшийся и мокрый, с сальными, всклокоченными волосами и расстегнутыми первыми двумя пуговицами рубашки, он казался ей еще более притягательным. Возможно еще и потому, что много говорил – легко, раскованно, весело, не задумываясь, совсем не так как на «Серенити». Возможно потому, что чаще улыбался, забавно так, наивно, пьяно и проникновенно нежно. «Мой дорогой мальчик, мой, мой мальчик», - шептала она губами, не давая услышать себя. Возможно потому, что смотрел на нее – никого в этой помойке для него не было – только она одна. Тянулся к ней, влюблено гладил дрожащие холодные руки своими горячими, красивыми - ни у кого нет таких мягких заботливых рук! Они все, другие - не те - они грязны, грубы, пусты, а он стихи ей читает, заботиться о ней - подарки дарит. Ну как же! При всяком удобном случае. Кайли никогда не забудет купленное им на Персефоне колье так подходящее к ее тогдашнему волшебному платью, которое Инара ей с радостью отдала насовсем. Колье изящное, как веточка сакуры, похожее на переплетение двух цветущих вьюнков, при слиянии раскрывающимся утонченным пятилепестковым цветом цвета морской волны. Колье из красного золота с одиннадцатью ясноглазыми топазами. И в сердце дрожат чувствительные трепетные струны. «Ты такая красивая…devatā (богиня)», - он жгуче улыбался, перебирая ее пальчики, цвета сказочной розовой ваты губы стали мягче, увлажнились, наполнились полуночным желанием, но прикоснуться не смел. Еще запрещал, еще сдерживался.
Их прервал капитан, но Кайли быстро ему объяснила, что всё настолько хорошо, что ей просто необходимо остаться ЗДЕСЬ с Саймоном, ну и Джейном тоже. И капитан понял, препятствовать не стал. Он был рад за Кайли и чуть тревожен. Перед Саймоном он не дрожал в архаическом страхе, но верить ему мог, а Кайли не просто член его команды, она как его дочка, побаивался он за нее. Кивнул, улыбнулся, взлохматил ее русую шапку волос и удалился.
«Осторожно, осторожно, голову береги!», - со смехом пригибая Саймона, она привела его на второй этаж, зазывая в свободный номер. Саймон присел, подгибая ноги, чуть не упал, рассмеялся, как со стороны наблюдая свою шалую неуклюжесть, ухватился на дверную коробку всю в мелких топорщащихся осколышах, готовых впиться заносами в ладонь, и аккуратно оперся об нее левым плечом. «Подожди, я сейчас свет разожгу! Не двигайся! Только не двигайся», - сама пошатываясь, петляя, едва не опрокидывая что-то тяжелое в темноты, Кайли самоотверженно шла вперед, подсвечивая себе качающейся лампой, бросающей на пол блинные кривые тени, а на потолок широкие смазанные желтые блики и полосы. В конце концов, она смогла зажечь светильник на тумбочке, «Fiat lux» (да будет свет), и Саймон осмотрел небольшое помещение. Комнатка была обставлена не то, чтобы без излишеств, а только лишь для того, чтобы переночевать. Низкая кровать с высокой цельной деревянной спинкой, облезлая тумбочка с распахнутой дверцей и без верхнего ящика, перевернутый трехногий стул, который Кайли опрокинула на подступах к кровати, вплотную придвинутой к каменной стене. Зато на маленькое окошко без занавесок крепились мощные ставни, запирающиеся на крюк изнутри, как и сама щелистая скрипучая дверь. «Ну вот, теперь можно!», - счастливо и оттого громко закричала Кайли, прихлопнув в ладоши, но когда увидела куда она привела Саймона, замешалась, растерянно хлопая себя по бедрам, выбивая пыль из комбинезона. «По крайней мере, есть куда… при-сесть», - лицо совсем залилось взволнованной краской. Саймону было неважно состояние номера. Комната соответствовала трактиру, да и отвык он от привычной ему роскоши еще в Академии… Черт, он не мог не вспоминать о ней даже с Кайли… Что он творит?!.. Саймон кивнул и нетвердой шаткой походкой дошел до кровати, счастливый от возможности отдохнуть, плюхнулся на нее. И тут же скривился. Твердая! Если на доски всё же кинули матрас, то матрасу не меньше сотни лет, и за это время он успел превратиться в груду рваного тряпья.
«Ииитак, - с интонированной мягкостью в голосе протянула Кайли, приоткрывая капризный сахарный ротик, чуть застенчиво и малость кокетливо вкручивая указательный пальчик в матрас, - я действительно тебе нравлюсь?» Наивно-доверчиво!.. Не дожидаясь от замешкавшегося Саймона ответа, она сама подсела ближе, аккуратно сверху положив свою ладонь на испуганно вздрогнувшую его. «Кайли…», - Саймон потупился, разалелся, судорожно заглотал, на золотисто-персиковых щеках выступили бисеринки пряно-горьковатого пота, его истончившаяся полупрозрачная кожа отражала все оранжево-ночные блики, вызывая желание прикоснуться. «Да ничего, всё нормально, - ее пальчики уже стиснули его запястье, предвосхищая попытку вырваться, - уже можно сказать» Немного приподнимаясь на кровати, она почти мурлыкнула ему в ухо, жарко и влажно выдохнув, играя, но не касаясь, любуясь нежно-кофейной кожицей за ухом.
26.02.2008 в 07:56

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Мятущегося, паникующего Саймона как парализовало. Началась лихорадка. Руки легли ему на плечи, и Кайли, сама с замиранием сердечка, бережно развернула его лицом к себе, блеснув плутоватыми испытывающими глазками. «Понимаешь меня?» - опустив ресницы, пряча истомленное блаженство в глазах, набралась смелости и искрометно быстро чмокнула его в кончик носа, не зная что дальше делать или давая возможность сделать первый шаг Саймону, озорно рассмеялась, отступая. Саймон шумно вздохнул, весь хмель как выветрился, вернув глазам отчаянное сожаление. «Это ты не понимаешь», - имя «Кайли» встало поперек горла, а он чувствовал, что сейчас позорнейшим образом заплачет. Так глупо, так сентиментально, но именно так крокодил плачет прежде чем схватить свою жертву. НЕЛЬЗЯ ТАК с Кайли!!! Чудовище! НЕЛЬЗЯ!!! Кайли отмахнулась широким задорливым жестом, напуская на себя пьяно-небрежный вид, отвлекая этим рассеявшееся внимание с трудом переводящего дыхание Саймона : «Прекрасно понимаю! Ты просто очень, очень, очень, ОЧЕНЬ скром-ный!» И вдруг огорошила: выпрямилась, по-кошачьи ловко и мягко, обхватила его шею, притянула к себе, не позволяя прерваться, крепко упоительно поцеловала. Долгий клубничный поцелуй. Саймон рефлексом сжал ее слабые тонкие плечики, не решаясь ни прижать, ни отстранить. Она пахла чем-то очень теплым: ржаной хлеб только что из печи, топленое масло, молоко, пресный сыр, недавно скошенная трава и на всё это наслаивался запах металла, горючего, машинного масла, наслаивался, но не мешал Саймону не терять, наоборот, усиливал желание, ее собственный, легкий аромат. Ему бы рыдать от счастья, а он плачет о другом, стонет и сердце не унимается… Вокруг них сгущается сиреневая мгла… Жалистый, кокетливый язычок скользнул между губ, щекотнул небо, поманив, позвал за собой неподвижный язык Саймона, вовлекая в красивую пылкую игру двух мотыльков у обжигающей лампы. Пальцы надавили сильнее, сдавили, впились когтями в хрупкие плечики, а она всё льнула, ее руки проникали под рубашку, заставляя Саймона с шумом тянуть воздух носом, гладили, ласкали, разминали затекшие бездействием мышцы. Пуговицы расстегивались одна за другой и эти, такие знакомые и нежданные бархатистые ручки с умильно-трогательным крыжовенным пушком под светло-чайным загаром, касались его груди, скользили. Пока она сама не прервала поцелуй, чтобы, не дав себе опомниться, скользнуть по солоноватой ветвистой дорожке взбугрившихся шейных жил вниз, к ключицам, желанной шоколадистой впадинке, чмокая, целуя, мимолетно, почти незаметно, касаясь язычком, с внутренним трепетанием ощущая его теплый вкус, чистый яркий запах, в то время как руки обнимали его спину, словно большое сильное дерево, успокаивали, сглаживая остро проступившие гребни позвонков, проводя сверху вниз по крепким выступающим лопаткам, похожие на серебристые дружественные спины афалин. «Люблю, люблю» Жар приливал к лицу. Он слышал то ли слова, то ли мысли. Какой напор соблазна, какая великолепная, туманящая сеть сердечных ласк, окутывающая его тело. Он так давно ни с кем не был! Он почти забыл! Почти лишился даже возможности мыслить об этом… И вот она – Кайли! Круглолицая, курносая… Простодушная!.. И такая обожающе-мечтательная!.. Что? ЧТО может он ей дать, если не любит… Пронзительно отчетливый проблеск, разбил на куски его возрастающее безумие страсти, с которым он не мог побороться еще миг назад. Всё ушло, всё пропало. «Nihil habeo, nihil curo» (ничего не имею, ни о чем не забочусь) Как это жестоко! Ривер!!! Как бессердечно!.. «Что-то не так? Я что-то не так сделала?», - лицо Кайли стало по восковому бледным, так же как он в один миг мысленно произнес «не любит», она лишилась всех своих сил, всей крови до капли, казалось, самой жизни - прервалась, отсела, едва сдерживая прерывистое резкое дыхание, но ее руки беспомощно упали на колени, затихли, замерли. Не шевелились!!! «Не ты. Я не должен был позволять, потворствовать своим желаниям…, - язык с трудом двигался во рту, как под наркозом, Саймон не верил, что говорил вслух, он бубнил, сбивался, прерывался, теряя мысль, начинал заново и опять запинался. «Ты мне друг… но не больше того…» «ВООООТ!!!» - протяжным собачьим воем пронеслось, прокатилось горным вскриком. Вот именно эту чудовищную фразу он и должен был произнести на Персефоне. И не было бы настолько тяжело и больно. А он смолчал - смалодушничал. Потому, что хотел быть с Кайли… ТРУС!!! Трус, трус, но грех этот – разбить ее хрупкое чистое сердечко не возьмет… Грехов на нем столько, сколько не отмыть за целую жизнь…
26.02.2008 в 07:56

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Она всё поняла. Не кивнула. Не ответила. Не бросила укоряющий взгляд. Поднялся ветер, набежали полупрозрачные облака на млечно-козалитовый глаз луны, укрыли стальной дымкой. Задрожала только, начала непривычно суетливо укладывать свалявшиеся непослушные темно-пшеничные волосы, инертно-сухо оправлять одежду, проверяя на второму разу по самое ли горло застегнут ее комбинезон, не топорщится ли воротник-стоечка… Ворвался в комнату, взвихрил волосы, сдернул с ее лица вуаль. И она вдруг оказалась настолько молочно-белой, что Саймон испугался за ее состояние. Еще немного и она упадет в обморок. Потянулся к ней. Не делась. «Кайли… знаю… я должен был тебя сказать раньше… но я не мог… да, трус я… ты…» Кайли встала, но тут же отшатнулась к тумбочке, схватившись за нее рукой. Скрипнула, чуть не оторвавшись, дверца. «Тебя нельзя сейчас в таком виде идти! Ты же не дойдешь!.. – Саймон вовремя подхватил ее под руки, предлагая сесть, но Кайли вырвалась, решительно, не зло, - Куда ты идешь? Джейна и след простыл, а внизу алкаши… Ты слышишь меня, Кайли?.. Да мало ли что может…» Кайли резко оборотилась, хмыкнула и с прохладцей в голосе черство спросила: «Волнуешься за меня?» Душа, как корой обросла. «Да» Кайли хмыкнула еще раз, подняла изогнутую бровь, усмехнулась и кивнула, показав Саймону решительный знак «окей»: «Не переживай. Никто меня там не тронет. Я всегда могла за себя постоять… И теперь могу не хуже» «Да куда ты пойдешь на ночь глядя?!!» «А вот это уже не твое дело, Сэмми», - Кайли улыбнулась, но от улыбки только мурашки сковали стынущую кожу. Развернулась и вышла за дверь. С невозмутимой огрубелостью прикрыла ее за собой.
«Вот и радуйся, Саймон, чего хотел, то и получил» Саймон лег на кровать, осматривая запятнанный серый потолок, немного поразмыслив, закрыл глаза и сосредоточился на Кайли, отыскивая ее рыдающие мысли в бесконечных цепочках пьяных бредней. Что ж, опасности рядом с Кайли не было. Она спустилась на первый этаж, взяла с собой еще одну бутылочку, правда не самогона – виски, но в трактире благоразумно не осталась… А дальше… Саймон взволнованно вскочил с кровати, подбежал раскрытому окну, высунулся, пригляделся, всмотревшись в сгустившиеся сумерки. Благо проезжая часть проходила недалеко от трактира и как раз со стороны их бывшего, теперь его единоличного, номера. В слабых отсветах огней, он с трудом различал ее графитно-фиалковый, колышущейся хрупкий силуэт, который так и норовил слиться с вороненой ночью. Но главное, что отчетливо слышал ее. Кайли собиралась на «Серенити», прямо от трактира намериваясь поймать первую же остановившеюся машину и пустить всё на самотек. Хоть здесь транспорта имелось совсем немного, больше рабочих повозок, запряженных трехжильными мулами, да хромыми лохматыми лошадьми, но Кайли не нужна дребезжащая повозка, скрипучая телега с сеном – всё это вряд ли доставит ее на «Серенити» даже к восходу солнца – она ждала только автомобиль. В таком случае, задача Саймона найти шофера. Он будет рассматривать каждого, сосредоточится, перепотрошит до самых костей, выберет лучшего… О нет, нет, это будет не тот, что зовет ее, прельщая лучшей поездкой в ее жизни; не тот, что жаждет ее тела даже ценой ее боли; не тот, что сегодня перебрал в баре неподалеку и вряд ли доедет до дома без происшествий, если вообще доедет; не тот, что коллекционирует сердечки, как брелки, молоденьких девушек; не тот, что охотчив до сладкой крови нимфеток… А тот, кто сегодня не уснет до рассвета, он потерял самое дорогое - дорогую, жестокосердную снежную королеву - он страдает, его сердце безутешно плачет, он возвращается домой и не верит в новый день, он открыт, он светел, он еще надеется на чудо - совсем глупенький, совсем молоденький… Кайли мерзла, дрожала, терпеливо стоя у обочины, глотала слезы, смахивала рукавом набегающие новые, крепилась, держалась из последних сил, упрямо пила из горла бутылки, но водители было затормозившие, ударяли по газам, и она опять, безрассудно-храбрая и несчастная, стояла одна. Кричала, размахивая бутылкой, то ли зовя назад, то ли прогоняя, злилась, захлебываясь слезами, пока спустя час измученно не села на булыжник, сгорбилась, затряслась в пьяных рыданиях, обняв руками коленки, вгорячах выкинув ненужную ей более полупустую бутыль. И не нужно, чтобы он такой ее видел. Саймон улыбнулся, облокотился о подоконник, поднял голову, подставляя лицо набежавшему ветру, бросил взгляд на звездный купол небес. Он почти здесь, свернул на эту дорогу. И вот… Саймон протянул руку, коснувшись скользнувшего мимо гребешка ветра, как помахал на прощание… Его пыльный, с местами облупленной краской, бежевый кабриолет «Mercedes-Benz 280 SE» без переднего и заднего бампера, дворников и с помятой решеткой радиатора, остановился радом с трактиром. Он не хотел выпить, не собирался «бомбить» на своей старенькой машине, но заметив маленькую ссутулившуюся фигурку Кайли не проехал мимо. И она его заметила, книжно откинула волосы назад, распрямилась, оценивающе всмотрелась, а он вышел из машины и поторопился к ней, садясь рядом на корточки, расспрашивая, что случилось и чем он может ей помочь. От него Кайли примет помощь. Сейчас она примет помощь от кого угодно, только не от Саймона… И вот уже покладисто кивнула, жарко припала к груди, чувствуя что и он ее обнял, разрыдалась сильнее, громче, жалобнее, но была так рада встретить горячее сердце, взамен холодного и немого, встретить того, кто поймет в эти минуты, того, кто тоже сильно обжегся. А его рана совсем свежа… предсказывать Саймон бы не решился, но что-то внутри ободряюще-печально подсказывало ему, Кайли не будет сегодня одна… Саймон отвернулся, разворачиваясь лицом в комнату под звук отъезжающей машины от окна. Сейчас он спустится на первый этаж и закажет себе выпивки – на все деньги. Будет сидеть и лакать ее пока не вырубится, и там, среди мертвецки пьяных гуляк, проспит до утра. А утром будут вывернутые карманы и страшная головная боль. Тут и провидцем быть не надо, чтобы увидеть… Однако, всё лучше, чем упиваться, пресыщаясь, своей невозможной дуростью в одиночку…

26.02.2008 в 07:57

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Проблемы хотя бы одного члена экипажа автоматически перекидывались на всю команду. Но проблемы одних могли рассчитывать лишь на скромный дрожащий хвостик, высеченной спичкой из коробка, на который можно было плюнуть с высоты капитанского мостика, чтобы он погас на веки вечные, а проблемы других моментально превращались в лесной пожар, потушить который было даже не под силу всем средствам МЧС. Инара разожгла его искусственно, впрочем, раздула тоже. Лететь в очередную даль на защиту чести и достоинства подруги одной из ее подруг, даже не компаньонки при том, стала поганым сюрпризом для капитана. Однако Инара всегда могла выбить из капитана весь спектр его лучших качеств во Благо, ее в том числе. Что она и продемонстрировала с мастерством матерой хищницы. И дрессировщик у ног пантеры. Денежная перспектива представлялась слабоватой, зато морально-независимый облик капитана поднялся до небес и раскрылся в этой черной космической бездне шапкой салюта галактического масштаба. «А… ну… шлюх там много?», - осторожно поинтересовался Волш. «А тебе-то что, ты замужем и ты остаешься на корабле», - Зоэ не собиралась выслушивать пошлости или начинать длинные нужные разговоры о его принадлежности к ней, как к солдатскому сапогу подметки. «Как всегда! Почему как только наклевывается какое-то чумовое дело, я протираю штаны на этой посудине?!!», - Волш попытался возмутиться, но Зое подавила бунт, не дав ему начаться: «Как всегда. Ты – пилот, а не солдат. Там от тебя пользы не будет, а за Кайли и Ривер тоже было бы неплохо присмотреть». ««Серенити» не посудина», - но остаться с Саймоном на борту Кайли не возражала. «Так я же присмотрю за Ривер», - не понял Саймон. «Сегодня ты идешь с нами. Не знаю все твои возможности, но ту часть, которую ты успел продемонстрировать, нам будет вполне достаточно. К тому же, ты у нас еще по совместительству и врач, а одной там сильно беременной…. Мадам… осмотр врача бы не помешал», - распорядился капитан. «Я не гинеколог и я не полечу!!! - возмутился Саймон, пятясь, - я должен быть с Ривер, да мало ли что с ней…» «Ничего, здесь и так двое нянек, - капитан уже просматривал вооружение, которое он намеривался прихватить для борьбы за справедливость и независимость, - к тому же, - он намеренно съязвил, - вы с Ривер последнюю неделю не разговаривайте, зато с Кайли у нее полный… контакт». Кайли замешкалась. Она надеялась остаться здесь с Саймоном, а не с Ривер. Да и любой «контакт» с ней ее пугал. «А вдруг она у «Серенити» что-нибудь… открутит?» Идиотский вопрос. «А ее в клетку посадите! Как раз после перевозки стаи гамандриллов пустует!», - бестактно заржал Джейн, с силой хлопая ее между лопаток. «Этого еще не хватало!», - коротко огрызнулся Саймон. «Мы не перевозили гамандрилов! Мы перевозили макак, резусов!», - Волш обиделся так, будто ему лично нанесли смертельное оскорбление. «Ну вот и хорошо! У нас опять полное взаимопонимание!.. Всё, собрались!.. Джейн, выдели Саймону что-нибудь из своих оружейных запасов… и побольше, - кивнул Джейну Мэл, а под нос буркнул, - он у нас один, как рота солдат».

Все терраформированные планеты на одно лицо, еще не один десяток лет пройдет, прежде чем она начнет меняться в сторону внешнего облика Земли. Может, через пару сотен лет будет большая схожесть, пока все эти планетки, как с картинок из вестерна. Пустыня, скалы, камни, песок, постоянное грязно-голубое небо с москитной сеткой жиденьки облаков и палящее солнце, а и то два, обычно как раз два, окрашивающее плывущий зноем воздух в ранжевые оттенки. Бордель со шлюхами выглядел, как заброшенный дом отдыха для детишек с родителями – дешевый дом отдыха. Двух этажное голубовато-серое здание с растрескавшейся и начавшей уже давно шелушиться краской, будто бы не только местные, но и дом обгорел на солнце, остренькие шпильки выцветше-красноватых крыш больше походящих на крышки от кастрюль, чем на строительные фантазии маленьких легкокрылых эльфов, и торчащие повсюду, как ржавая арматура стрелы длинных антенн. Жалкого вида домишко подбитым гусеничным танком, растерявшим свои гусеницы, расползся своей недостроенной кирпичной кладкой на весьма скромной территории соток в 12, которую пытались облагородить едва ли не ежеквартальным посевом травы и высадкой пестреньких цветочков, огороженной белой изгородью из двух досок, цепляемых на каменные столбики. Посреди двора росло и даже зеленело старое раскидистое дерево. Для полноты картины хотелось видеть перекати-поле, легким порывом ветра согнанным с одного место на другое метров 30-50 от публичного дома. «Что-то выглядит не очень аппетитно», - настроение Джейна дало трещину, хотя до этого он веселился больше всех. Саймон никогда прежде не видел его в столь благодушном расположении духа – он буквально ластился ко всем. Даже его шутки приобрели значительно более скромный характер. Секс. Джейн чуял такую возможность за тысячи километров. И теперь, когда от возбуждения он уже готов был оприходовать кого угодно и даже сам приплатить, он видел нечто слишком скромное даже по его непритязательным меркам. «Надо было завтракать лучше», - бросил капитан. На его лице ничего нельзя было прочесть. Он видел перед собой новое дело, и дело это было необходимо обставить лучшим образом. Ведь с ним Инара. «Надеюсь, шлюхи здесь будут посимпатичней», - усомнился Джейн, проигнорировав замечание о завтраке. Ел он всегда за двоих. Пожалуй, у Джейна начался гон. Саймон шел рядом с Зоэ и, чувствуя обыкновенное спокойствие, внезапно, чуть передернувшись, испытал нечто отвергнутое, почти забытое, выпровоженное вон из памяти еще в Академии – легкие электрические дуги на языке, мощный пенный прилив единственной, но всевластной волны под быстро заколотившимся сердцем. Он заволновался, встревожился, поймав себя на мысли, что не хочет туда идти. Во рту скопилась слюна, мышцы напряглись так, что он почувствовал каждую из них, и Саймон увидел себя замершим в боевой стойке с кривыми саблями. Это было похоже на тот танец Ривер, ведь тогда она не просто танцевала, она напоминала ему, движения в поединке на рапирах – выпад, удар, отход, разворот еще удар, перекат, выпад, удар, отход – бесчисленные комбинации ухода с заезженных траекторий атак. Каждый смертелен, обязан быть таким. Саймон был не к месту опрятно одет в тонкие, легкие песчано-кремовые брюки, столь же шелковисто-воздушную белую рубашку с широкими светло-коричневыми мазками, походящие на отпечатки пластинчатой крокодиловой кожи, заправленную под брюки через широкий кипенный ремешок с плетением в центре металлических завитков колец. Сверху он накинул легкий невнятного светлого оттенка плащ, через оба плеча болтаются на ремнях два пистолета-пулемета «Ингрэм» - 9 мм, магазин на 32 патрона и темпом стрельбы 1145-1090 выстрелов в минуту, плюс, носимая на левом плече, с трудом найденная у Джейна бесшумная 9 калиберная снайперская винтовка «Винторез» со скоростью 60 выстрелов в минуту, дальностью до 400 метров, хотя, по мнению Джейна, это миф – 200 метров максимум для «Винтореза», но это по мнению Джейна, а не Саймона. В дополнение отдельным бонусом шел надежный самозводный 9 калибровый «Берета М-92», с досланным в ствол патроном на предохранителе, засунутый с правой стороны за пояс. Хорошая кучность у пистолетика: пистолетик с упора при стрельбе на 25 метров все 15 попаданий укладываются в круг диаметров не более 60 мм. Также рожки к «Ингрему» и патроны к пистолету и винтовке. От полуденной жары он расстегнул острый ворот рубашки на несколько пуговиц, безотчетно указав на крепкую грудь с изящным переходом напряженных мышц к длинной строго выточенной шее. Осанистый балетный мальчик или холенный и вышколенный хастлер… Это его злило и расслабляло одновременно… А на деле капитаном назначенный бесплатный киллер для всех врагов закадычной подружки Инары. Кого скажут, того и отстрелит…

26.02.2008 в 07:57

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
И самая ЧУДОВИЩНАЯ часть. Вообще жесть. Раньше до такого дотумкать не могла. Не расписывалось такое дело... :D
26.02.2008 в 07:58

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
На пороге их встретила сама хозяйка. Молодая, сдержанная до строгости, элегантная и весьма красивая женщина со струящимися прядями каштановых волос, похожих на сотканное из ночного неба покрывало. Дорогая женщина. Несоразмерно дорогая для этого чахлого домишки. Она, скорее состоятельная компаньонка, чем шлюха, пусть и хозяйка. На ней потрясающе чувственное и соблазнительно-манящее длинное в пол, по точеной фигурке, черное платье из крепдешина на гофрированных бретельках с нежно-розовой отделкой, подчеркивающей вырез на груди, спускающейся с невесомостью эфира широкой лентой, опоясывающее талию перехлестывающейся крестовиной. Ничем, ничем не хуже богинеподобной Инары. Новоокрещенная богиня учтиво улыбнулась чуть розоватыми мягкими губами и подала в знак приветствия и даже благодарности лилейную руку капитану, представляясь ему и всей его команде. Джейн в поклоняющемся изумлении чуть не вывихнул челюсть, смутился. Саймон никогда раньше не видел его смущения. «Инара!», - вкрадчивый, но ничуть не притворный, теплый голос, и они по-дружески обнялись, сливая воедино струящиеся перекаты водопадов волос. «Оооо», - то ли застонал, то ли заскулил Джейн, отдаляясь вглубь заведения, но сразу попав в участливые нежные руки еще двух утонченных красоток с брусьяными губками. Вот и забавный парадокс. Публичный дом снаружи напоминает кучу хлама под снос, изнутри бордель в вестерне, а девушки в нем все, как на подбор божества. Приглашающим жестом хозяйка указала на диван и кресла, прежде чем перейти к сути дела и начать свой рассказ. Подтвердить ее слова пришли еще три женщины, встав, как охрана за ее спиной. Саймон покладисто-ровно присел на утопающий в изяществе неги шоколадного цвета кожаный диван. Сверху, переливаясь алмазным блеском, дрожали кристаллы многоярусной люстры, освещая желтушный центр первого этажа, настенные светильники развеивали полумглу упоительно-лукавого уюта, не нарушая излишней яркостью атмосферу чувственности и желанности. Странное ощущение создалось от этого притона. Саймон слушал вполуха: он рассматривал незатейливо-гармоничную обстановку, юных девушек в дымных одеждах то и дело промелькивающих, словно ночные бабочки, не задерживающихся подолгу на одном месте, перешептывающихся, чуть насмешливых, как призраки, теряющие очертания в туманном полумраке цвета густого каппучино, растворяющиеся в нем и вновь проскальзывающих, чтобы одарить гостей ненавязчивыми улыбками. Только две подружки брюнетки никуда не двигались, крепко держа друг друга за руки. Одна из них, напуганная, словно лань лесная, была с хорошеньким кругленьким животиком. Собственно на ее защиту они здесь. «Он доктор, он поможет», - успокаивающе шептала ее подруга, поглаживая ее покатые медовые плечики. «Ты в этом уверена?», - может, девушка побаивалась такого количества оружия, которым он себя обвесил. Саймон не вдавался в беспочвенные размышления… Откуда-то издалека приглушенно сочилась чутко-переливчатая мелодия. Два щеголеватых бармена за небольшим барменским столиком с нижней рыжеватой подсветкой любопытствующими каштановыми взглядами оценивали его молчаливую значимость с беглым чуть скучающим взглядом, к ним поболтать и немного выпить подсела очаровательная блудница в легком матовом платье из креп-шифона золотистого цвета. Элегантный корсет был дополнен поперечными полосками золотисто-глянцевого оттенка, заканчивающийся очаровательным бантиком чуть правее и ниже от живота. Вырез декольте плавно переходил на тонкую шею, а юбка свободного ассиметричного покроя в воздушные воланы. Она сидела ногу на ногу, с легким полуоборотом к нему, покачивая стройной ножкой в изящной золотой босоножке на шпильке, неторопливо потягивала через соломинку цветной коктейль. Саймон перевел случайный взгляд, не дав ей повода посчитать, что на ней он остановил свой выбор. Нельзя лгать себе – ему хотелось знать, о чем они думают – вычесть и контрольно перечесть их заново, раскрыть и поглотить навсегда их мелкие, грязные беспутные секретики и глубоко трагичные бесприютные тайны тяжелых или бестолковых жизней в притоне и до него. Но Саймон редко позволял себе это делать. Дело не в этике и в каком-то смешном для телепата права на личную жизнь, просто узнанный человек – пройденный человек. Он не станет хуже, он станет скучно-предсказуемым, как правило, а хотелось хотя бы иллюзии загадки. Шлюхи. Дороги, дешевые – без разницы. Для некоторых дело стало уже не в деньгах – стало нравиться само занятие, для других всё без разницы и без вкуса - они видят не пол, тем более личность, а ходячий кошелек, и чем он пузатей, тем страсти больше… Грязь под ногами вне зависимости от ее цвета и целебных свойств. Карнавально цветущие маски невинных ангелочков, под которыми скалятся звериные морды всегда голодных, не знающих предела в своих животных извращениях, вампиров. Эти ничем не лучше. Нигде не лучше… Саймон прикрыл волчьи глаза, чувствуя, что у него самого готова вытечь разжиженная слюна вперемешку с… Ах, телепаты так чувствительны!.. Нельзя не быть таковыми, но иногда это доставляет, по меньшей мере, дискомфорт. Что до него, то «Edite, bibite, post mortem nulla voluptas!» (Ешьте, пейте, после смерти нет никакого наслаждения!) А Джейн не скучал, он почти скрылся в полумраке поймавшей его парой кокетливых красавочек в бархатистое вощаное кресло, усаживая обеих на колени, мечтательно, еще нежно, одурманено запахами их духов и всегда освежающе льнувших горячих трепетных тел. По нему было видно, что слушать он никого не будет, думать тоже. Он млел, восторгался и возбуждался по мере их точных, прицельных ласкающих движений, призванных дразнить аппетит клиента, но не рваться в бой сразу. Саймон усмехнулся. Простая и такая сложная игра ферромонов и логики… Пленительный, зазывающей и колдовской воздух сладострастных жарких оргий. О да, да, помнит, помнит о них не только каждая клеточка их ненасытной, всегда голодной и пустой, пламенеющей плоти, но и каждая молекула каждого предмета в этом доме терпимости...

26.02.2008 в 07:59

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
До вечеринки, где должен был состояться обязательно-формальный разговор между капитаном и Бёрджерсом, времени было аж до ночи, и его не мешало бы как-нибудь скоротать. Простой разговор, просто не о чем. Берджерс, как его расписала мурлыкающая хозяйка, человек жестокий, значит и упертый до беспредела, и на своей земле не откажется от того, что считает своим. Возьмет силой. Стрельбе быть. Но Саймона это мало волновало. Да, его головорезы не чета необразованным крестьянам только мотыги с вилами и умеющие в руках держать, тем не менее и не чета Церберам из Академии во всю скачущим по их следу с Ривер. Скверно. Ох как скверно. В Ривер столько блоков стоит и такие цепи закодированных и ему неизвестных сигналов, что ей категорически нельзя пересекаться с ищейками Академии. Ему и подавно. Сила всегда в коллективе. А ведь они даже по двое не ходят, с ними один-два телепата 6-7 уровня всегда сканирует местность и людей, выискивая, выуживая информацию о местонахождении его и Ривер. После приглашения располагаться, святой отец собрался на читку молитв жаждущим таковых, капитан, Зоэ и Инара вместе с хозяйкой тоже куда-то удались для отмечания встречи и долгих разговоров за обеденным столом, а Саймона вежливо пригласили осмотреть брюхатую проститутку на предмет осложнений в силу ее неважного самочувствия в последнее время. Их он не заметил, нервозная обстановка, скорее всего так неблагоприятно повлияла – нервы, одним словом, что и объявил собравшимся. После рюмочки валерьянки беременная немного успокоилась и прилегла под надзором своей подруги. Саймон больше не церемонился, он очень хотел отдохнуть, не думать, просто лечь и поспать часов до 5, постараться, и хоть кому-нибудь помолиться не видеть сны – никакие, вообще. Собрал оружие и поднялся на второй этаж по витой деревянной лестнице. Прошелся влево по второму этажу, не касаясь, ведя раскрытой ладонью по дверям. Рефлекс поиска. Джейна не почувствовал. Выбрал для себя произвольный номер, даже не заглядывая в него предварительно. Без вопросов – так захотел. «Я вижу, вы уж выбрали для себя комнату, - голос за спиной принадлежал той русоволосой прелестнице в золотистом платье, - быть может, я могу принести вам что-нибудь выпить?» Саймон развернулся, встретившись с внимательным и корыстолюбивым искрящимся взглядом девчушки-подростка. Необычное сочетание. Саймон поймал мелькнувшую мысль, что она ему понравилась. «Только пусть это «что-нибудь» будет очень легким», - застывший на ее белозубой улыбке взгляд, он ненадолго опустил ниже к бархатистым загорелым ключицам, отдающих темно-красным горным медом, импульсивно и немного испуганно подрагивающей яремной впадинке, зрелой и налитой сочной груди, томительно показывающиеся из глубокого выреза платья. Сознание вязко тянется, касается, сладко обволакивает душистым туманом, «скажи мне, откройся, покажи какая ты»… Как пошло и неумело... С лимонно-желтыми бликами нетерпеливого хищника его глаза смотрели в пульсирующую шейную вену «откройся!!!»… И тут Саймон с недоумением и проклятием увидел, как девушка побледнела, став почти прозрачной, отступила, с трудом удерживаясь на шпильках, одной рукой растирая вспотевший висок, слабея, схватилась за ручку номера, повернув, неуклюже открыла, теряя сознание, вваливаясь внутрь. «Держись», - бросившийся к ней Саймон, успел подхватить, и усадить на краешек кровати. «Простите… так глупо получилось, - бледность понемногу проходила, возвращая лицу приятный медовый оттенок, а глазам привычное внимание и самую толику легкомыслия, - со мной такого никогда раньше не было… может, жара… голова закружилась… так внезапно…» Саймон кивнул, взял тоненькое дрожащее запястье, посчитал частый пульс, быстро коснулся лба, чтобы проверить ее общее самочувствие и сразу убрал руку, обтирая вспотевшие ладони и брюки. «Ничего, бывает. Если у тебя такого раньше не случалось, то это пройдет. Очень скоро. Отдохнуть надо», - Саймон натянуто улыбнулся, продолжая растерянно сидеть перед шлюхой на коленях. Как неосмотрительно с его стороны было рисковать. Частично дело было даже не в нем – у каждого человека своя чувствительность и восприимчивость… А может он просто оправдывал себя… «Я вам верю, доктор. Только я все равно принесу вам выпить «что-нибудь очень легкое»», - с послушностью пациента благодарно кивнула девушка, еще пошатываясь, уверенно поднялась, выпрямилась привычно осанисто, замерев на секунду, чтобы голова перестала кружиться, постояв и привыкнув, еще раз улыбнулась, но уже извиняющейся, после чего вышла, тихонько прикрывая за собой дверь. Саймон рывками сдернул ремни с автоматами, винтовкой и с каким-то безумным ожесточением, закинул их под кровать, уселся на нее, отдышался, заставляя себя успокоиться, нагнулся и, подняв, аккуратно прислонил стене справа от кровати винтовку, после чего откинулся на кровать, вытянулся и затих, тяжело дыша под стук заходящегося сердца, звуком молота несущегося сразу из всех частей тела, как далекое горное эхо. Эта шлюха не Ривер. Никто не Ривер. Пытаясь прочитать ее, он добавил воздействие, и девушка надломилась. Всё зависит от степени влияния. Если бы это было серьезное воздействие, то эффект был бы куда как жестче: у многих людей сосуды в голове лопаются, а дальше кровоизлияние в мозг и новый клиент для морга готов. Самые опасные последствие при принудительном поиске – это не то же самое, что пассивно считывать идущие потоками мысли. Потоки мыслей – это река – погрузи в нее свою руку и прочувствуй ее, черпни и оставь для себя, сохрани. Принудительный поиск – это настоящий обыск, уход в глубины сознания, приближение в грани бессознательного с неминуемым последующим воздействием. Очень тяжело и очень больно. Люди с ума сходят, когда всё, что они помнили и знали, переворачивают вверх дном, одно вытягивая на поверхность, другое запрятывая так глубоко, что даже со всеми гипнотизерами галактики они не вспомнят, не только чувства и воспоминания путаются и деформируются – личность изменяется до неузнаваемости для нее самой, и тогда человек лишается рассудка. Как для поисковика, так и для объекта поиска. Поисковик также может головой тронуться от скорости и объема поступаемой информации, не в состоянии ее уловить, отфильтровать, упорядочить и вынести в свою голову лишь то, что нужно – по сути ничтожно малую часть. Он видел и случаи спонтанного объединения, как бы застревания в личности другого человека. Ее фрагменты, не уходят - оседают, остаются в телепате, становятся его частью, его жизнью. Но это будет уже совсем другой человек…

26.02.2008 в 08:00

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
«Господин Саймон, я принесла вам освежающий китайский пунш», - Саймон не слышал, как открылась дверь и вошла девушка. Саймон быстро сел и, повернувшись к ней, вежливо улыбнулся, видя в пыльных лучах света, будто с трудом пробивающихся в комнату, покорную длиннокудрую блудницу с изящным подносом, на котором стоял бокал пунша цвета разбавленной жидкой меди с зеленой трубочкой, украшенный кусочками микса фруктов на шпажке с цветными кубиками льда и немного канапе на тарелочке в качестве закуски. Саймон только сейчас осознал, что комната, в которой он находится, просторна и вполне оптимистична. Скандинавский стиль с небольшой примесью модерна. Коричнево-желтые стены в свете солнца казались акварельно-персиковыми. Мягкий воздушный матрас, сверху накинуто шелковые покрывало с каким-то мелким цветочным рисунком палево-розового цвета, затейливо-решетчатая спинка кровати из темного дерева, прикроватная тумбочка, два торшера с бланшевыми тканевыми абажурами рядом с кроватью, есть два кресла в телесного цвета узорчатых чехлах, под золото чуть матовая люстра с шестью источниками света в стиле модерн, есть маловместительный шкафчик из лущенного светлого шпона, но внимание Саймона больше привлекли белорамные прямоугольной формы окна до пола, почти прилегающие к раздвижным стеклянным с чуть матовым белым напылением дверям на балкон. Полупрозрачные шторы не мешали проникновению солнечного света. Еще одно окно овальной формы с яркой мозаикой внутри. «Спасибо, поставь на тумбочку», - попросил он, небрежно махнув рукой в сторону тумбочки. Завлекающе покачивая стройными бедрами, она так и сделала, чуть склонившись над кроватью, показывая от чего Саймон отказывается. А грудь игриво припрятывал атласный бежевый бюстгальтер с эстетически заманчивым рисунком богатого изысканного кружева. Благоухала она свежестью мандарина, бергамота, теплом белого персика и ванили, спелой сладостью сливы и груши, меда и липовым цветом. Ее плоть казалась бликующе-прозрачной, как капля смолянистого грушевого сока, а смотрящие на него сверху вниз чуть робкие и заботливые офитовые глаза таинственно скрывались под тенью распушенных угольно-черных ресниц… «Amṛtopamaṃ (как нектар!)» Так сексуально и желанно, что Саймон почувствовал, что не удержится: одиночество, в конце концов, прикончит его, нет уже сил молчать, терпеть, ждать, служить, прислуживать – хочется, жаждется до всепоглощающего безумия человеческого тепла – за деньги, за «так», но скитания становятся непереносимыми! Плоть к плоти, ближе, теснее, и Саймон почувствовал, что больше не удержится, он потянулся, как щенок на задних лапах за сотню раз обглоданной косточкой, жарко выдохнул в лицо влажный пар глотки «уходи», и поцеловал в приоткрывшееся губы, сработавшие стальным капканом на его истомлено виноградно-бронзовых. Ривер, Кайли соединились в одном человеке, закрывая от глаз ее порочную низменную сущность… «Останься»…
Саймон не отсчитывал время, но его собственные часы сообщили, что до ночи сон его вряд ли посетит. Может к лучшему, сны это проклятие всех учащихся в Академии, сны тоже могут покачнуть сознание, каждую ночь вытаскивая к поверхности сознания из наглухо закрытых дневных страданий и страхов, повезет, если к утру они забудутся, но тело их вряд ли когда забудет, окутанное холодным липким потом с высохшими дорожками слез и таким тугим комом в горле, что жить отказываешься… Прихватив с собой на балкон винтовку и рожок с СП-5, чтобы немного привыкнуть - из такой ему стрелять не доводилось, но конструкция стандартная, недоразумений он не ожидал, и всё-таки обкат нужен, Саймон вышел на балкон. Чуть прикрыл за собой дверь, позволяя шторам свободно проникать из образовавшейся щели, осмотрел полупустынную местность. Глотнул жаркий сухой воздух и пожалел, что не сделал ни одного глотка коктейля. За домом на окраине тянулась степь. В светло-желтые участки пыли, в которую превратились скудные местные земли, вкраплялись ярко зеленые, будто болотные, многочисленные травянистые островки, и снова всё то же самое – чередование пучков сухой и еще зеленой травы, растущей и укутанной. Неровная, кочковатая с выбоинами ландшафта желто-бурая степь простиралась до самого горизонта, сталкиваясь с лазурью неба, исчезала. Ни деревьев, ни озера, ни скал, ни гор – только степь – великий до жути, непрерываемый простор. Зато, какое небо! Даже с мизерной высоты второго этажа она представлялось ближе и объемней – караваны облаков, как отколовшиеся пласты льдин на весенней реке, медлительно тянулись в стеклянную амиантовую даль, сливаясь в серую дымку на стыке неба и земли. Этот городок лишь жалкое подобие оазиса, кирпичными крышами сгорбленных низеньких домов высившиеся желтым термитником посреди этой знойной пыли. Саймон укрепил на кронштейне к боковой планке оптический прицел, закрепил глушитель, присоединил магазин, такой же принцип запирания, как у автоматов, привет Калашникову, после чего поудобней поставил винтовку на поручни балкона, оглядел полупустыню через прицел, двигая оружие слева направо. Что ж, дальность более тысячи метров, хорошая прицельная сетка, резиновый наглазник, он нащупал тумблер, отлично, даже с подсветкой на случай работы в темноте, есть даже, что его не могло не улыбнуть, дальномерная вертикальная шкала с указанием 1,7 в качестве точки отсчета по средней высоте человека, над верхней пунктирной линией нанесена шкала с делениями, расстояние между которыми соответствует расстоянию до цели в 100 м, а цифры шкалы 2, 4, 6, 8, 10 соответствуют расстояниям в 200, 400, 600, 800 и 1000 м, дополнительная радость, что никаких бликов при наведении на цель – и стрелку не помешает и винтовка не выдаст отблесками. Саймон выбрал в качестве мишени куст с усевшейся чирикать на ней серой птахой. Скелетный приклад удобно уперся в плечо. «Бум», - Саймон плавно спустил спусковой крючок, сухой негромкий звук, как будто сухую ветку лесную сломали, он рассчитывал на спокойный одиночный выстрел, но получил чувствительный удар прикладом от сильной отдачи. «Мда, тяжеловатый ударник… надо держать крепче и плотнее прижимать», - пробурчал он, рассматривая в прицел результаты своей работы. Птицу разнесло на гуляфного цвета клочки, примерно тоже получится, если кинуть крупный перезревший томат в стенку, да, нечто вроде малинового принта в виде сочнейшего двухмерно салюта. Такой же принт был и на карминовом кустарнике в пушке из сизых перышек, да какой-то непонятный кровяной шматочек в пыли под ним. Вывод один – «Винторез» в строю. Правда, как сказал ему Джейн для долгих очередей он не слишком подходит, ну и правильно, не автомат всё же, перегревается ствол, и как только стрельбу прекращаешь, и возобновляешь через какое-то время, «Винторез» начинает безбожно глючить и клинить. Саймон и не собирался переусердствовать с очередями, а бить он будет исключительно под прикрытием, так что… Из номера пахнуло сквозняком, послышались громкие нетаящиеся шаги, смех и неразборчивые голоса. Саймон быстро снимая винтовку, отстранился вместе с ней, в изготовке поджимаясь к левому краю балкона. Голоса становились громче, звонче, перемешивались со вскриками и буйным басовитым смехом. Да что с ним такое! «Ты же не на войне, Саймон», - отругал себя Саймон, опуская на пол винтовку, но всё равно крадучись приближаясь окошку. «Вот так номер…», - удивленно и озадаченно протянул он, не зная то ли смеяться, то ли сердиться. До этого времени где-то шляющийся по борделю Джейн зашел сюда. Да не один, а с теми двумя шлюшками. Стоило ли говорить, что он не заметил, что плащ Саймона аккуратно сложен на кресле как раз напротив кровати, равно как и коктейль на тумбочке. Конечно, до того ли ему было!.. Совершенно съехавший с катушек от женских ласк, он повалил одну из девок на кровать, бухаясь на нее сверху, в то время как вторая, со смехом стаскивала с него штаны, хлопая по ягодицам, как по крупу заартачившейся лошади. Саймон передернулся, сделал шаг в сторону, уверенно смотря на белое кашпо с разноцветными петуниями, они сейчас устроят вакханалию на его постели, в ЕГО номере!.. Ну нет, этому не бывать!..

26.02.2008 в 08:00

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
«Саймон, Саймон, Саймон», - перекатывал он мысли с одного полушария в другое, облокотившись и немного перегнувшись через перила, с наиприятнейшем ощущением в романтичном сердце и распутном паху, прижатом к кованой, с окрасом под золото, решетке балкона с изысканным рисунком в виде переплетающихся кос колючих и лиственных розочек раскрывающих свои выразительные бутоны, смутно внимая сладковатой похоти. В его ли воображении или он смотрел глазами каждого из участника оргии, но Саймон видел, расползаясь в легкой улыбке извечного одиночки, жаркие поцелуи в губы, шею, грудь, скользящую мужскую ладонь всю в смазке, вот она коснулась, накрыла сверху раскрывшуюся горячую промежность, скользнула пальчиком внутрь разбухших половых губок, послышался стон. И вдруг она зарделась, вскрикнула, дернулась, нарочно пытаясь отстраниться, чтобы он не дал ей этого сделать. Новые поцелуи и палец во влагалище – там горячо, влажно, тесно – по коже рук Саймона пробежались мурашки, слюна стала скапливаться в уголках рта, и он резко неприязненно сплюнул ее вниз. Мужчина вытащил палец, начал массировать ей клитор, давая развратнице слизывать проливающийся на простыни сок, и, еще больше возбудившись от такого зрелища, нагнулся, и сам начал вылизывать, часто сглатывая, манящую сливовую щелку, водя языком от клитора до самого анального отверстия. Руки скользят по солнечным бедрам, тонкой талии, переходят на кремовую грудь, задевая твердые острые темно-клубничные соски. Чьи-то поцелуи, прикусы острых зубок в напряженную пламенеющую спину, между холмистых лопаток, вниз по извилистому сильному хребту, метающийся огонек маленького похотливого язычка. И вот она уже она сидела на четвереньках, повиливая обманчиво беленьким задом, старательно, сочно вылизывала мужчине чистый волнующе упругий анус, причмокивая, немного прикусывая кожицу, совсем чуть-чуть вдавливая подвижный язычок внутрь, в то время как ее прелестная белая ручка, нежно играла с его полыхающими жаром лиловыми бубенцами. Мужчине это безумно нравилось, так что он почти падал на локти, мыча и рыча, с готовностью поднимая ей навстречу крепкие загорелые ягодицы, но она уж точно не могла сделать ему того, что он хотел. Саймон, сжался, чувствуя, что его может стошнить или он кончит прямо в штаны. Он присел на корточки, вцепившись руками в решетку, опуская взгляд на вращающуюся каруселью землю, отводя мысли и стараясь концентрироваться на чём-нибудь другом. Но нет. Член стоял колом, воспалено поджатый к животу и нервно дергался, заставляя передергиваться каменеющие мышцы брюшного пресса. Вторая девка умело пристроилась снизу, отводя назад набухающий член, готовый взорваться, своими развратными пухлыми губками, начиная ритмично обсасывать его, щекоча головку и венчик. Но закончить начатое занятие он не дал. Хриплый низкий стон неутоленного желания заставил мужчину поторопиться. Первая даже не поняла когда он успел вставить ей, заменив пальцы эрегированным членом, только удивленно захлопав глазами и надрывно громко застонав, впиваясь скрючившимися пальчиками в смятую простынь. Мужчина не церемонился, с натиском бульдозера безжалостно тараня булькающее и клокочущее, изливающееся смазкой и соком, влагалище. Насаживался он так мощно и глубоко, что Саймон подумал, что его совсем не маленький член уже пашет где-то в ее внутренностях. От такой мысли живот окончательно свело судорогой, болью и жаром, будто кто-то стискивал и выкручивал его кишки. Он вскинул голову, часто-часто заморгав, прикусил переливающиеся кипящей кровью губы, неосознанно скользнув пальцами к рвущемуся наружу члену. Не так, не так же!.. А мужчина всё долбил вглубь и вширь, буквально раздирая, ее ненасытное дупло под аккомпанемент собственного первобытного восторга…
26.02.2008 в 08:01

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Вот и вся интеллигентность. Саймон больше не таился, с высоты собственной испошленной низости осматривая всё то же молчаливое серо-голубое небо. «Что ты не вышел, такая возможность, вродь как была?», - уже успевший натянуть мышасто-зеленого цвета штаны свободного покроя с многочисленными втачными карманами, не набрасывая рубашки, на балкон вышел подымить Джейн. Саймон не ответил. Джейн пошарил по карманам брюк, достал горсть патронов вместе с завалявшейся среди них сигарой, ругнулся, откусил и сплюнул кончик, морща нос от привкуса металла. В заднем кармане отыскал зажигалку, и смог, наконец, расслабленно вдохнуть крепкий пряно-лесной аромат, выпуская и тут же втягивая в себя облако едкого дыма. У Саймона першило в горле. Может от сухого климата и всюду забивающегося песка, царапающего глотку, как наждачная бумага, или от недостатка влаги в слизистой. Язык лип к нижнему небу. Саймон мучительно сглотнул. Чувствовал он себя крайне паршиво. «Однако, ты крепкий парень, - не глядя на Саймона, иронично хмыкнул Джейн, расслабленно пуская дым через ноздри, - я бы не выдержал» Он широко улыбнулся: острые, резные, с небольшими сколами на задних зубах, щелями между передними, на четырех задних небрежно поставлены коронки различных оттенков беж справа и слева на верхней челюсти, а на верхнем резце глубокая щербинка... От него, всегда взмыленного, как скаковая лошадь, пахло потом, солью, солнцем, табаком, теперь еще спермой, и совершеннейшим удовлетворением человека, который получил все, о чем мечтал, и теперь ему нет никакого дела до всего на этой никчемной планете. «Взял бы эту красотку, - он равнодушно пнул ногой дуло винтовки, - да и продырявил бы всем бошки… а че, нет что ли? Нормально ведь, а?» На фоне почти белого песка Джейн казался еще более смуглым – насыщенный цвет горячего шоколада с насыщенным золотистым отливом, сверкающий на хорошо сложенном крепком торсе и огрубелых мускулистых руках, которые теперь задумчиво вращали зажигалку, то скидывая, то набрасывая колпачок. «Ну или… да ты сам понимаешь… у меня бы точно встал», - замялся Джейн. Смущенно?! Батюшки!!! И этот тот человек, который еще пять минут назад как первый дворовый кобель драл течных раздолбанных сук?!.. А ведь жизнь его немного потрепала: Саймон видел сползающих с плеча на руку два длинных узких розоватых шрама, след от удара ножом чуть не доставшего до сердца, сине-розовый рубец над левой ключицей, с внутренней стороны обожженная до локтя правая рука, один глубокий след на животе, уходящий под штаны и на правом боку, скользящий в паховую область – его тело, как карта военных действий, где каждый шрам указывают на место былого сражения. Лицо немного осунулось и заострилось, придав чертам равнодушную жесткость и дрянную самонадеянную наглость, впечатались мелкие и глубокие морщины, коротко выстриженная бородка сделала его более мужественным и суровым, зато плутоватый взгляд так остался игристо-изумрудным. Хотя обыкновенно суженые внешне делали его паранояльнее и злее. Сердце сделало короткий скачок. Саймон ничего не сказал, нагнулся, на какой-то миг оказавшись коленопреклоненным у необутых скрещенных ног, кисловатый желудочный сок перетек в горло. Тошно. Саймон подхватил винтовку и ушел с балкона, безразлично откидывая невесомую дымку тюли. Прошел в номер, непроизвольно вдыхая мокрый, пропавший до мурашек, терпко-черным вожделением. Сбросил простынь на пол, уселся на кровать, взял с тумбочки потеплевший пунш. Глотнул и поперхнулся. Вода попала в носоглотку, заставив его громко кашлянуть. Всё сегодня кувырком. Вернул рюмку обратно на поднос, откусил несколько кусочков фруктов со шпажки, и полез под кровать за «Ингрэмами. Оставаться в номере не хотелось. Муторно. Душно. Но когда он вылез, чуть пропылив рукава рубашки, Джейн хлебал его пунш, выкинув на пол зеленоватую соломинку. «Тебе помочь?», - сухо задал вопрос Джейн, хотя внутренне он бессовестно лыбился своей далеко не голливудской желтоватой улыбкой заядлого курильщика. Но Саймон недоуменно почувствовал, что сейчас подняться он не может. Как шейные позвонки перешибло. Да и очко как-то не по теме заиграло - сжалось и запульсировало - становилось страшно. Слегка коснувшись растревоженных мыслей Джейна, он понял суть вопроса. И никаких сюрпризов для смотрящего сразу в суть вещей, минуя двоякость недоговорок. Как распределяться роли, он думать не желал, как об этом вообще можно думать, когда сидишь на четвереньках задом к тому, кто уже бороздит тебя во все дырки пристальным взглядом. От этих мыслей Саймон начал опять заводиться, кляня и хваля себя за это. Он поднялся, сел на край кровати, не сдвигая колени, но и не расставляя ноги сразу, безлично смотря в напрягшийся пах Джейна. Тот ведь решил для себя, пусть продемонстрирует свое решение. Джейн пробубнил что-то нечленораздельное и уселся на корточки рядом с вмиг окостеневшим Саймоном, на автомате расстегивая ширинку и приспуская брюки, упершись ладонью в грудь, показывая, что он может ни о чем не беспокоиться и лечь на кровать. Джейн сделает всё сам. «Только учти, я не глотаю. В пасть мне не кончать. Уговор?», - единственный раз поднял на него взгляд Джейн, хмуро морща лоб. Вообще выражение лица у него мало изменилось – точно такое же, когда он чистит свою «Веру» или разбирает пистолеты – угрюмо сосредоточенное. Саймону хотелось, чтобы и Джейн хоть немного расслабился, сменив привычную недовольную мину, но рта разинуть не успел – разом перехватило дыхание и мир головокружительно завертелся по часовой стрелке - Джейн деловито впился в его член, смачно и глубоко засасывая, неторопливо, но с тщательным усердием затягивая его в горячую, отдающую хмельной вишней и апельсином, жаркую глотку по самые яйца, начиная неторопливо двигаться вверх-вниз по стволу, зализывая, задерживаясь на каком-то произвольно выбранном участке, до сбоя в сердце, изучающее ублажая вдоль и поперек. Саймон дернулся от неожиданных, ярких и сильных ощущений, в наслаждении, подавляя шумное сбившееся дыхание, поднимаясь всем корпусом навстречу для более тесных объятий, но Джейн предостерег его от излишеств, сжимающейся в кулак пятерней показывая, что Саймону стоит прилечь и не досаждать ему растревоженной чувствительностью. Саймон стиснул зубы и с некоторой досадой опустился на опору локтей. Джейн размеренно вылизывая, вытягивая, придавливая губами, обволакивая нежным языком красную головку и снова проходясь губами и языком по всему стволу, от головки до основания, лаская, поглаживая восприимчивую тонкую кожу, спустился, касаясь яичек, покусывая и щекоча чуть шершавым языком их пушистую изнеженную поверхность. Заглатывать сразу он не хотел, поддрачивая себе рукой, а другой успокаивающе растирая задеревеневшие мышцы живота Саймона, с удовольствием наблюдая, как увеличился в размерах член Саймон. А Саймон едва не сломал себе честью, стараясь не вскрикнуть, не выдавить из себя даже стона, только тяжело дыша и сопя. Руки бесцельно скользили по кровати, каждый раз возвращаясь к телу - к груди, животу, бедрам, и, стараясь не нарваться на Джейна, то ли поглаживали, то ли грубо расцарапывали до алых ремней царапин. Маслянистый член стал твердеть, наливаться, скапливая солоновато-горький перламутр на вершине раздутой головки. Джейн взял в рот целиком, обхватывая плотнее, наращивал темп, стараясь сосать безотрывно, хотя иногда он все же прерывался, вытаскивая изо рта и обильно вылизывая сам член и начавшие краснеть яйца. Пах, грудь, плечи, всё лицо покрылось алыми всполохами. Саймон дрожал и сотрясался, прогибаясь назад, сдвигая и раздвигая стонущие от нетерпения ноги, опасаясь непроизвольно ударить или зажать ими, сосредоточенно пыхтящего носом Джейна. Силясь не давиться, жадный Джейн намеривался заглотить так глубоко, как только это вообще было возможным, распухший огненный член душил, вызывая рвотный рефлекс, тесно прижимался к небу. Дыхание самопроизвольно становилось коротким и частым, как трепещущее сердечко испуганного кролика, резкие короткие вздохи через рот обжигали желудок, спаляя всё на пути туда, иссушая горло и пищевод до выедающей огнем боли, в груди катастрофически не хватает воздуха – она яростно полыхает, как факел облитый бензином. Но скоро и они не могли выровняться, срываясь в судорожные хрипы, Саймон не сдержался и с приглушением сипло вскрикнул, чуя близость разрядки, Джейн подал назад, но Саймон нарушил слово, моментально поднимаясь, сживая коленями Джейна и, вцепился в шею, сдавливая пальцами кадык, не дал, вывернуться, напротив, ускоряясь, резко и быстро двигая бедрами, с силой, бесцеремонно пытаясь затолкать член глубже в глотку чуть ли не по самые бронхи в давящегося, захлебывающегося и дико вырывающегося Джейна. И он бы вывернулся, но Саймон успел кончить ему в рот, слив практически всё, что накопилось, и самому проворно отстраниться, чтобы не получить в поддых от обиженного и разъярившегося Джейна, прыгнувшего за ним на кровать, ухватившего за ноги и стаскивающего под себя с грозным булькающим рыком. «Ах ты сучок дранный!!! Я тебе что сказал – не спускай мне в рот!!!» Так и не кончив сам, еще в перекрутке болевых судорог, он с бешеными глазами уперся в слегка улыбающийся блестящий взгляд Саймона. Язык силы он понимал быстрее и даже охотнее, при этом не умея отказаться от ласковости бережных женских рук, напрасно сопротивляясь обезличивающему прессу Академии. Пальцы Джейна уперлись в гортань, готовые раздавить ее. «Чё лыбишься, ублюдок сранный?!!» Саймон же плавным движением бедер вперед, коснувшись своим членом вздыбленного всегда знойного дружка Джейна, бессовестно ясно намекнул, что не прочь исправиться. Джейн усомнился, но спорить не стал, равно как и предъявлять бесполезные требования.
26.02.2008 в 08:02

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Быстро расстегнув и сбросив рубашку, Саймон нашел взглядом подходящую по размерам подушку и, подсунув ее себе под поясницу, точно отрегулировал высоту. «Снайпер», - вперед замечанию бросив бранное слово, неразборчиво пробормотал Джейн, раздеваясь сам, пока Саймон стягивал с себя брюки. После того, как на нем не осталось одежды, Саймон, задрав ноги повыше, закинул их на плечи Джейна, чтобы тот смог по достоинству оценить красивое ровное очко. Но оценивать он не стал. Лишний раз не приближаясь, вытянув все содержимое носоглотки в рот, прицелился и смачно плюнул точно в ректум. Саймон сдерживался, чтобы не скривиться от неприязненной брезгливости. Джейн понял его отворот головы. Крякнул. И, приставив член, размазал им плевок по отверстию, попытался сразу войти. Но не тут-то было. Сжавшееся кольцо не впускало даже головки. Нахрапом не получилось. «Блин, да расслабься ты – вишь, не входит ни хрена»!», - рявкнул Джейн, давя сильнее, но ректум сжимался туже. Головка с трудом пробивалась внутрь задницы, заставляя покрывшегося испариной Саймона выбрасывать на глянцевые ярко-малиновые щеки просоленные капли водяных искр, натужно выдавливая невнятное мычание в такт бугрящимся мышцам пресса. Страха не было, но дьявольская боль заглушала все мысли и эмоции, Саймону казалось, что он так скоро может вырубиться, не замечая как его собственный член опять становится тверже. «Да что ты за придурок такой, Зорро сранный!.. Я об тебя ща член сломаю!!!» После чего Джейн страшно разругался, последними словами и на все лады распиная Саймона, вытащил свой член и начал рыскать в тумбочке в поисках смазки. «Так, всё, я те так скажу: или ты щас затыкаешься и я счастливо вжарю тебя, тебе же на радость тоже, или сваливаешь куда собирался вместе со всем своим оружейным магазином!!! Ну чё, паскудник, въехал?», - Джейн так осатанело крикнул, что из его нечищеной зубастой пасти пахнуло дешевым вином и легкой мясной гнилью, застрявшей в зазорах между коронками, слюни брызнули на пылающее лицо Саймона. Ему оставалось только опозорено кинуть, в конце концов «Qui tacet – consentire videtur» (кто молчит, тот рассматривается как согласившийся), однако, забывается Джейн… «Ниче, ниче, всё равно резьба в заднице будет, - Джейн немного смягчился, но тут же остро добавил, - я кончить хочу, Розочка, в тебя конкретно и с максимумом удовольствия. Понял?.. Сумеешь расслабиться, тоже получишь кайф…» Выдавив из тюбика побольше смазки, он тщательно и густо намазал сначала своего дружка, а потом и щель Саймона, придвинул его ближе, ощущая какой горячей и нежной стала порозовевшая кожа на бедрах, и сделал новую попытку. На этот раз получилось лучше, и дружок ушел по самые яйца, прежде чем вернулась боль, будто спохватившись, набросившись с новой неистовой силой, словно намериваясь отыграться за своё несвоевременное включение, мышцы вновь окаменели, рот забился ватой. Саймон вздернулся, закатывая глаза и закусывая губу, чувствуя, что его сейчас разорвут на сверкающие наивысшим торжеством осколистые искры, сходя с ума от ощущения того, что Джейн внутри него и эта чертова штуковина немилосердно мучительно заполняет его целиком, овладевая, становясь частью его. Он чувствовал горячее, сильное тело, как незнакомая звезда, палящая над ним, редкие, но так желанные касания его спазмировавшего живота, и яркое отрывистое дыхание на коже, как потоки пустынного воздуха в обветренное изможденное лицо, странное дело, но к шакальему запаху он принюхался. Горячо, слишком горячо и слишком больно, свет мерк, и тело начинало куда-то проваливаться до новой слепящей вспышки бесовского наслаждения. Его силу не сломить, не подчинить, не стреножить никогда и никому, но иногда так отчаянно хотелось, чтобы кто-нибудь это сделал - сыграть, соврать, вообразить и снять с себя ответственность за прошедшее и будущее - вручить ему целиком настоящее, стать обыкновенным Человеком… С немыслимым усилием заставив себя не двигаться, даже не дышать, плотно прижавшись к «черной дырке», Джейн с властной яростью выжидал, пока сахарная деликатная попка Саймона привыкнет к его присутствию в ней, смириться и примет, как должное - как последняя сявка настоящего супермена. Он любил чувствовать свою силу, власть над всем и всеми, оно нравилось ему так же, как держать в руках оружие, ведь по сути то же самое – оружие - сила, отбирающая ее у других, у тех трепечущих по другую сторону дула. Нет, Саймон не такой – на него нельзя навести пистолет и жилами ощутить его страх, но сейчас оказалось, что и его так элементарно просто подчинить, принизить, заставить умолкнуть или вырвать из шелкового горлышка звонкий крик страдания, услышать как щелкают его жемчужные зубы, с наслаждением победы лицезреть в какие слипшиеся клочья превратились его идеально уложенные волосы и как мучительно изогнулась, готовая треснуть позвонками, обыкновенно несгибаемая горделивая спинка. Нет больше идеальности и гордости! И как же высоколобый буржуй мог так низко пасть, и перед кем?! Перед грязным потным наемником, невеждой и медведем! О да, некоторые богатенькие мальчики и впрямь очень любят несмываемую грязь и запашок помойки! И теперь он его – сразу весь и сразу со всеми своими роскошно-дорогими розовыми потрошками!.. Какое ненасытное, прожорливое чувство всевластья!..
26.02.2008 в 08:03

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
Джейн чуть подал назад, начиная вынимать почти до конца под затихающий стон Саймона, и с нажимом и натиском двинулся вперед до упора в его напрягшуюся вкусную задницу, по мышцам спины пробежала сладкая соленая волна. Еще контрольных раз или два, и Джейну надоело ждать. Он начал упрямо набирать обороты, не слушая и не слыша сдавленных криков Саймона, расслабиться тот уже не мог, наоборот, сжимаясь в нервный пульсирующий комок еще сильнее, чувствуя, что эрекция нарастает, в то время как Джейн лихо распахивал сладенький узенький анус, под нетерпеливым напором едва ли не складывая Саймона пополам. Не в силах насытиться, распаляясь сильнее, долбил он с такой частотой и силой, что Саймону показалось, что не только его кишки через рот – зубы вылетят. Слезы из крепко зажмуренных глаз смешивались с горьким потом, покрывая ключицы, шею и всё лицо, из нижней губ сочилась кровь, но он не отпускал ее, впиваясь сильнее, сжавшиеся в кулаки пальцы сминали натянутую грубую ткань матраса. Но ему это начинало нравиться. Боль никуда не делась, она по-прежнему рвалась через тонкие стенки кишок наружу, с размаху ударяя колючей безразмерной булавой, треща от глубоких нескончаемых погружений, которые только нарастали во все возрастающем потоке энергии Джейна, но на первый план от быстрых настойчивых стимуляций простаты, он только нешуточно быстро раскалялся. На вершине своего грехопадения, с криком и конвульсиями, он шумно кончил прямо в живот и грудь Джейна. С ледяными глазами, он был вне себя от кровожадного ликования за собственные успехи, и, совершенно обезумев от разъярившегося экстаза, не собирался останавливаться. Не дав Саймону опомниться, прийти в чувства от пережитого оргазма, быстро развернул его задом, положив на живот, а потом рывком ставя на колени и рукой, ухватившей волосы, прижимая лицом в пропахшей спермой матрас, крепко схватил за опьяняюще вспотевшие смуглые бедра, и с энтузиазмом бросив взгляд на раскрытые складки заднего прохода, пульсирующие, но не могущие никак закрыться, по новой вогнал своего ненасытного дружка, с лихим криком вломившись по самые яйца. Какое вознаграждающее наслаждение горячей плотью! Саймон напряженно рванулся вперед, на разъезжающихся коленях, почти ударился макушкой о железную спинку кровати, но успел схватить ее руками, останавливаясь, вынужденно начиная двигаться в такт, болезненно удивленно поднимая разверзнувшиеся широкие лопатки, выгибая спину дугой, но Джейн держал его крепко, и он закричал уже в матрас, чувствуя как хрустит сплющенный нос, а дышит он уже соками какой-то из тех шлюх, что были до него. И тренировки дали непроизвольный отчет: всё, что здесь было, все, кто здесь был, разом рассмеялись в его голове - так много, так больно - как пытаться вникнуть в каждое словарное слово, перелистывая со скоростью ветра его многотысячные страницы, впитывая в себя все их эмоции, чувства, желания, сладкие страдания - впитывая телом и мозгом, по полной программе получив временную бесконечность адской агонии от этой дикой круговерти и стирающие его собственные мысли и чувства удовольствия. Разметавшаяся мгла черных или туман белых волос и хохот в лицо их шоколадных или молочных лиц, обезображенных от беглого перебирания пальцами ярких пестрящих перед широко раскрытыми глазами иллюстраций. Саймон конвульсивно дрогнул, почувствовав связь со всеми предметами в комнате, будто он набросил на комнату рыболовную сеть, поймав в нее абсолютно всё, даже наслаивающиеся на прерывистые чужеродные мысли, трещащий помехами шепот, дрожащие в воздухе мольбы, резкие проклятия, долгое эхо стонов, вибрирующие слова на незнакомых языках и звучные крики тех, чье присутствие осталось в его оплавляющемся сознании. Бокал на тумбочке, оконные стекла завибрировали, покрылись паутиной тончайших мраморных трещин, готовые лопнуть десятками льдистых осколков. Корчась, он беззвучно закричал, сжался в комок, слепо и глупо ударился, боднув головой, прутья решетчатой кровати. Один из них прошелся аккурат вдоль фронтально-теменной области, будто и впрямь впечатываясь в ставшую пластилиновой кость. Тупая, сильная, боль проявилась не сразу, но от нее, Саймон оглушено открыл рот, ослабнув на какой-то миг, дезориентировавшись, оглохнув - сознание покачнулось, подернулось пеленой. Но связь истончилась, постепенно теряясь. Огонь вокруг него угас. Саймон прикрыл глаза: кричать или жалобно вскрикивать он не мог, только измученно еле слышно стоная, вконец взмыленный и усталый, расслабив мышцы, предоставив Джейну, отпустившему его волосы, вцепившегося теперь в бедра, едва ли не всем телом давя на хрустящую поясницу, неограниченное количество раз мучить его, азартно ударяя по румяно-алому от безостановочных звонких шлепков заду. В комнату спустилась ночь, в забытье, утративший чувство реальности, Саймон не видел, не слышал и не чувствовал ничего, перейдя грань возбуждения и страдания, бездыханно упав на дно еще недавно казавшейся бездонной пропасти в голографически-трехмерные объятия охваченных пламенем тлеющих гневно-багровыми углями белые асбестовые тела преступных грешников. Пока Джейн, наконец, не кончил прямо в знойные недра карамельно-упоительной пещерки, после чего, резко выдергивая член, толкнул помертвевшего обессиленного Саймона между лопаток, так что тот истощенно свалился на живот, распластавшись лягушкой на кровати, загнанно дыша ртом в сторону, задыхаясь, вздрагивая всем телом и опять, вытаращив слепые прослезившиеся глаза, продолжал глотать водянистый терпкий воздух. Джейн и сам только теперь почувствовал слабость, незаинтересованно-пресыщенно сползая с дрожащего, насквозь мокрого и конченного Саймона, спихивая его, как труп, ближе к правому краю кровати, а сам привольно устраиваясь на бок в левой части ложа.

26.02.2008 в 08:03

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.

Четко поставленная цель подразделялась на следующие задачи: выяснить кто этот человек, каковы его цели, кто его нанял, какой информацией он владеет и как проник в Академию. Всё серьезно, никаких сбоев быть не должно. Страховать его будет Фред Хизер. То, кого мог увидеть человек в маленькой приглушенно освещенной комнатке, будучи пристегнутый наручниками к стулу, со вкрученными в пол ножками, были двое мужчин в одинаковых, без каких-либо знаков различия наглухо застегнутых светлых одеждах. В солнцезащитных очках и черных перчатках. Один из них присел на стул рядом с дверью, второй подошел к нему и снял очки. Саймон знал, что за ним наблюдает камера, фиксируя каждое его движение. Человек, с заклеенным ртом был в состоянии полудремы. Состояние его сразу не понравилось Саймону, но задачи были главнее личного мнения. К тому же, под воздействиями транквилизаторов человек будет меньше сопротивляться, и считка пройдет менее травматично для них обоих. Саймон снял очки, положив их на круглый стеклянным столик рядом, туда и перчатки, взял за руки и приступил к поиску, сразу погружаясь в чужой, богатый красочными событиями мир. Саймону он был не нужен, проговаривая про себя основные задачи, он выискивал в проносящихся потоках только необходимое, стараясь не вникать, не слышать и не ощущать посторонние влияния. Как только он удалялся от намеченных задач, сразу возвращался, он, как собака, вынюхивающая в воздухе малейшие признаки съестного. Саймон мог звать человека, задавать ему вопросы и слушать урывки его ответов, клоки проносящихся рядом мыслей, всякий раз отдаляясь от захлестывающего и манящего тока визуальной и тактильной информации. Собрать нужное и перенаправить по открытому каналу к Фреду Хизеру – просто. И сначала всё именно так и складывалось – обмениваясь информацией о своем состоянии, он скидывал Стражнику значимую информацию, выуженную из сознания человека. А потом всё резко изменилось. Его состояние вдруг ухудшилось. Саймон ощутил это на своем сердце. На какое-то мгновение стало очень холодно, а потом вместо свободно путешествующих информационных токов, сознание запылало. Ярче, жарче, обжигающе, токи исказились, покрылись глубокой рябью, начали наслаиваться одна на другу, прерываться, опускаться на нижние уровни, поднимая оттуда, как пыль, совершенно незначимую, почти забытую, в виде небольших ослепительно сценок, расплывающихся застывших картинок, отдельных неустойчивых образов, цепочек фраз, мимолетных стынущих прикосновений. Что с тобой? Но человек забился рыбой на мелководье, неосознанно перегружая себя воспоминаниями о том моменте, когда его поймали, тех страхам, с которыми он шел сюда, перемешивая до неразделимой однородности с тем счастьем, которое было у него, когда он еще был женат, и когда была жива его шестилетняя дочка. Это был полный и абсолютный хаос, лишенный всякого намека на хоть какую-нибудь системность - ни одной четкой цепи - всё вперемешку, всё в огне... Он УМИРАЕТ!!! Саймон пятился, уходил, но избавиться от такого мощного наплыва, бомбардирующего разрывающийся мозг со скоростью проносящихся мимо стрел, не мог, крича во весь голос. Будто идти по болоту с палкой - все равно оступаешься, начинаешь проваливаться, дергаешься в другую сторону, и опять нога начинает вязнуть, вопишь, бьешься, рвешься вперед, торопишься, сердишься, оступаешься чаще - и всё повторяется, а идти еще так далеко. И бросить, вернуться, но так мало ответов он смог уловить - распадающиеся прямо перед глазами образы, стоило только к ним притронуться, чтобы запечатлеть, ни до чего, ничего он не мог коснуться. Крики, удары, вспышки борьбы, гнева, ярости, ужаса – они сломали ему ребра, грудину - вот оно что, ведь легкое повреждено - руку, серьезно, невыносимо, ужасный винтовой перелом лучевой кости – его боль втыкалась в плоть Саймона зубьями пилы, прорезая кость, спиливая с брызжущим фонтаном крови, неестественно отваливающееся, как рука манекена, кисть. Сердце этого человека скоро остановится от количества введенного транквилизатора, его мозг почти мертв, раскрывая вместо ответов, яркие галлюциногенные, ничего не значащие для Саймона образы, отчего тот слеп, терялся, сбивался с пути, только головная боль стала его единственным спутником в чужой подземный мир. Саймон торопился, злился, все спрашивал, спрашивал – уже без церемоний давил, рвал в клочья его светящиеся солнцем драгоценности, сбрасывал их, липнущих, с себя, уходил глубже за тем, что когда-то находилось на поверхности, уже почти не слыша Фреда, крика в его разрушающееся сознание, соскребая пальцами с разметанными по полым стенкам обрывки фраз, требуя новые, точные данные, увязая в обволакивающей кинопроекторной пленки давно ушедших дней. Семья, семья, семья - у этого человека семья были самыми светлыми и самыми драгоценными воспоминаниями, это всё, чем он жил и с чем боролся, отдаваясь долгу перед страной, работой, а теперь это еще и всё, что он пытался сохранить или унести за собой на тот свет – незамутненную, очищенную от лжи и страхов светлую память о ней, перечеркнутую и обезображенную болью, убийствами, смертью, которые он видел, которые он нес, выполняя свой долг, дополняя и собственной начавшейся агонией. А два вопроса оставались открытыми. Вымерзало, гасло, затухало, вращалось во всех направлениях, осыпая бьющегося в эпилептическом припадке Саймона пеплом и прахом, вырывалось, кричало о спасении, не слыша и не слушая его. Бежать по разрушающемуся под ногами мосту. «САЙМОН!» - орал Фред, но голос его стремительно затихал. Крутясь по одному месту с рассыпающимися прямо в руках мертвыми застывшими фрагментами, Саймон не мог остановиться, понимая, что потерялся, что умирает быстрее, чем ищет, затягивая в смертоносную воронку, и сделать уже ничего не мог. Крышка гроба упала без единого звука. Только темно стало.


Саймон открыл глаза, как и не спал вовсе – моргнул. Без изменений.
Если пересматривать один и тот же фильм по многу раз, ощущения от него притупляются, теряют насыщенность, больше не гнетут и глаза остаются сухими. Только сердечко немного быстрее начинает колотиться. Совсем немного. А еще осадок какой-то неприятный. Не более того. Отболело. Изжило. Соединилось и осталось в нем.
Саймон неподвижно лежал на правом боку, каждой клеткой своего насытившегося тела, ощущая боль во внутренностях. Задница болела страшно. Он резко выдохнул, избавляясь от остатков сна. Не знобит. Подышал неглубоко, слушая тишину и мирное сопение Джейна слева от себя. Солнца по-прежнему было затянуто легкими тучками, поэтому комната казалось серой, тусклой. Который час? Сколько он проспал?.. Надо подниматься. Саймон, уфнув от резкой боли в пояснице, под легкий скрип кровати сел, но сразу же разбудил недовольного и помятого со сна Джейна. «А?! Чё такое?.. Чё случилось-то…, - перекатился на спину и мутно воззрился на Саймона, - Козочка, ну ты и зараза всё-таки, поспать не даешь… который час-то хоть?» Саймон дернул плечом, хотелось потянуться. «Мда…» Джейн подложил руки за голову, скрещивая ноги. Он опять думал о куреве, но не спешил. Чего-то ждал. Саймон стянул с брошенную точно на тумбочку рубашку, поднялся с кровати, и взглядом начиная искать на полу брюки. Джейн громко крякнул, привлекая внимание. «И ничего не скажешь?», - Джейн не вытерпел, подпрыгнув, усаживаясь на кровать, разворачиваясь лицом к Саймону в позе лотоса. С приготовленным заранее выражением лица подойти и поцеловать его, чтобы можно было с чистой совестью… «Нет» Саймон не с первого раза попал в брючину, оперись локтями о стенку, подтянул брюки, застегнул молнию. «Хех!» Крайнему изумлению Джейна, граничащего с шоком, не было предела. Это ему обычно после бурного секса нашептывают на ушко, как они счастливы и безмерно ему благодарны, какой он мачо и супер любовник, а тут он сам клещами тащит ответ Саймона. С другой стороны никаких телячьих нежностей с мужиками он никогда себе не позволял и встречных бы не допустил. Пусть только попробуют – в торец и делов то. Он не пидор какой-нибудь, а настоящий мужик… А внутри подлая мерзость засела. Зло. Обидно. Хотелось поставить на место этого сопляка, напоследок крепко приложить его ангельским личиком в пол. И повода-то он не давал ему! Хоть вой!..
«Дурею я с тебя, чувак», - восклицание было единственно доступным ему средством в рамках дозволенного, после чего он разочарованно насупился и со своей стороны поискал брюки, нащупывая в карманах очередную сигару, достал зажигалку. И, раскурив прямо в комнате, выразительно сплюнул, завернулся в отброшенную Саймоном простыню, и в раскачку потопал на балкон. «Ваще псих гребанный…» Застегнув на все пуговицы рубашку, Саймон обернулся. Надо бы сказать. А впрочем, ведь всё по обоюдному согласию, без намека на построение каких-либо дальнейших отношений. Хороший секс. Памятливый. Теперь можно и расходиться. Приятно читать мысли. Не к месту сейчас будет рассыпаться перед Джейном в комплиментах, да ручки ему целовать, не поймет он этого, не примет… Саймон вытащил из-под кровати автоматы, закидывая за спину, набросил на плечо винтовку и оставил номер.

Фред смог тогда его вытащить из головы человека, имени которого он даже не знал. После чего Саймону пять дней кололи успокоительное и витамины, чтобы он смог быстрее восстановиться. И он справился. Не быстро, зато справился. Во снах к нему являлась жизнь этого несчастного, но со временем перестала нести в себе гнетущий надмогильный ужас… Поэтому они всегда работают парой. Держат связь, контролируют, прикрывают, если надо, выручают друг друга. Зародившаяся однажды связь не гаснет годами, сильнее привязывая – каждый из них является частичкой другого…
«Homo toties mortitur, quoties ammitit suos» (человек умирает столько раз, сколько теряет своих близких)

Фреда не стало через семь месяцев.

В их группе из шести человек осталось четверо.

26.02.2008 в 08:04

Мне важно казаться, а не быть. Просто быть мне не интересно. Внутри себя нет ничего хорошего.
ВСЁ!!!
Фенита аля комедия :-/.

Далее кина не будет.

Ждем-с мнений. :guns:

Расширенная форма

Редактировать

Подписаться на новые комментарии